-Рязанцы всегда носы задирают! Своего князя государем величают. А мы суздальские, рязанцев били, я сам их город дважды на приступ брал. Князей и бояр сажал в прорубы, а мужиков рязанских расселял у себя по дальним погостам.
Всеволод вытер рукавом бобровой шитой золотом шубы бороду.
-А они все равно не покорные! Заселилась Рязань и растет крепче прежнего, как трава лебеда на пожарище. Пускай сильней посекут их монголы.
Послов принял пышно, однако они особенно чародейка Керинкей-Задан вели себя крайне нагло, грозили всем смертью, с трудом он сдержался, чтобы не дать приказ их казнить. Одарили посланцев скромно, чем вызвали новые нарекания монголов.
-Отольется твоя скупость кровью.
Зло прошипела сквозь клыки шаманка.
Из Рязани прислали ему челобитчиков.
-Присылай княже полки. Главенствуй над Рязанской ратью. Лазутчики доносят, что неисчислима монгольская армия, ощетинившись таранами и баллистами. Надо всем объединиться! Ане-то обратит нас ворог в кровавый пепел.
-Напугали! А дань как платили, с боем? Никого вам не дам.
Правда, Леопардов вывел из лагерей свой Белый Легион, не послушал князя. Да и Пантера от рук отбилась, тоже вывела часть войск из Суздальского княжества.
С другой стороны испуганный князь Юрий сделал их верховными воеводами, фактически подчинив Рязань Владимирским ставленникам. Отношение князя к белым воинам было сложным, с одной стороны они сформировали могучую белую армию, с другой слишком горды и своевольны.
-Я сдеру с Леопардова шкуру. Как он смел, наши рати ополовинить и священную суздальскую кровь за Рязань проливать! Накажу, не помилую!
Не смотря на тревожные слухи о падении Рязани, князь повелел устроить знатный пир.
-Так что бы все видели силу и твердость нашей власти! И что бы весь Владимир гулял и бражничал.
И слова князя не разошлись с делом. Целая толпа ревела и кричала
-Ставят!
-Полно!
-Ей-богу ставят!
И клокочущая масса кинулась — проулками, огородами — к ближайшей соборной площади.
И впрямь ставили. Целый обоз телег, нагруженных бочонками и пока еще замкнутыми деревянными жбанами, тянулся вдоль улицы. Возле него с боку шла охрана, в вышитых золотом малиновых кафтанах и посеребренных шлемах, длинные топорики с серебряной рукоятью поигрывали в сильных руках.
Сзади гордо шествовал сам Семен — дворецкий. Против каждого десятого двора возы останавливались, и один бочонок снимался. Рядом с каждым ушатом оставался один сторож, что бы гуляющие люди ненароком не разбили священную емкость.
В бочонках, жбанах, лагунах поплескивали столетние меды, пива и хмельное смоговое вино. Князь расщедрился, хотя за внешней победной бравадой скрывался сильный внутренний страх.
-Мой народ любит гулянья, отпразднуем его щедро.
И Владимир загулял. Над самим городом зажглись изобретенные мульти-клонами красочные фейерверки, покрытые асбестом дома ярко люминесцировали, наступала длительная зимняя ночь. Гулять так, гулять.
А хмель-батюшка — как сизый богатырь — не разбирает боярин ты ремесленник, простой смерд — землепашец — валит с ног. Кого в снег, кого на роскошные ковры, вот и вся разница. Казалось, весь град охвачен пожаром, настолько ярко пылали самоцветные огни, было очень красиво. Но князю Роману это напомнило штурм и похожую адскую люминесценцию, устроенную чародейкой Задан. Рядом с каждым домом стояли полу замерзшие бочки с водой, для гашения пожаров, вспышки становились все ярче. Вот казалось много света и на душе должно быть светлее, а нет наоборот, жжет тяжелая тоска, кругом беда, а этим суздальским радостно. Многие владимировцы уже полегли, князь обскакал не подвижные туши.
Вот, озаряемый светом факела, лежит на брюхе в луже пролитого вина достойно одетый горожанин. Он отмахивает саженками, будто плывет. Его кудлатая голова подымается и машет из стороны в сторону, как взаправду плывущий.
