— А ты как же?
— Я — это я. Дальше слушай. Рыцарям, баронам и прочим дворянам проще и в то же время разнообразнее, и в быту, и в общении с себе подобными, но ты-то простолюдин! Будь ты хоть четырежды премудрый в науках — кто тебя пустит из солдатской палатки в командирский шатер? Можно выбиться в рыцари из простого ратника, но это тебе должно крепко повезти, а даже и с везением — не один и не пять лет пройдет, прежде чем добьешься... До этого же — черная ли ты рубашка, да хоть розовая в крапинку — хлебай из солдатского котла и слушай звуки из солдатских голов и задниц, они, кстати говоря, бывают очень сходны, так что и не различишь порою. Усвоил?
— Ты раньше этого мне не говорил.
— Ты и не спрашивал. Тебя ведь, в основном, иные мечты одолевали — где лучший портной, шьющий черные рубашки, да как бы покрасивше приладить боевые шрамы на лицо.
Лин покраснел и смолчал: стыд прошиб его по самые уши. Гвоздик растерянно пискнул и на всякий случай стал держаться вплотную к Лину...
— Гвоздик, ну что ты вечно путаешься под ногами! Я ведь было, чуть лапку тебе не отдавил! Беги вперед, крошка, беги...
— Я почему тебя думал в гладиаторы определить? Там можно кое-чему выучиться, и если повезет — разбогатеть, сменить сословную ступеньку: с низшей перепрыгнуть куда-нибудь повыше... Не захотел. И в храме то же самое: повезло бы — пробился бы в иерархи, получил бы доступ к знаниям, к чинам, к простору бытия...
— Как это — к простору бытия?
— А так. Погоди, подберу слова попроще... Значит, простор... Захотел — в столицу поехал, челом Императору бить, дабы тот высочайшею волей исправил те или иные несовершенства мира... Ну... например, сказать Императору, что народ страдает от глупости, либо воровства его слуг, власть предержащих... Понимаешь? Или не совсем? Короче говоря: захотел ты, будучи верховным жрецом, — взял и поехал в другой город по своим надобностям, захотел — отгрохал своему богу храм побольше, а в нем себе святилище... соответственное... А захотел — заперся в темную сырую келью, на хлеб и воду, на долгие молитвы, подавая пример малым сим... Захотел — заклеймил, захотел — простил. Захотел открыть братии свет просвещения — позволил им книги читать. Решил, что, кроме молитв и постов, им ничего более не надобно — объявил об этом во всеуслышание волею бога или богини... Если ты им, богам, предан душою — те нисколько не против будут, что бы ты там ни решил по отношению к простым нижестоящим смертным. Это и называется — простор бытия. В холодном ли чулане он живет впроголодь, нежится ли на пуховых перинах и жрет от пуза — все ему в радость, если он сам этого пожелал, а не чужую волю исполняет... И наоборот. Понял?
Лин кивнул:
— Вроде бы.
— Ты пока невежественный и темный, как последний десяцкий, но ум у тебя живой, светлый, гибкий. Ты бы мог со временем пробиться в верховные жрецы, если бы в послушниках не надорвался бы и не помер. Но — не сложилось и тут. Если же и Снег тебе и твоим мечтам не потрафит — уже не мои заботы, я буду очень далеко, сам живи и сам разбирайся.
— Страшно. — Лин произнес это с печалью в голосе и лице, и получилось настолько по-взрослому, что у Зиэля даже брови подпрыгнули, но следующие слова Лина вновь принадлежали маленькому мальчику. — А он разрешит мне... с Гвоздиком играть? Чтобы он всегда рядом был?
— Почему же нет? В пещере места полно, и ему уголок найдется. Если, конечно, ты его приучишь на улицу проситься, а не пачкать жилое пространство.
— Приучу, конечно. Ура! Гвоздик, понял!? Рядом жить будешь!
Гвоздик подпрыгнул, целиком и полностью разделяя внезапную радость хозяина, и совершенно отчетливо тявкнул.
— Ага! Зиэль! Теперь-то ты слышал, как он залаял? А не запищал!
— Подумаешь... Один раз не считается, да еще и не понять — авкнул он или мявкнул?
