Самородок

Остановившемся взглядом он всё ещё смотрел, как оказалось, в глаза девочки, чей образ продолжал, как ни в чём не бывало, проецироваться перед ним. Жуткий шар, поднявшийся, казалось, из глубин Ада, а с ним и алгойский рейдер, и система Датая — всё исчезло, как по взмаху волшебной палочки. Остались только её глаза, чья голубизна стала ещё чётче и выразительней. Воистину — бескрайной, от края и до края всего видимого...

Он перевёл дух и вытер взмокший лоб. Боже, что это было? Вот это всё? Где-то внутри продолжало жить ощущение враждебного, полного ненависти взгляда, будто клеймо выжгли на сердце. И что самое страшное и одновременно впечатляющее — столь глубокие, сверхсильные негативные эмоции человеку бы при всём желании никогда и нипочём не выразить. Не тот эмоциональный уровень, не та подоплёка и внутреннее составляющее. Та планка была во стократ выше.

— Что-то случилось? В институте? — от Бодрова не ускользнула метаморфоза, произошедшая с Баевым. А тот заторможено посмотрел на зама. Шеф же продолжал уделять внимание своему Консулу. "Сколько же я отсутствовал, мысленно находясь там, у Датая? — невольно подумал Ким.— Секунду, другую?" Но не это сейчас являлось главным.

— В институте?.. Нет... Надеюсь, что нет,— и снова посмотрел на девочку. А та будто спала с открытыми глазами — полная отрешённость и неподвижность. И он опять осторожно потянул за ту самую пси-ниточку, что продолжала их незримо связывать (он надеялся, что продолжала). И опять пришёл отклик, правда, уже практически не ощутимый, — будто ласково провели ладошкой по волосам, а после нехотя руку отстранили. Сколько же сил, нервов она сейчас потратила, какого напряжения всё это ей стоило!..

— Андрей! — Баев переключил внимание на другое: ему хотелось выяснить, зарегистрированы ли физические параметры этого перемещения в ментальных "сферах".— Что там с показаниями приборов? Было ли что-нибудь аномальное?

Лицо девочки тут же исчезло, и появился Вольнов, озабоченный и собранный.

— Пульс страшно частит и идёт непрерывное излучение с коры головного мозга, но медкомплекс выделяет только альфа и бэта-ритмы, всё остальное излучение констатирует, но не идентифицирует (как на Мизае, подумал тут же Баев). Неизвестное излучение стало интенсивнее, и намного... Правда, сейчас опять потихоньку пошло на убыль. И сидит совершенно неподвижно, как статуя, жутко даже на неё смотреть... Ну, не жутко, — отчего-то смутился Андрей, растерянно посмотрев на Баева,— а как-то странно и непривычно всё это... Гм... Чего делать-то?

— Понятно... Глаз с неё не спускай, я скоро буду... Да! Скоро прибудет спецподразделение для охраны, окажешь содействие. А там и я подъеду.

Баев отключился и на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями и приводя чувства в норму. С первым вышло так себе, а со вторым справиться удалось без особого напряжения — кое-чему он уже научился.

Итак, что мы имеем? Алгойский боевой рейдер с какой-то тварью на борту, наделённой ужасающими по силе пси— возможностями... Девочку с Мизая, обладающую тем же или примерно тем же самым, тут не совсем ясно... Их "вояж" к Датаю, совершенно фантастический с точки зрения здравого смысла и законов природы... Его личные приобретённые с её помощью возможности, его в сотни раз возросший пси-потенциал... Явления эти одного порядка, или... Или просто совпадения? В совпадения Баев не верил, годы работы в Службе отучили верить. Тогда что?.. Кто-то всесильный (Бог? Дьявол? Иной?) тоже играет на опережение?

Он посмотрел на Гонгвадзе.