Окрест стоящие тоже пьяные в дупель поощряют и подбадривают.
-Ну-ну Петр поднажми, греби сильнее. Уж и до бережку не далече.
Парень и впрямь начинает верить, лихо, меся смесь, винища и снега.
-Ох, братцы устал! Подымает дурашливое лицо, перед глазами плывет и троиться.
Рука тычет в князя.
-А ты кто! Черт?
В гневе князь стеганул его плетью.
-Наших бьют!
Заурчали пьяные голоса. Лошадь Романа попытались стянуть под узды, в гневе князь перепоясал пьянчуг ногайкой и, прибавив шагу, домчал до детинца.
-Совсем вы человечий облик потеряли. Знали бы, что в Рязани твориться. Я уж доберусь и скажу всю правду матку князю Владимировскому.
А сзади продолжали плясать, под свист и прихлопывание, под пение плясовых песен, и под звук пастушьей волынки, восьмиструнной кобзы, подобия балалаек.
Где уже разгоралось подобие пьяной драки, один на один, стенка на стенку.
Не обращая внимания на ощенившуюся стражу, князь плюнул.
-Вот придут сюда мугланы, попляшете!
Стража грозно окрикнула и, тем не менее, без лишних базаров пропустила князя. Обширные гридницы детинца были переполнены орущими и поющими дружинниками князей, съехавшими на знатный пир. На сей раз не стальным звоном мечей, а перезвоном серебряных чаш тешили они княжеский слух. Вместо клича битвы раздавались пирующие возгласы. Подымались широкие кубки чаще за князя Глеба Всеволодовича и иногда и за других князей. Уже до того надрались, что дорогими кипрскими, лангедокскими, бургундскими и кахетинскими винами на широком дворе принялись, словно бы студеной водой, приводить в чувство не в меру упившихся товарищей своих. Лили из горла, князь в презрении отшвырнул одно из таких замшелых, с запахом земли бутылей — стекло покрытое золоченой глиной.
Подобное безобразие творилось и в самой пиршественной палате — в застолье князей с пресветлым боярством. Сперва в начале пира, господа бояре повздорили из-за места и кто знатнее. Была драка, пролилась кровь, полотеры не до конца отмыли багровые пятна. А Никита Митрошкин на мечах сцепился с Никитой Бояновичем, и тут едва не дошло до смертоубийства, Митрошку унесли с распоротым брюхом на носилках.
Некоторые из бояр уже до того упились что заняли "почетное" место под столом. Перед глазами у Романа все еще стояла картина смертоносной пляски, на этом фоне расточительная пышность убранства вызвала лишь раздражение, хотя было от чего поразиться, вступив в белокаменные палаты. В глазах рябило от застольной утвари, светлых риз князей и княгинь, бояр и боярынь— все это облитое светом тысяч свечей, расставленных и настольных, над стенках и в подвесных свечниках, заставляло время от времени жмуриться!
В каждой из палат в переднем углу — богато украшенный, широченный, двухъярусный иконостас. Перед иконами в цветных хрусталях теплились лампады.
Князь машинально перекрестился и направился к главе стола. Столы огромного чертога были расставлены буквой П — покоем. Крышке этой буквы соответствовал большой, главный стол. Во главе сего стола, на открытом, без балдахина, престола из черного дерева, с прокладкой из золотых пластин и моржовых клыков, густо усыпанных самоцветами, восседал сам великий князь Георгий Всеволод. Рядом с ним на таком же, но чуть меньшем престоле по левую руку сидела княгиня Агафья.
Дворцовый боярин торжественно объявил.
-Прибыл из Рязани князь Роман Ингваревич!
Георгий пьяно оскалился.
-Ну, как дела обстоят в Рязани?
-Рязани больше нет!
Низким раскатистым басом произнес Роман.
Шумевшее боярство замерло. От правого бокового стола — отделились три знатнейших воеводы Жирослав Михайлович, Еремей Глебович, Петр Ослядукович.
Они подбежали к Роману и наполовину окружили князя.
