— "Есть ли среди уважаемого собрания свидетели, сомневающиеся в праве Греда-дент-о-Мит-до-Гарда на Выбор Пути? — председатель произнес традиционный вопрос. Собрание промолчало.

— "Есть ли среди уважаемого собрания свидетели, оспаривающие право Греда-дент-о-Мит-до-Гарда на выбранный Путь?" И опять собрание молчаливо подтвердило приговор, вынесенный Гредом самому себе.

— "С благословения Матери нашей, по согласию магистрата объявляю выбор Пути соискателя состоявшимся и назначаю отныне именовать соискателя Гредом-о-Мит-до-Гарда"

Гред не слышал, как председатель объявлял имя следующего, выбирающего Путь. Кое-как свернув свои бумаги, внимательно глядя под ноги из опасения споткнуться уже на Пути, Гред чуть не бегом устремился прочь. Подальше от этой площади с тысячью знакомых лиц, подальше от этих вопросов, подальше от наблюдавшей его позор Анни...

А на Перекресток уже входил его брат Дик...

Глава вторая.

ПОДАРИ ИМ ВЕТЕР...

Осень и зима прошли в подготовке к путешествию. Гред с помощью Люка и его брата Дим-о-Сим-до-Гарда осваивал управление летающей машиной. В некоторые механизмы пришлось внести изменения, поскольку ее конструктор рассчитывал на одного наездника, но ради успеха экспедиции было решено лететь вдвоем: двигать рычаги можно будет попеременно, да и мало ли что может случиться в пути — один поможет другому. Когда появлялось свободное время, Гред отправлялся на отцову верфь, где заканчивалось строительство доселе невиданного корабля брата. Дик часто рассказывал о преимуществах его конструкции перед существующими:

-"... При спокойной воде корабль должен идти под парусами в надводном положении. При первых признаках наводнения паруса сворачиваются в трубчатые реи мачт, которые в свою очередь укладываются вдоль корпуса. Корабль ложится на дно, специальные буравы по всей длине корпуса ввинчиваются в дно и удерживают его при сильном потоке воды..."

Люди дышат воздухом, выделяющимся при возвращении в состояние праха некоего вещества, созданного другом и товарищем в юношеских приключениях Дика двоюродным братом Дарком-о-Рим-до-Гарда, который на Перекрестке выбрал Путь теоретической алхимии в магистратуре при Академии.

На семейном совете было решено, что братья отправятся в путь поочередно:

— в начале сухена, когда зимний сезон дождей заканчивается, а летний еще не наступил, в путь отправится Дик на своем корабле. Как показали испытания, средняя скорость его движения против течения реки в лучшем случае не превысит сорока миль в сутки. А если учитывать неизбежные погружения на время наводнений, то на весь путь до предгорий в триста пятьдесят — четыреста миль потребуется не меньше месяца;

— Гред на своей летающей машине собирался пролететь в день не менее трехсот миль. Вдвоем с Люком, меняя друг друга, они без особого напряжения поддерживали скорость полета около пятнадцати миль в час и собирались достичь предгорий за сутки — дольше они все равно не смогли бы выдержать без отдыха и сна, а посадить свою машину в лесу означало сорвать экспедицию и — скорее всего — погибнуть. Правда, они собирались лететь вдоль реки, чтобы при необходимости приземлиться на берегу и постараться вернуться на плоту. В любом случае они вряд ли смогли бы по пути отыскать ровную площадку для нормального приземления, и машина, скорее всего, была бы безнадежно сломана. По этим причинам вылет Греда был намечен на самое начало ливена, когда летний бриз еще не превратился в ураган.

Братья договорились ожидать друг друга там, где лес заканчивается низкорослым кустарником предгорий. Если в течение первой недели ливена одна из экспедиций не прибудет к месту встречи, то другая отправится дальше самостоятельно...

На четвертый день месяца сухен было объявлено отплытие экспедиции. Разве что в самых дальних деревеньках Гарды не слышали о новой экспедиции к Запретным Горам. Это событие — значимое само по себе — становилось еще более замечательным, учитывая две подробности: экспедиция отправлялась на корабле, который мог погружаться под воду, и капитаном экспедиции был назначен один из сыновей мастера Гильдии корабелов, недавно Выбравший Путь. Разумеется, в день отплытия половина населения Лиго-Гарды собралась в порту, а другая половина прогуливалась по парку на склоне Рокасты — пологой горы, выдававшейся далеко в море и прикрывавшей бухту от волн. Из парковых аллей были прекрасно видны и верфь и акватория бухты. На рейде в окружении разноцветных яхт и шлюпок покачивался маленькая трехмачтовая баркентина. Покатая темная палуба без всяких надстроек кроме округлой башенки, которая — судя по трем иллюминаторам — была ходовой рубкой. Вдоль палубы шло углубление, в которое должны были складываться мачты со свернутыми в них парусами. По сравнению с палубой мачты были несоразмерно велики, и, казалась, суденышко вот-вот перевернется. Но жители Лиго-Гарды, значительная часть жизни которых была связана с морем и кораблями, прекрасно знали, что бoльшая часть корпуса баркентины была под водой и перевернуть ее при полном бейдевинде не было никакой возможности.