А Бодров, в свою очередь, наблюдал за Баевым, и в глазах его был живейший интерес. Как всякий учёный-практик с большим опытом, он не признавал неопределённости, а в случае с Баевым этой неопределённости хватало. Бодров прекрасно видел, что с ним сейчас что-то произошло (застывший, в никуда, взгляд, плотно сжатые губы и заострившиеся скулы) и желал бы на некоторые свои вопросы получить ответы, и желательно исчерпывающие. Потому что в данном случае не до этических норм и постулатов "не навреди", ибо с Баевым что-то не так, а некоторые вещи с человеческой точки зрения необычны вовсе.

— Ираклий Георгиевич.., — начал было Ким и замолчал. Чёрт! А ведь придется каким-то образом обосновать то, что он сейчас узнал благодаря девочке. А на обоснование уйдёт время и начнётся элементарное словоблудие, которое он терпеть не мог. Разглагольствовать о том, что лично для него и так понятно, не хотелось уже изначально. Вообще-то, это недостаток всех цельных натур и самодостаточных личностей. Иногда для окружающих это сплошные плюсы, а иногда и один большущий минус.

Гонгвадзе прервал связь с инком Сектора и устало потёр виски. Выглядел он сосредоточенно-задумчивым.

— Есть кое-какие новости, но о них потом... Что ты хотел?.. Кстати, вот то, что ты просил.

И передал Баеву м-диск. Тот с недоумением уставился на него, будто впервые видел. Шеф пояснил:

— Справка о деятельности "Икаров" и личностные характеристики их лидеров. Забыл, что ли? — удивился Гонгвадзе.

Да, конечно, это важно. Но не сейчас.

— Ираклий Георгиевич, — начал он по-новой, и в голосе его чувствовалось явное волнение, — что сейчас происходит у Датая? Какая там обстановка?

— У Датая? — недоумённо переспросил Гонгвадзе и нахмурился.— А что у Датая? Воюем с переменным успехом... Или тебя интересуют последние сводки?

— Самые последние, — уточнил Баев и тут же припомнил тот ментальный "прыжок" через космос, панорамный вид системы и ложный астероид, и своё впечатление от того, что увидел у него внутри. Какое же с некоторых пор странное это чувство — быть просто самим собой, быть обыкновенным человеком. Чувство, с некоторых пор ему уже недоступное, потому что его сила и невероятные способности сконцентрировались именно в пси-сфере, пси-диапазоне, его возможности и умения реализовывались и раскрывались с каждой минутой, становясь всё шире и для него доступней. Но где-то глубоко-глубоко внутри осталась щемящая жалость — к тому, потерянному навсегда.

— Да что случилось-то, Ким? — не выдержал и Бодров, продолжающий присматриваться к Баеву.— На тебе минуту назад просто лица не было!.. Это когда он запрашивал Институт биотехнологий и вывел изображение девчушки, — пояснил он шефу. Тот вздёрнул подбородок. Инициативы Баева ему не нравились, было во всём этом что-то странное и необычное, даже неправильное. И вообще...

— В чём дело, Ким? — Гонгвадзе в упор смотрел на оперативника, и во взгляде его читалась тревога. Он слишком хорошо знал Баева, чтобы сразу понять — тот спрашивает не просто так и интересуется Датаем не из праздного любопытства. Особенно в свете последних событий, что в самой системе и на планете происходят. И особенно если учесть, что Баев к Датаю не имеет прямого отношения: не его профиль и круг обязанностей.

— А дело в том, что в данный момент к Датаю, заходя к нам в тыл, приближается алгойский боевой подпространственник с чем-то таким на борту, что у меня до сих пор мурашки по коже, — Ким махнул рукой на объяснения, хотя и понимал, что их не избежать, и их непременно потребуют. Но сейчас важнее предупредить своих и прежде всего опередить врага, а там уж... — И лично мне кажется... Нет, я уверен! На его борту находится не что иное, как психотронный генератор колоссальной мощности, причём, в отличие от прежних моделей, этот — органического происхождения. Живой, полный энергии и пока нереализованных возможностей. Этакая одушевлённая пси-мегабомба. Понимаете, о чём речь? И с чем нам предстоит столкнуться в ближайшее время?

