Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Аийя-каргана! — прошипел в сердцах Хист. — Точно под ложем пора любовников проверять!
И он на полном серьезе наклонился и заглянул. Вернее, попытался. Яха, девочка не из маленьких, коварно набросилась на него со спины, пытаясь провести освоенный с Вортой прием и завалить его на ложе. Естественно, Хист чуть не сломался и рухнул, Яха сверху... и тут события понеслись стремительно. Для начала на них с размаху бросилось здоровенное бронированное нечто, по виду так вылитый боец группы спецназ по кличке Лапа. Потом... наверно, бойцу чем-то прилетело по почкам, потому что Лапа взвыл, но прикрывать императорскую чету не перестал, даже наоборот сильнее растопырился. А за пологом в шатре вскипела яростная схватка, кто-то голосом Урсаша в сердцах помянул ит-тырк-кнорк , хрустнуло...
Хист выбрался из-под Яхи и живого щита, быстро огляделся. У императорского ложа действительно лежал "Кулак" и шипел от боли. От метательных топоров бойца спасла трехслойная броня. За оборванным пологом спецназовцы торопливо рубили кого-то мечами. И снаружи шатра тоже происходило эмоциональное и быстрое действие...
Все же "Кулаки императора" были настоящими профессионалами — Хист даже не успел выхватить саблю, как всё было кончено.
Коллеги, — презрительно пояснил Урсаш. — Это были наши коллеги, командир. Простой армейский спецназ. Пейзане нетренированные! За Яхой приходили. Или за тобой. Не дает им покою пророчество! Вот же дурь! Оно, может, еще и не исполнится!
А что ж топорами, а не спецсредствами? — только и смог пробормотать Хист. — Спецсредствами они бы нас враз!
А кто им позволил бы? — удивился спецназовец. — У нас против их спецсредств собственные имеются!
Изрубленных террористов вытащили. Полог повесили на место. Яху в окружении бронированных бойцов увезли к Гончарам. Урсаш хозяйски прошелся вокруг императорского ложа, огляделся.
Извини, командир, но спать отныне ты станешь с охраной, — серьезно сказал Урсаш. — То есть с Яхой, конечно — но и с охраной тоже! В другой раз Лапа может и не успеть! А нам император с топором промеж лопаток не глянется. И тем более Яха. Как ее с топором на спину опрокинешь? Так что...
Хист потемнел лицом и опасно склонил голову.
С охраной, значит, спать? — угрожающе прошипел он. — Зарублю!
Кого? — осторожно спросил Урсаш.
Всех! С охраной спать?! Где Джайгет? В рейд!
И император бешеной кошкой выскочил из шатра.
Володя — последователь...
Девочки приплясывали перед ним, принимали соблазнительные позы и канючили:
Вовчик, возьми нас, а? Ну ты чего такой бесчувственный, а? Ну Вовчик!!!
Нет! — строго сказал он. — У меня есть Олеся! Мила есть! И весь девятый класс! Мне женщин хватает!
Не верю! — пробасил в дверь Типун и быстренько исчез.
Пошел вон, урод! Вовчик, ну мы же на все согласные!
Да возьми ты их, раз на всё согласные! — раздалось от дверей.
Пошел вон, урод!!!
Вы не знаете, на что подписываетесь! — намекнул он.
Знаем, не маленькие! Как деньги делите, знаем! Как Марусюк себе байк прикупил, тоже знаем! Про Нинель Сергеевну всё знаем! Мы к ней пойдем попросимся!
Ах, деньги...
Он с любопытством оглядел подружек. Ну почему девачки ходят парами, кто бы объяснил?
Значит, деньги, — пробормотал он, и девицы приободрились. — Ну, деньги... и что? Вот я вас приму в ансамбль. Полгода тренировок. Если не убьетесь, начнете выступать и зарабатывать. Но после первого же концерта к вам подойдут люди в форме и скажут... да мало ли чего можно сказать? Скажут, вам разрешения никто не давал жить хорошо. И отберут всё.