-Что ты сказал! Что сделали с Рязанью мугланы? Крепко бились Рязанцы или принесли золотые ключи, сдав город?
Роман Ингваревич притворился, что не слышит, в его ушах звенело, свечи слепили глаза.
-Я спрашиваю, как бились Рязанцы и мои белые воины? Молчишь! Значит, сдали город. И белые "ангелы" улетели в небо.
По боярским рядам пронесся пьяный смешок.
Князь Роман очнулся, последние слова вызвали ярость. Он вскочил, смел рукой золотой кубок и поднял кулак.
-Не тебе так говорить! И тебе хулить нас и белых воинов! Отвернулся ты от нас в тяжелый час, и сам не пришел и подмоги не прислал. А эти дети дрались лучше легендарных богатырей с бесовской силой. Нет более Рязани, может даже, и белые витязи погибли, но никто не отступил, на развалинах города полегли все Рязанцы. Вот их пример вам в укор!
Глеб Всеволод покраснел от гнева, с большим усилием сдержав себя.
-А где князь Юрий Ингваревич?
-Погиб, задушил его желтый змей.
-А князь Пронский, князь Муромский, Василий Красный, Глеб Михайловский князь Коломенский?
-Все полегли отбиваясь! Все оглядывали на вас, да новгородцев или киевлян, не придут ли их рати на помощь.
Великий князь Всеволод смягчился, его голос звучал низко и печально.
-Увы, князь, я и так послал вам двух своих лучших витязей, и тысячи сынов оставили Суздаль ради вас. Выпей с нами и забудь о делах темных и злых.
Князю и впрямь вынесли кубок — это был большой турьих рог, оправленный в золото на золотой же четырехногой подстановке.
-Невмоготу мне смотреть на это! У меня нет претензий к суздальцам, но ты князь мог устроить пир, когда у нас такое горе.
-Уж больно ты дерзок приехал! — захрипел князь Георгий.
-А ты не трожь Рязанцев, прибыл бы со всей своей дружиной, не отдали бы города!
-Не тебе меня учить! Ты нищий, а теперь и безродный, приехал ко мне как побитый пес, а раскаркался паленой вороной.
Винные пары ударили Всеволоду в голову, он схватил тяжелый меч и рванул на встречу князю Роману. Тот выхватил из-за пояса свой клинок. Дюжие воеводы тут же повисли на нем. Двое сыновей, они были потрезвее схватили отца под руки.
-Батюшка! Не надо так говорить с гостем! — старались успокоить князя его сыновья.
-В железа, в кандалы его и в холодную! — во всю глотку рявкнул Георгий.
Ратники подхватили, было князя, но именно в этот момент налетел поток ледяного ветра, разом загасивший все свечи. Стало темно как в погребе, и в этой тьме раздался замогильный голос.
-Вот вам всем и пришел конец! Прикажи князь сдать город!
Вспыхнул зеленоватый болотный свет, он осветил всю пиршескую палату. Все даже пьяные в дупель бояре разом протрезвели, невысокий плотный желтый человек протянул руку с огненным мечом к горлу великого князя, еще полсотни бойцов в черном камуфляже расположилась на столах. Они бесцеремонно шагали, разбрасывая ногами дорогую посуду. А здесь фарфор Византийский и новгородский, и даже в давние времена закупленный за большие деньги китайский вперемежку с хрусталем и огромными золотыми и серебряными блюдами, тонкой работы, а иные и наоборот внешне тяжелой и неуклюжей ковки. Ниндзя держал меч в левой руке, на правой конечности была ужасающей формы звериная лапа с ярко сияющими алмазными киптями. Мощным ударом когтистой руки, ниндзя рассек массивное золотое блюдо.
-То же самое будет и с вашими головами, если ты не медленно не сдадите Бату-хану свой город!
Князь задрожал, он понимал, что малейшее движение приведет к смерти, но и подчиняться наглому диктату не хотелось.
-Лучше я умру, чем прослыву предателем!
Желтый змей расхохотался.
-Ты, конечно, умрешь, но не первый о нет! Я начну с твоей жены!