— Не-ет, нетушки! Все знают, что у охи-охи лай похож на горулий и на волчий.
— Угу, а у твоего Гвоздика, может быть, на свинячий именно! Ты зачем его отборным мясом кабанчика, на трех густых травах запеченного, кормил? Превратится теперь в хрюшку, будет хрюкать, а не лаять.
— Не будет. Ой... Зиэль... — ноздри Лина явственно почувствовали что-то такое... пахнущее жильем и человеком...
— А-а... То-то я думаю — когда ты проснешься, запах дыма учуешь? Сивка-то и Гвоздик твой давно уже пофыркивают... Это у нашего отшельника очаг, не иначе. Надо его предупредить... Зиэль откашлялся и громко, хотя и вполголоса, забасил любимую свою песню:
— Солдат идет с войны... И все ему хоть бы хны!..
Словно бы и нет под ногами дороги, или хотя бы тропинки, а идти легко, ноги не спотыкаются по камням и выбоинам, ни у людей, ни у зверей. Вроде бы и густой кустарник вокруг, а одежда за ветки не цепляется. Дымком же пахнет очень даже ясно. Едой не пахнет...
— Обратил внимание, что природа к нам дружелюбна? Ни гнусы нас не жалят, ни колючки по лицу не стегают... Это значит, что старый хрен издали нас почуял и не против гостей. Нежданным и незваным куда как тягостнее бродить в этих пределах. Возьми-ка, на всякий случай, на руки Гвоздика, либо сунь его в мешок и к седлу пристегни... Вдруг он попадет в ловушку или под заклятие...
— Нет, я лучше на руки.
— Тоже выход. "Куда ж ты, сокол, лети-ишь!.." Эй!.. Снег! Это Зиэль! Ну, ты где?..
Заросли вдруг расступились и выпустили путников на открытое пространство. Будущие гости остановились посреди крохотной, двадцать локтей от края до края, круглой поляны, южную половину которой окаймляли камни маленькой скалы, а другую половину ограничивал невысокий кустарник, имени которому Лин не знал.
— Глаза разуй.
Лин обернулся на голос: у них за спиной, в шести локтях, на самом краю зарослей, стоял человек. Больше всего Лина поразила одежда этого Снега, мысленно он уже привык видеть ее белой, в виде плаща или хламиды. А на самом деле, человек этот выглядел просто, и можно сказать привычно: полурасстегнутая кожаная куртка на голое тело, портки, заправленные в низкие сапоги, непонятного вида шляпа — все в обычных серо-коричневых красках... В руке длинная прямая палка с железным клювом... С двумя клювами-наконечниками: верхний поперек палку венчает, а нижний вдоль, как бы насажен по примеру копья, в траву нетяжко упирается... Борода есть, седая, но небольшая, у Зиэля куда длиннее...
— Я смотрю, посох у тебя тот же. И повадки те же — подкрадываешься хорошо. У меня чуть родимчик не случился от внезапности!
— Только не пытайся вызвать во мне жалость, или хотя бы доверие к твоим словам. Ты, я смотрю, конем разжился? И почему-то не один?
Лин, Гвоздик и Сивка стояли тихо и молча: именно так и надо себя вести в незнакомом случае. Пусть главный все поймет в окружающей действительности, и все решит, как им дальше поступать... Иначе — плохо. Не в этот раз, так в другой, но болтовня и беспечность неминуемо обернутся бедою: поход — дело опасное, все должны в нем знать свои права и обязанности, чтобы им легче дышалось и дольше жилось.
— Со спутниками, сам видишь. Рассчитываю на кров и прочее гостеприимство. Завтра — дальше двинусь. Принимаешь гостей?
— Угу... Небось, нарочно под дождь подгадал, чтобы уж наверняка?
— Слушай, Снег! Тебе не стыдно? Ну что ты меня обижаешь? Как ты мог такое подумать, мы ведь сто лет знакомы! — Зиэль от возмущения развел руки в стороны, но в искренность его не поверил даже Лин: очень уж довольная ухмылка у Зиэля, кроме того он своими ушами слышал расчеты насчет дождя и ночлега.
— Именно поэтому. Дым нюхал?