В класс потихоньку начали просачиваться заинтересованные слушатели. Вообще-то факультатив у девятого класса уже закончился — но как уйти, если сначала про женщин говорят, на всё согласных, а потом вовсе про деньги, которые отберут?! И не захочешь вернуться, ноги сами назад понесут.
Он смотрел вопросительно и строго.
Девицы мялись. Да, то, о чем говорил Вовчик, бывало с их родителями, и еще как бывало, но...
А мы потихоньку, чтоб никто не знал! — наконец сообразили девачки.
Ничего себе потихоньку, в коридоре слышно, что про деньги.. — разумно заметили из-за дверей.
Пошел вон, урод!..
Кстати про урода, — напомнил он. — Этот урод вас тоже после концерта встретит. И всё отберет. А пожаловаться в милицию уже никак, вы же тайком и потихоньку.
И отберу! — признался Типун, не появляясь на всякий случай на глаза.
Классному бандиту тоже было интересно про женщин, на все согласных, и деньги, которые можно отбирать!
Подружки подавленно замолчали.
Против Типуна у них средства не было.
Охрану нанять? — предложила Ирка из-за дверей. — Типуна и нанять, чтоб под ногами не путался...
Это под чьими ногами? А где ноги? А, вот эти? А я думал, это нитки под юбкой болтаются... Пошел вон, урод!..
Охране платить надо, — вздохнул он. — Тогда денег мало останется. Мне, может, и хватит. А всем уже нет.
Кидалово! — восторженно определил Типун.
Девятый класс, связанный с ансамблем самым непосредственным образом — а откуда бы еще взялся хор? — тяжело призадумался. Да, сложна жизнь! Вот как так получается, что вроде и не виноват никто — а деньги за работу не дадут? Кидалово, да. Слово, объясняющее всю окружающую действительность. Гениальное слово! Мда...
Уже подходили? — осторожно поинтересовался Марусюк.
Он рассеянно кивнул.
И что делать?
Вопрос повис в воздухе. Что делать? Что делать-то, а? Как жить дальше? Сидящие в классе через ансамбль получали суммы, что и само по себе было приятно, и давало некое... ощущение свободы, что ли. Ощущение, что в этом мире ты — личность. Что ты чего-то добился, и тебе воздалось. Но вот чья-то рука вентиль свободы медленно закручивает...
Что делать сейчас — или вообще? — уточнил он.
Ребятки, естественно, возжелали знать и то, и другое. Он пожал плечами. Почему бы и не рассказать? А как бывает плохо от правды, все и сами скоро прочувствуют — да поздно будет...
Убрать лишние уши! — распорядился он. — Типун, заходи. Ирка — тоже. А вам, девочки — в коридор и далее...
Девицы попробовали возразить.
Пока не вынесли, — ласково заключил он.
Девачки исчезли. Он довольно кивнул: велика сила ласкового слова!
Что делать сейчас, понятно и просто, — пробормотал он . — Меняем базу, только и всего. Уходим под крышу. Под крышей Городского дворца культуры ряд вопросов к нам отпадет. Правда, появятся другие...
Он замялся. Дальше шла информация, за которую и головы отрывают. Причем во всех мирах отрывают, независимо от вида общества! Творец подгадил, не иначе...
А что делать вообще — есть учение, — неуверенно сообщил он. — Я... последователь Берен-йот-гали. Вот.
Никто испуганно не вскрикнул. Никто не побежал вызывать полицию, гвардию кезара, Надзирающих. Никто.
Здесь не знают про Берен-йот-гали? — неверяще спросил он. — Не знают?! Творче, куда ты меня закинул, а? Это, получается, мне здесь с самого разначального начала придется всё делать? Скотина...
Привычный к оскорблениям Творец не откликнулся — он вообще никогда не откликался. Зато открыл рот Типун.
Философия, да? — брезгливо уточнил классный бандит.
Ну... если и философия, то совсем простая. В общем, Берен-йот-гали считал почему-то, что можно установить любой порядок в отдельно взятом месте. Совсем просто, верно?
Бессмысленные взгляды немного поколебали его уверенность.