На самой высокой точке Рокасты, на территории маяка раздался треск фейерверка и сотни разноцветных огненных шаров повисли над бухтой. В нижнем саду парка духовой оркестр заиграл прощальный "Гимн дальнего пути". Из башенки на палубе баркентины выбрались четыре человека в темной морской форме и выстроились на палубе, приветствуя провожающих раскрытой ладонью над головой — общепринятым приветствием моряков. Капитан поднялся на крышу надстройки, открыл колпак фонаря и зажег ходовой огонь...

Прошедшим вечером в Храме Матери Всех Живущих прозвучала прощальная молитва "О здравии грядущих по морю". Мореходы давно уже научились ходить под любым ветром. Самое страшное для моряка — это безветрие, полный штиль. И потому духовным ядром молитвы были строки: "Матушка, Дева Пресветлая, не оставь своих сыновей. Подари им ветер и помоги в пути". После них ударил колокол, и экипаж с командиром во главе был допущен к алтарю для ритуала оставления огня. В стене рядом с иконой "Матери — Путеводительницы" имелось множество трубочек с выходом природного газа. Всякий путешественник мог зажечь огонек, который горел бы здесь до его возвращения...

Экипаж вернулся внутрь баркентины, от мачт откинулись реи и потянули за собой непромокаемую, но легкую материю парусов. Прогулочные яхточки брызнули в стороны...

Поход начался.

* * *

Устье реки тянулось вглубь Ридерры миль на пять и имело ширину больше мили. Дальше река сужалась локтей до тысячи и оставалась такой на все разведанные пятьдесят миль. По берегам на расстоянии видимости друг от друга располагались форты, где постоянно жили несколько вахтовых лесорубов: отвоеванное у леса пространство вокруг фортов постоянно зарастало, и его необходимо было чистить. (Уже через неделю свежая вырубка покрывалась колючим кустарником, под пологом которого набирали силу ростки будущих исполинов. А через месяц это место уже трудно было отличить от основного лесного массива, разве что по отсутствию догнивающих на земле сломанных ветрами старых ветвей.) Благодаря передаваемым от форта к форту четырехцветным семафором весям об экспедиции эта часть пути была наименее опасной. Да и подробные лоции, составленные плотогонами, помогли экспедиции Дика пройти его без происшествий.

Дальше никаких карт уже не было, лишь абрисы отдельных участков, привезенные вернувшимися смельчаками-исследователями...

К двадцать третьему сухена по расчетам Дика они смогли подняться по реке около трехсот миль. С начала экспедиции им уже семь раз приходилось ложиться на дно, пережидая буйство стихии. Вчерашнее погружение оказалось самым напряженным: несмотря на обтекаемую форму корпуса проносившееся над ними огромное дерево смогло зацепиться корнем за шарнир мачты. Баркентину рвануло так, что один из буравов не выдержал, судно развернуло боком к течению и вплоть до ослабления потока — еще час с четвертью — прилично мотало на оставшихся трех. Когда они смогли всплыть, оказалось что к первому дереву набралось еще несколько деревцев поменьше, кустарников и прочего мусора, так что образовался целый плавучий остров. Освободиться от которого удалось лишь к вечеру. Ширина русла уменьшилась до пятисот локтей, и маневрировать становилось все труднее. Близость гор ощущалась по многим признакам: температура воды снизилась и экипаж, рабочие места которого находились ниже ватерлинии, переоделся в шерстяные комбинезоны. Берега стали выше и каменистее. А сейчас они приблизились к огромному обломку скалы, выступающему из размытого водой грунта. Похоже, река в этом месте когда-нибудь спрямит свой путь, но пока скала сопротивлялась: за ней образовалась маленькая бухточка, где вода двигалась по кругу. Людям требовался отдых, а судну тщательный осмотр — Дик направил баркентину в сторону бухточки и круговое течение само вынесло ее к песчаной отмели...

* * *

Вылет Греда был обставлен намного менее торжественно: провожали его лишь родственники из обеих семей и делегация Гильдии механиков, в значительной степени способствовавшей строительству аппарата.

Для облегчения взлета на склоне Рокасты в сторону материка была проложена специальная дорожка, по которой крылатый механизм с экипажем должен был скатиться на трех своих колесах и набрать необходимую скорость. К третьему дню месяца ливен все было многократно испытано и перепроверено.

Стартовали ранним утром, часа за два до восхода солнца. Первые девять часов полета выдались спокойными. Как и намечалось, они держались недалеко от реки, так что наблюдатели из фортов могли видеть пролетающую механическую птицу.

Вот осталось далеко позади последнее из человеческих поселений. Гред пообедал и сменил Люка в управлении полетом. Полуденное солнце раскалило рычаги аппарата, и Гред старался касаться только деревянных рукояток. И тут возникший откуда-то при совершенно безоблачном небе порыв ветра чуть не вырвал их из его рук.