Баев, говоря, головы не поднимал, вертя м-диск в пальцах. Слова ложились тяжёлыми брусками, нехотя, но и неотвратимо, по сути — готовый приговор. Не хотелось ему сейчас встречаться глазами ни с Бодровым, ни тем более с шефом, а особенно с шефом, чувствовал Ким за собой некую вину за прежнюю недосказанность, полунамёки и откровенную подтасовку фактов. Делал он это, конечно, не от хорошей жизни и не специально, просто потому, что был не вполне уверен, что поймут его как надо. Хотя, понять-то, может, и поймут, Служба обязывает, но вот что именно?

Пауза затягивалась, и Баев поднял, наконец, голову, прямо глянув в глаза Гонгвадзе. И нашёл в них понимание и... сочувствие.

— Девочка, да? Это она тебе подсказала? Направила? Или ещё как-то сообщила?

Кии просто кивнул. Объяснять, что да как, по-прежнему не хотелось, обнажать душу оно ведь всегда не просто. Цейтнот времени и отсутствие желания сделали своё дело. Тем более Гонгвадзе уловил суть — она действительно и направила, и подсказала.

— Да, она, и сделала это очень своеобразно, поверьте уж на слово. Она это умеет и может, — всё же подтвердил Баев вслух.

— Кстати, а как ты её назвал-то? — будничным тоном поинтересовался вдруг Бодров, раскурив, наконец, свою трубку и на миг окутавшись пахучим сизым дымом.— А то всё она, да она... Сплошные местоимения третьего лица.

Но за будничностью тона начальника ОСР элементарно читалось скрытое напряжение. Баев отметил это мимолётно, походя, он уже незаметно для себя начал привыкать вбирать окружающий его пси-фон и на уровне эмоциональной составляющей различать его многочисленные оттенки, особенно от тех, кто находился рядом, в непосредственной близости. Но вот "копать" глубже, выуживать у них что-то непосредственно из души, он себе не позволял, прекрасно понимая, что не имеет такого права. По крайней мере, без уважительной на то причины (особенно после случившегося с Еленой... Тут же пришла волна запоздалого стыда пополам с чем-то обжигающе-волнительным).

— Её имя Энн,— ответил Баев после секундного замешательства и тут же поразился, — это имя ему только что пришло в голову. Энн? Что ещё за Энн? И почему Энн? А потом вдруг из глубин памяти неожиданно пришло — не Энн, а Энея, богиня здравомыслия и здоровья, покровительница всего живого, даже больше — всего Сущего...

Чёрт возьми, откуда он это выискал, из каких анналов? Мифами и легендами никогда особо не увлекался, имел, так сказать, общие сведения, а тут сразу — Энея!.. Хотя ничего против, конечно, не имел, что ж, Энея так Энея, на том и решим. Тем более имя ему понравилось, было в нём что-то зовущее, нежное и пленительное одновременно. Как лепестки разгорающегося костра посреди наступившей ночи, как распускающийся бутон розы... Как последний, прощальный поцелуй уходящей любимой женщины... Энея...

— Пусть будет Энн,— согласился с ним и Гонгвадзе, пожимая плечами. Он был практиком и прагматиком (должность обязывала), и символика его интересовала постольку поскольку. Он хмуро посмотрел на Баева и сухо продолжил.— Ты понимаешь, Ким, что только что дал информацию важнейшего стратегического значения, от которой, возможно, зависит весь исход Датайской кампании? Но я не могу как начальник вверенного мне Сектора опираться в своём рапорте руководству, — кивок в сторону потолка, — на столь необычный и практически неизученный источник информации, каким на данный момент является твоя...мм... Энн. Это нонсенс. Верно?

Баев вздохнул и нехотя кивнул, соглашаясь. Да, всё так, именно так, леший побери! Они ей, естественно, не верят (он надеялся, что пока не верят) в силу специфики своей работы. Не могут понять, кто она и что она. Да и он сам как на перепутье, весь во власти сомнений и догадок. И потом... Как им объяснить, что чувствует он в моменты общения с Энеей? Как описать те образы и эмоции, что она проецирует ему прямо в мозг и душу? Какие слова, в свою очередь, тут подобрать, если их своеобразный "разговор" даже и сравнить-то не с чем? В своём рапорте после возвращения с Мизая он ничего об этом не зафиксировал. Потому что его ощущения и эмоции во время контакта с девочкой к документам, что называется, не пришьёшь, к тому же это было его личным делом и никакой особой оперативной составляющей ощущения эти не имели. Во всяком случае, он так думал. И как, оказывается, всё это сейчас выходит боком! А ведь на самом деле, как объяснить, каким образом у него появилась информация об алгойском подпрстранственнике, заходящим сейчас нашим в тыл? И уж совсем ни в какие ворота не полезет его рассказ о том, что и он там побывал, пусть и ментально, и собственными глазами (хотя, ими ли?) видел того алгойца с его кошмарным содержимым на борту. Он бы на месте Гонгвадзе вряд ли поверил, засомневался бы уж точно: что тут за околесицу несёт наш лучший оперативник? Какие ещё к чёрту мысленные прыжки за сотни светолет? Ах, с помощью той самой девочки? Ну— ну... М-да.

— Просто поверьте, что так оно и есть, и у Датая сейчас назревает большая беда... Если не катастрофа, — повторил Баев, и от своего собственного последнего вывода непроизвольно сжал кулаки. Мимолётное ментальное соприкосновение с живым воплощением ужаса и кошмара, причём невероятно далёким от земных аналогов, заставляло опасность не преуменьшать, а настраиваться на самый что ни есть пессимистический лад.

Гонгвадзе почесал в затылке и переглянулся с Бодровым. Тот пыхнул трубкой, потом вынул её изо рта и, почему-то обращаясь к шефу, произнёс:

— Да верим мы, Ким, верим. Ясно, что такими вещами не шутят... Только, опять же, как ты узнал? Снова почувствовал? Теперь уже за тысячи парсек? Извини, но как-то не верится. Что с тобой происходит? Ты можешь объяснить?

Хм... Баев и сам был не прочь узнать подробности. За каких-то пятеро суток он фактически стал другим человеком, с иным внутренним составляющим плюс с иными, нечеловеческими способностями и возможностями. И каким образом, спрашивается? Благодаря кому, он уже давно понял, но вот как, чёрт возьми? Да за столь короткое время! Скрытые внутренние резервы, сильная доминантная биоэнергетика, мощная пси-составляющая, здоровая нервная система, физическое состояние, наконец? Да таких, как он, миллионы! Или там, на Мизае, он, как говорится, оказался в нужном месте в нужное время? Плюс при этом имея такой внутренний багаж и неадекватные личностные характеристики? Скорее всего, именно так. Сложились все факторы вместе, связалось всё воедино, подобралось всё одно к одному, — и вот, пожалуйста, получите клубок, который разматывать пальцы устанут. Но говорить об этом Бодрову с Гонгвадзе не имело смысла. Просто потому, что нет доказательств перестройки его организма. Прежде всего с медицинской точки зрения. А лезть к врачам со всем этим джентльменским набором ох как не хотелось, а хотелось, наоборот, отложить медобследование (которое необходимо, конечно) на неопределённое время и продолжать думать о себе как о нормальном обычном человеке со всеми своими слабостями и недостатками. Поэтому Баев поднялся, сунул м-диск во внутренний карман просторной штормовки и произнёс, обращаясь к обоим сразу:

— Мне пока, к сожалению, нечего добавить к уже сказанному. А по большому счёту я и сам не разобрался в том, что произошло там, на Мизае. И что происходит со мной уже здесь, на Земле. Это если по большому... Погодите, Ираклий Георгиевич, — остановил Баев Гонгвадзе, который собрался было что-то сказать. — Обследование, тесты и всё такое прочее — потом, я, как работник Службы, прекрасно понимаю всю необходимость подобных мероприятий... Но мне, — он помялся, подыскивая нужные слова, — но мне незачем да и некогда лезть пока в руки наших эскулапов. Есть дела поважней... Датай и Энея, например.