— Что? А!.. Намек понял: у нас в мешке целый олешек лежит, очага просит. Это тебе от нас подарок. Чтобы дым от твоего очага насквозь пропитался вкусными запахами. Ну... есть еще остатки хлеба, лука... Лин, есть у нас лук?
— Есть. — Лин понял, что своим обращением к нему Зиэль хочет выставить его на погляд, потому что...
— Лук и чеснок и у меня есть. А также всякие иные коренья и травы, лечебные и продовольственные. Этот... будущий подросток с охи-охи на руках... — кто тебе? Воспитанник?
Зиэль крякнул и покрутил бородой. Он явно рассчитывал перейти к сути дела попозже, после ужина...
— Скорее, попутчик. Тут такое дело... Слушай, Снег, у меня Сивка недавно перенес тяжелое заболевание на ушах — видишь, прядает — и ему противопоказаны вечерние дожди. Ты бы не мог...
— Да, накрапывает. Пойдемте. Вечерние дожди... Всегда от тебя подвохи и напасти, Зиэль, просто всегда! Но — не смею отказывать князю мира сего.
Лин вытаращил глаза на обоих собеседников. Князю??? Неужто Зиэль на самом деле — сиятельный князь, под чужим именем путешествующий по дорогам, подобно богоравному Аламагану!.. Вот было бы здорово!
— Хорош князь — на одном коне пожитки! Вот зачем ты надо мною смеешься, Снег, мальцу голову дуришь? Он ведь всему верит, что взрослые говорят. Слушай, дождь в самом деле начинается. Что стоим-то?
— Идемте. Намокнуть не успеем.
Путники, вслед за Снегом, подошли к скале и увидели скрытый до этого проход, трех локтей в ширину и четырех в длину ... Пройдя сквозь каменный свод, они очутились еще на одной полянке, такого же размера, только эту со всех сторон окружала скала. Она уже и не полянка, а дворик, с хозяйственными постройками и приспособлениями. И вход в пещеру имеется — вот он, закрыт небольшой деревянной дверью.
— Сивка его зовут? Поставь Сивку под навес, вон коновязь. Сейчас ему овса принесу, у меня где-то был запасец, нарочно для непрошеных гостей... Лошади-то в любом случае не виноваты в назойливом нахальстве их бессовестных хозяев.
— Это ты обо мне?
У Лина сжалось сердце: та же довольная ухмылка на лице у Зиэля, тот же спокойный голос, однако, словно холодом из ледяного погреба пахнуло от его вопроса.
— Нет. — Снег неспешно повернул голову и встретил взгляд Зиээля, не отводя своего. — Не о тебе, не нагнетай. Ты от меня гостеприимства ждешь или объяснений в любви и преданности?
— Гостеприимства и дружбы, как всегда. А без преданности твоей я раньше обходился и впредь надеюсь обойтись. В чем дело, Снег, что с тобой, не с той ноги встал?
— Эх... Вроде того. Сон мне был, предвещающий долгие заботы — а тут ты. В руку, стало быть, сон. На очаге будем жарить, или на противне? Ты как? Или похлебку сварганим?
— О! Точно! Похлебку! Я всегда говорил, что... — Зиэль обернулся к Лину, принимая того в собеседники, — что Снег — умнейший из людей! Да, Лин, говорил ведь тебе? Похлебки мы давно не ели, с самого города Шихана, соскучился я по горяченькому жидкому. Ты так один и живешь?
— В основном да. Готовлю сам... в основном.
— Вот мешок, в нем свежее мясо. Соль, перец, если надобно... Давай вместе столешницу поставим, ловчее будет...
Мужчины вдвоем установили столешницу на козлы и придвинули поближе к огню.
— Перец я не люблю, к соли равнодушен. Ты почему весь сжался, мальчик Лин? Что тебя так внезапно дополнительно взволновало в моем жилище?
Но Лин сидел словно каменный, язык ему не повиновался, почти как в ту ночь, с нафами... Эта обеденная комната, здесь очаг, здесь стол... А у него Гвоздик на руках... Он осквернил... В трактире "Побережье" — там другое дело, там все свои были, да и щенок был совсем уже малыш, младенчик... Боги, что сейчас будет...