Сильный, почти ураганный ветер оказался неприятной неожиданностью. Тем более что дул он поперек течения реки, а значит, относил их в сторону — вглубь леса. Вначале они пытались держаться крутым бейдевиндом, но даже работая вдвоем это не удавалось. Ветер относил их все дальше, в безбрежный лесной океан. А затем из-за горизонта выползла огромная иссиня-темная грозовая туча и стала накатываться на солнечный мир. Шатуны механизма звенели от порывов ветра и от усилий летунов, стремившихся пересечь путь грозового фронта или — хотя бы — быть захваченными его краем. На одиннадцатом часу полета хлещущая дождем и молниями туча ударила по искусственной птице всей своей мощью. Аппарат сначала подбросило, развернуло боком и поставило на крыло. Затем рухнувшая сверху стена воды вдавила его в верхушки деревьев.

Крылья, сделанные из пленки, в качестве образца для которой послужили рыбьи пузыри, растянутой на каркасе из легких, но прочных металлических трубок, не сломались. Не выдержали шарниры, и крылья просто сложились. Это и спасло летунов от серьезных увечий: их кабинка, пробив зеленую массу, устремилась к земле, но каркас крыльев, цепляясь за ветви, затормозил падение. Аппарат завис локтях в восьми от поверхности...

В глубине леса под защитой его зеленого полога стихия оказалась не такой уж страшной. Ливень здесь выглядел обычным осенним дождем, будто большая часть небесной воды задерживалась где-то выше. Ветер сюда не проникал, здесь царил влажный полумрак. Даже гром доносился сюда приглушенными удаленными раскатами. Ошеломленные произошедшим, друзья некоторое время, приходя в себя, просто молчали. Затем, постепенно разговорились. Оба оценивали собственное положение, как почти безнадежное, но Гред, считавший себя ответственным за судьбу друга, настаивал на необходимости идти к реке, где можно было попытаться на плоту вернуться по течению реки домой. Люк же убеждал его в необходимости продолжать путь к Запретным горам, поскольку был совершенно уверен, что в последние минуты полета прекрасно видел на горизонте их белые вершины. В конце концов, сошлись на том, что сегодняшнюю ночь они проведут в кабине аппарата, с утра соберут, что может пригодиться в пути, Гред постарается подняться на вершину ближайшего дерева и попытается хоть что-то разглядеть. Тогда уж окончательно определятся с направлением движения. В лесу, к их удивлению, после дождя установилась удивительная тишина: лишь легкое поскрипывание трущихся друг о друга соседних ветвей да глухие удары крупных капель по ковру из перегнивающей листвы. Ни птичьих криков, ни рычания хищников, ни топота пробегающих четвероногих — ничего. Сумрак сменился абсолютной чернотой наступившей ночи. Но друзья, уже давно спали. Идея дежурства показалась им совершенно бессмысленной: если какое-либо существо вздумает на них напасть, дежурный все равно не сможет ничего предпринять, а предстоящий путь для уставших и не выспавшихся путешественников гораздо опаснее грядущей ночи.

Глава третья.

ВЕЛИКИЙ ЛЕС.

Они проснулись от толчка кабинки — по-видимому, одна из ветвей, за которые зацепились при падении крылья аппарата, не выдержала нагрузки и треснула. Их убежище несколько приблизилось к земле, но осталось висеть. Один из рычагов управления при падении разбил хронометр, и определить время в вечном сумраке леса было невозможно. Подготовка к дальнему пути не заняла много времени: все необходимое для пешего перехода было собрано в мешки еще перед полетом. Люк с помощью своего набора инструментов отсоединил от каркаса несколько трубчатых элементов, которые могли пригодиться в пути. Имевшуюся веревку забрал Гред и, перекидывая ее через толстые ветви, начал подниматься вверх. Преодолев четыре десятка локтей, Гред смотал веревку и, обхватив толстенную ветку ногами, уже собрался передохнуть. Раздавшийся откуда-то сверху слабый свист заставил его вспомнить все ужасные истории об обитателях леса. Медленно подняв лицо в направлении свиста, он различил на ветви восемью локтями выше и гораздо ближе к стволу странное шарообразное почти черное существо. Два глаза поблескивали в верхней части этого шара, следя за движениями Греда. Он замер, в свою очередь наблюдая за поведением свистуна. Несколько минут прошло в молчании. А затем случилось невероятное...

Существо заговорило. Сильно пришепетывая, глуховато, медленно — будто подбирая слова. Но — заговорило на вполне понятном языке:

— "Здравствуй, побережник.

Вижу, вы уже пытаетесь летать на своих механизмах. Зря...

Если хотите летать — становитесь крылатыми. А то, вроде и разумом не обделены, и Матери почитание сохранили, а сами как дети малые — в предрассудках погрязли, истину отвергаете.

Вот у тебя: разве ж это птица?! Стыдоба скрипучая...

Ну, разверни ты руки в крылья и лети — если хватило сил маховик крутить, то уж для истинного полета хватит заведомо"

Существо примолкло, потом вдруг спрыгнуло на ветку Греда и преобразилось в почти нормальную человеческую фигуру. Только покрытую длинной блестящей шерстью и наделенную длинными — до колен — цепкими сильными руками.