Ниндзя подскочил к Агафье и слегка махнул когтистой рукой. Дорогая шуба и сарафан разлетелись на клочья, оставив княгиню, совершено нагой в одних чеботах. Княгиня неуклюже прикрыла высокую грудь руками.
-А она у тебя просто шик — дюже клеевая баба! В ее в попу пшик — десять раз трахнуть надо!
Неожиданно для всех Желтый змей перешел на вполне современный блатной жаргон.
-Я ее снасильничаю прямо при всех или ты сдаешь город!
Злой ниндзя оскалил лицо и начал стаскивать штаны. Князь почувствовал, что его покидает мужество.
-Нет только не это!
Княгиня от стыда и страха стала заваливаться, двое черных помощников поддержали Агафью, вывернув ей руки, большая упругая грудь княгини открылась, судорожно напряглась.
-Ну, давай сюда бумагу и подписывай. А хотя возьми.
Желтый змей ткнул заранее приготовленное золотое с рубиновым наконечником перо и свиток пергамента с гербовой печатью.
-Пиши, что признаешь себя и своих потомков вечными данниками великого кагана Бату-хана и Верховного кагана Угедэй-хана.
Князь принялся торопливо выводить буквы.
-И далее в знак доброй воли и полной покорности открываешь врата всех городов и сдаешь их непобедимым войскам орды! Написал! А теперь подпись.
В тот самый миг, словно из-под каменного пола вылетели две белоснежные фигуры, ударом застывшей молнии Леопардов отсек алмазную кисть, нависающую над княгиней и двух людей в непроницаемом балахоне, а Патера срубив двоих черных ниндзей, рассекла на шестнадцать обрывком пергаментную бумагу.
-Мы слегка опоздали!
Начал Леопардов.
-Но все ровно мозгам удар поддали!
Закончила Пантера. Ниндзи тут же пришли в движение, их было много, и они всерьез рассчитывали раздавить двух белых витязей. Они впрямь были достойны званий ниндзей, не только махали руками и мечами, но и подбрасывали вверх фужеры с вином, хрустальные и золотые блюда. При чем на блюде мог находить целый жареный вепрь или десяток лебедей. Если бы не волшебный императорский клинок, поединок мог закончиться весьма плачевно, однако удары радужного постоянно меняющего цвета меча производили опустошающее действие. Лезвия вражеских катана, разлетались как стекло под сталью, осколки как осы улетали в дальние стороны, попутно поражая хмельных бояр. Заодно вместе с ними отлетали и разрубленные тела. Тем не менее, враг наседал, особенно туго пришлось Пантере у нее был только один легендарный кладенец Алеши Поповича и один меч из легированной осеребренной стали. Пантера получила несколько ранений, с нее капала густой росой кровь, а Леопардова сильно стеснял атакующий Желтый змей. Если бы он был один, то с ним бы справлялся в два счета, а тут их целая толпа. Они носятся как беснующиеся демоны, мерцая в зеленоватом пламени. Надо отбивать сразу три десятка не слабых бойцов, в огненный меч противника так просто не перерубишь. От каждого столкновения исходят маленькие молнии, а мечи меняют цвета от ало-кровавого — угольно-фиолетового. Неимоверным усилием, вывернув кисть и локоть, Леопардов все же сумел достать врага, подрубив ему левую руку. Это стоило легкой царапины, а затем резким движением он отсек противнику ногу, одновременно отбив ногой атаку противника сзади. Правда, мечи ниндзей слегка подрубили голую пятку. Леопардов, локализовав боль, срубил еще одного врага, и уже хотел нанести добивающий удар, как Желтый змей исчез, моментально растаяв в воздухе. Его меч также испарился, словно его и не было.
-Опять сука телепортировался. Ну, гады вы ответите за главаря.
Леопардов врубил предельную скорость! Теперь уже ниндзям приходилось отступать и уклоняться. Почти каждый его удар был смертелен, а противостоящие бойцы после бегства атамана утратили боевой дух. Еще минута и между роскошных вин, изысканных яств остались только ужасно изуродованные разрубленные, раскромсанные трупы. В горячке боя ниндзи посекли десяток бояр и еще столько же ранили.