Хорошо, еще проще, — озадаченно продолжил он. — На уровне жестов. Вот я — против зверства и за гуманизм. Берен был уверен, что такой порядок установить можно. По крайней мере, там, докуда моя нога дотягивается — чтоб напинать по коленной чашечке недовольным. Типун, про коленную чашечку доступно?
А почему сразу я?
О, доступно! — воодушевился он. — А дальше просто! Пинать гадов по коленкам, чтоб голов не поднимали! И жить по-человечески!
Всех не переделаешь, — оценил масштабы задачи Марусюк.
Володя одобрительно кивнул ему. Хорроший мальчик, верно понимает проблему!
Переделать можно! — уверил он с жаром. — Для чего еще существует наш ансамбль? Чтоб каждому в эмоциональную сферу загнать правильную оценку жизни!
Опять философия? — недовольно сказал Типун. — А проще?
Наши пьесы учат всех понимать, что такое хорошо и что такое плохо! — рявкнул он. — Ну что вы такие тормозные, а? Девятый же класс, взрослые!
Это твой седьмой взрослые, — примирительно сказал Марусюк. — Ты их дрючишь с детсада, они думать умеют, даже Типун! А нам бы попроще...
Всё начинается с искусства, куда уж проще, — вздохнул он безнадежно. — Даже в песне поют: "Всё начиналось на этих подмостках!" Я сам слышал, что поют! Мы не можем играть что попало, вот в чем дело! Только то, под чем готовы расписаться! Кровью расписаться, между прочим... Зритель почувствует нашу искренность — уже чувствует! — поверит и примет в глубине души. А дальше — проще... Берешь — и сооружаешь компактный такой курган из голов оставшихся недовольных...
О, наконец-то появились и испуганные взгляды, и желание бежать и стучать! Верным путем идете, товарищи...
Страшно тяжелым будет наш путь, — пробормотал он отстраненно. — Нам же противодействуют! Поют всякую дрянь, играют разную гнусь... сам слышал, что от студентов в институте требуют умения сыграть всё! Представляете — вообще всё! Как будто у них совести нет! Нам придется прорываться со своим светлым искусством через такое сопротивление — не раз пожалеете, что без оружия ходите! Вовчик! — предостерегающе сказала Ирка.
Не обращайте внимания, это из него философия прет! — сообщил девятиклассникам Типун и незаметно погрозил кулаком.
Вован, ты, это, загнул! — донеслось из класса. — Еще скажи — с арбалетами по улицам бегать!
Хотя бы с саблями! — обрадованно сказал он. — На первое время и этого с лихвой...
Это тоже философия! — безнадежно сказал Типун.
Ну что ж вы меня не понимаете?! — взвыл он отчаянно. — Темные времена подступают! Вы же у меня совсем без зубов! Загрызут!
А тебя? — с любопытством спросил Марусюк.
Он только махнул рукой. Над чем веселятся, идиоты? Над собой — а не понимают! Вот выйдут в жизнь, пару лет поработают нищими белхало за еду — опомнятся, да поздно будет! Их даже на яйлу не увести!
Плевать! — сказал он и отвернулся к окну. — Меня это не коснется — потому что убьют скоро! С такими и до тридцати трех не доживу, не то что до сорока...
А это что за сборище?! — раздался в коридоре голос завуча.
Там Переписчиков убивать подговаривает! — заверещали выгнанные, но подслушивавшие девицы.
Видишь, кое-кто понимает! — заметил ему Типун озабоченно. — Загремим с твоей философией... под фанфары! Давно хотел спросить: а чего ты, чуть что — сразу курган из голов? Э, некогда! Это... пора сваливать! Кто со мной?
И первым подался к дверям...
Он тоже развернулся и недовольно побрел домой. Домашние задания даже для потрясателя миров не отменили, а он же обещал отцу...
Старый тополь, росший в центральном сквере с самого основания города, встретил его философским покоем. Мда, философским... оказывается, это уже ругательное слово!
Тополь, просто тополь, старый, с горькою корой... — пробормотал он и прислонился к морщинистому стволу.
Не седой — но золотой...
Ты безумцем был зеленым,
Птиц качал под небосклоном!