— А-а-а... Какой у тебя вежливый парнишка, с нежной совестью! Он боится, что нарушил некие бытовые уложения о животных в доме! Запомни, Лин: здесь я хозяин, и домашние законы — тоже я устанавливаю. Пусть твой щенок побудет сегодня с нами, я не возражаю. Проситься умеет?
Лин кивнул. И еще раз кивнул, сильнее, чтобы виден был его ответ... язык-то пока не оттаял...
— Тогда пусть с нами вечер коротает. Но уж коня в дом запускать не будем, тесновато получится. А, Зиэль? Громовых раскатов не боится твой Сивка?
— Не будем. — Зиэль благодушно качнул бородой и вытянул ноги в сапогах поближе к огню. — Не боится, возле мешка с овсом он у меня ничего не боится.
За стенами, снаружи, бушевала гроза, дождь был вовсе не дождь, а сокрушительный ливень: Лин высунул было нос за дверь — вместо дворика настоящее озерце бурлит, а молнии — одна другую перегоняет. И грохот на весь мир!.. Как же быть?
— Отхожее место у меня — не только на дворе, мальчик. Иди туда, прямо, потом направо, в самый конец. Возьми свечу. Охи-охи своего нам на сохранение оставь, если хочешь. А? Не то упадет куда-нибудь?
— Не упадет. Спасибо, я мигом...
— Не промахнись.
— Стой! Щенка оставь, как тебе было сказано, ты совсем уже обнаглел. Мы со Снегом за ним не хуже твоего присмотрим.
Действительно, как ни крутись — а Зиэль опять прав: Гвоздик должен время от времени оставаться без Лина, один на один с окружающим миром, иначе бойца и воина из него ни за что не выйдет... Терпи, Гвоздик, никто тебя не бросит.
Таких отхожих мест Лин еще не видывал! А ведь он и в одном трактире был, и в другом... И еще где-то... Узкий коридор, указанный Снегом, вывел его к дверце, за дверцею — не чулан с низеньким потолком, но полуоткрытое пространство пещеры! Словно бы гигантская ниша выдолблена в скале: сверху каменная толща, справа она и слева, а впереди длинная и высокая пустота, а за нею широченная щель в скале, сквозь которую видны облака и молнии. Молния полыхнула особенно ярко — осветила далекие деревья. А внизу журчание... Внизу ручей! Ветер сюда почти не достигает, свечка ровно говорит, но какой с нее толк здесь, среди таких просторов? Зато молнии — да, осветили и небо, и ручей, текший внизу, под деревянным настилом... струйка вода из стены, чтобы руки мыть... Лин быстро сообразил, чем тут и как пользоваться, но покидать удивительное отхожее место не спешил... Пахло тут зеленью и дождем... И грозой... И всё. Здорово! Но восхищение мгновенно перебил ужас: нафы! Они ведь могут сюда прийти, это место обитания как нельзя лучше им подходит! И если они боятся Зиэля, то завтра... Да и сейчас Зиэль далеко... Лин подхватился и, не медля больше ни единого мига, помчался к двери, впопыхах забыв, что дверь нужно тянуть на себя, а не толкать... Чуть было сердце не разорвалось!
Гвоздик с радостным урчанием поспешил ему навстречу, а мужчины замолчали и дружно посмотрели на него. Лин успел кивнуть, в знак того, что он — это он, а не чужак из-за двери вернулся, подхватил Гвоздика на руки, присел к столу, а молчание все еще висело в воздухе.
— Послушай, Зиэль... Я не собираюсь состязаться с тобой в хитроумии, я просто хочу понять цель и суть подвоха. Зачем?
— Да я тебе искренне... Случайно! Случайно все так получилось... Сапогами клянусь! — Зиэль даже слегка приподнял правую ногу и указал на предмет клятвы, но и она, похоже, Снега не убедила.
— Случайности и ты? Не слишком ли смешная шутка для ушей старого больного отшельника?
— Представь себе! Не ищи в моей просьбе никаких интриг и умыслов, нет их. Кстати сказать, насчет случайностей... Я их наоборот — берегу, мне с ними жить приятнее и веселее. Ну, сжалился разок — с кем не бывает? Ты же видишь — здесь все чисто. В обоих щенках. Одно, правда, темное пятно есть, но и тут уж я не виноват.