А сейчас, под хмурым небом,
Ты нахохлился, затих — Как и я — под тяжким небом Алых горестей моих...
Он вздохнул. Кто помнит сейчас старых поэтов? Дуэлянтов, пьяниц и забияк — но готовых любую свою строчку защищать с толедским клинком в руке? Готовых жизнь отдать за свою поэзию! И ведь отдавали, не то что сейчас...
Всё, что построили в душах человеческих, уничтожено. Кем?! Нет ответа... И приходится начинать с самого начала.
Володя, я тоже не поняла ничего — но хочу понять! — сказал кто-то у него за спиной.
Он стремительно обернулся — рядом стояла Эвелина и еле заметно улыбалась. Прима-певица арт-ансамбля была в очень эффектном, очень дорогом брючном костюме, удачно скрадывающем некоторую пышность форм девушки. Где надо, скрадывающем... И не скажешь, что всего лишь девятиклассница!
Ух ты! — сказал он восхищенно.
В смысле! — насторожилась она.
Красивая — глаз не оторвать! — поспешно перевел он.
В глубине ее серых глаз засветилась легкая ирония. Еще бы! Он был на полголовы ниже. С ее точки зрения.
Она стояла рядом и не спешила уходить. И это было очень странно! И не в том дело, что она заметно выше его и тяжелее: бывали у него женщины и покрупнее, та же Надия, к примеру... но дело-то в том, что Эвелина — господарская дочка! Кто у нее отец-то... да и мама тоже? Да и бабушка, если на то пошло? Вот то-то. И круг общения у нее, следовательно, очень и очень замкнут. Чужих туда не допускали. Вот как во Дворец культуры. И будь ты хоть трижды талантливым, неординарным или банально смазливым, в господарские круги кроме как слугой не попадешь. Но Эвелина знала его достаточно, чтоб не принимать за слугу. А ни в каком другом качестве он ее не мог заинтересовать. И что тогда?
Ты не знаешь нашего директора Дворца культуры, — тихо сказала она. — Если он не пустил нас во Дворец — то и не пустит. Он очень решителен и неуступчив... в пределах своей компетенции. Твердый мужчина!
И она мечтательно улыбнулась, вспомнив что-то личное.
Ты не знаешь меня! — необдуманно сказал он. — Он пустит.
Так же, как наша директриса?
Оп-па... а вот это было уже серьезно! История про то, почему директриса разрешила ансамблю использовать школу в качестве репетиционной базы, мягко говоря, не афишировалась. Даже в самом арт-ансамбле. Но вот Эвелина, получается, знает...
Тебе, Вовчик, очень повезло, что наша директриса — воспитанная и деликатная женщина, — сообщила Эвелина. — Ее все уговаривали написать заявление в милицию! А она постыдилась на своих учеников дело заводить. И очень страдает теперь, в реабилитационный центр второй раз увезли. У нее со щитовидкой проблемы давно... мы ее все так жалеем!
У директора Дворца проблем со щитовидкой не будет! — тут же пообещал он.
Девушка почему-то изменилась в лице и призадумалась.
Вовчик, чего ты добиваешься в жизни? — спросила она после долгого молчания. — Объясни! Я хочу разобраться, для себя лично. Только без философии — пожалуйста!
Он подозрительно покосился на нее. Для себя ли? Но... почему бы и не объяснить, если просит красивая девушка? Объяснять-то он любил... объяснять, поучать и наставлять. Наверно, это уже что-то возрастное, вроде склероза или аденомы...
Что ж, сама захотела, — пробормотал он.
Он помолчал в затруднении, подбирая слова помягче. Покосился на Эвелину, на ее удивительно чистое, нежное лицо, на взволнованно вздымающуюся грудь — и понял, что она ему не просто нравится! Следовательно, надо бы еще мягче! Надо бы — но как?! За некоторую информацию и убить могут, не то что обидеться. Вот как на Ожерелье Океании, к примеру...
Как ни странно, это и с тобой связано, — пробормотал он неуверенно. — В смысле, с твоей жизнью. Если я правильно помню, ты ходила в специализированный детсад? В "Пятерочку", да?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |