Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

— Древняя-то какая! — Саша бегло просмотрела текст. — Эти новости недели три назад по радио передавали.

— Сожги, — посоветовал я. — Хотя нет! Давай бумажку сюда, есть вариант проще, — я кивнул в сторону туалета. — Заодно и прочту.

Обратно в комнату я вломился уже через минуту, размахивая ларионовкой как флагом.

— Ты знаешь, что теперь человека из СССР можно выкупить за деньги?!

* * *

— Ну конечно же! — удивилась моей экзальтации Саша. — Про это, кажется, даже где-то в советских газетах писали.

— Так почему ты мне сразу не сказала? Это же все меняет!

— Ты цену-то видел? — скепсис легко читался с Сашиного лица.

— Десять тысяч рублей с носа! Пять килобаксов! Всего-то!

— Всего-то?! Ты вообще в своем уме?! Да это же невообразимая гора денег, нам за сто лет не заработать! Разве что у этого, который Афиноген, гонорар отобрать. И то, пожалуй, не хватит.

— Саша! — я понизил голос до шепота. — Вспомни, сколько раз я говорил тебе — в банке, который в Швейцарии, отложены совсем неплохие деньги!

— Неужели... прямо столько?!

— Больше!

— Так то в Швейцарии...

— Пустяки, — я отмел возражения. — Биография у тебя настоящая, выдержит любую гэпэушную проверку. В преступлениях ты не замечена, двоюродную тетушку или одноклассника отца за границей найдешь?

— Зачем?! Моего деда Фаддея, ну, который Зелинский, в двадцать втором сам Луначарский с вокзала провожал преподавать в Варшавский университет!

— Дед? Живет в Польше? — обрадовался я. — Вот к нему-то ты и поедешь!

— А как же ты?

— Выберусь, чай не первый раз!

Душа пела. Будущее раскрасилось в благостные розовые тона: рвать нитку границы одному, или с довеском в виде любимой жены, это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Шансы на успех, которые ранее я оценивал в недопустимо низкие восемьдесят процентов, прыгнули вплотную к сотне.

— Постой...

Возражения жены я слушать не стал. Подхватил ее на руки, и закружил, шалея учащенного биения родного сердца.

— Запомни! Все будет хорошо!

\*Российская ассоциация пролетарских писателей. Знаменита прежде всего нападками на литераторов, не соответствовавших, с точки зрения рапповцев, критериям настоящего советского писателя.\

\**Насильно мил не будешь, молодые люди.\

\

Почему нет, черт побери?\

\

В реальной истории имело место секретное постановление СНК СССР от 17 октября 1932 года, которое разрешило взимать сборы в иностранной валюте. Такие эмигранты могли оформлять паспорта "в облегченном порядке". Сбор определялся в 1000 рублей (около 500 долларов).\

5. Особенности отечественного рабовладения.

Москва, лето 1931 года (почти год с р.н.м.)

— Озверел, скотина?! — я едва успел выдернуть Сашу из-под колес протобайкера, который решил протиснуться в арку Ильинских ворот мимо телег ломовиков. — А ну стой, гад!

Куда там... только и мелькнула затянутая в кожу спина за обсаженным мухами лошадиным крупом. Нет в Москве места, которое я ненавижу больше, чем кварталы между Красной площадью и Китайгородской стеной. Здесь каждый булыжник мостовой, каждый закуток, все знакомо до боли, исхожено на сотни раз. Не просто так: год назад, совсем рядом, в Черкасском переулке, мы с Блюмкиным взорвали генсека Джугашвили и его друга Кострикова. Теперь сюда же, по соседству, как в насмешку, большевики втиснули музей товарища Сталина, а с ним зловещий экспонат, заспиртованный мозг моего альтер эго — без вины виноватого скаута Обухова.

— Вот и пришли, — прервала мой ретроспективный экскурс Александра. — Нам в западный флигель, интересно, с которой он стороны?

— Самой дальней от Ильинки, как пить дать, — мрачно отшутился я. — Куда еще энкэвэдешники могут засунуть ненавистный иностранный отдел?

— Ты серьезно?

— Пойдем направо, по Часовой линии, — я взял Сашу за руку, как маленькую девочку. — Прошлым летом я где-то в Дальнем дворе видел на подъезде нужную табличку.

Кто бы мог подумать, что я по доброй воле поведу жену "сдаваться" в центральное, покрытое куполами, гнездовище НКВД РСФСР?* Однако же... одно утешение, к охране госбезопасности нынешний наркомат внутренних дел не имеет ни малейшего отношения.** В чисто его сотрудников входят милиционеры, пожарные, следователи угрозыска, и прочие жилкомовцы. А еще, в довесок к этому пестрому набору, на НКВД возложена выдача общегражданских заграничных паспортов и виз. То есть, то, что остро необходимо Саше в данный исторический момент.

Скоро узкая пыльная кишка черного хода привела нас на третий этаж; я толкнул дверь — открылась забитая столами и барышнями комната. Прямо в лицо, из-за сизой завесы табачного дыма, простучала недовольная очередь пишмашинки.

— Простите...

— Научитесь читать! — ближайшая машинистка злобно ткнула в сторону пришпиленного к стене листочка. — Паспорта налево и прямо.

Еще один коридорчик, в котором нужно протиснуться между ящиком с бумагами и расколотой пополам крышкой рояля, и вот оно, советское присутственное место. Клерки за метровой кирпичной стеной, общаться с ними нужно согнувшись, через тоннель забранной решеткой дыры. Окна до половины заклеены газетами, чернильницы и засохшие перья выложены на широких старорежимных подоконниках. Побитая штукатурка стены стыдливо прикрыта образцами многочисленных анкет, рукописных заявлений и прочим хламом.

— Кто последний? — сориентировалась быстрее меня Саша.

— Стой за мной, дочка, — отозвался усатый седой старикан с живыми, чуть смеющимися глазами.

Очередь показалась мне совсем небольшой, всего лишь в дюжину человек. Контингент подобрался дисциплинированный: никто не лез вперед, не толпился у окошка, мешая наблюдать за процессом оформления бумаг. Стоящая первой гражданка постбальзаковского возраста доставала из пухлой папки украшенные печатями бумажки, затем нервно, по одной, пропихивала их невидимой паспортистке. На отлете, в свободной руке, гражданка зачем-то держала отдельный развернутый лист с вклеенной фотографией.

Скормив ненасытной бюрократии последнюю справку, она порывисто прижала этот самый лист к груди, поверх тускло блеснувшего фальшивыми бриллиантами колье:

— Уж вы простите меня великодушно, господа, только бы срок продлили. Ненадолго... даст Бог.

"Заграничный паспорт" — прочитал я надпись на бумаге под гербом СССР. И тут же рядом на французском: "Passeport pour l'etranger".

— А как же серпастая и молоткастая книжица?! — от удивления я не заметил, что произнес последние слова вслух. Чуть подумав, добавил, чтобы не выглядеть совсем уж глупо: — Выходит, наврал Маяковский?

— Не то что наврал, — усмехнулся в усы старикан. — Помнится, еще на прошлую Пасху мою бумаженцию в красную корочку скобочкой р-р-раз, — старикан пристукнул по полу тростью, имитируя стук степплера, — и вшили. Притом бесплатно! А вот нонче услугу по желанию измыслили, десять рублей вынь да положь.

— Золотом! — подчеркнула дороговизну постбальзаковская гражданка.

— Пять баксов, — перевела курс Саша. — Нет, мне такого не надо!

— Говорят тем, кто не покупает корочку, отказывают чаще, — вмешался курносый розовощекий блондин, стоящий в середине очереди.

— Врут, паскуды! — отмахнулся старикан.

Спор закипел. Скоро неофиты, то есть мы с Сашей, знали буквально все. Как обойти щекотливые моменты в двадцати восьми вопросах анкеты и без помарок написать подробную автобиографию. Почему с нас причитается за оформление бумаг триста рублей, а не сто, как с настоящего трудового народа. Про необходимость торопиться с простановкой заграничных виз — срок действия паспорта до выезда — жалкие три месяца. Стоимость обязательных марок Красного Креста. Размер штрафов за переезд из одного консульского округа в другой. И самое актуальное для нас: механизм выкупа за деньги.

В деле продажи совграждан большевики превзошли коварством самих иезуитов. А точнее, изобрели оригинальный фискальный инструмент под названием "Патент на работу вне территории СССР". Формально все выглядит красиво, не просматривается ни малейшей политики — раз выплата налогов во всем мире дело святое, почему государство рабочих и крестьян должно стать исключением? Таким образом, на радость функционерам Лиги наций и прогрессивному человечеству, выезд из СССР при Сырцове наконец-то стал полностью "свободным". И более того. Стоимость патента — в рублях — заметно меньше месячной зарплаты среднего рабочего. Есть только одна "маленькая", тщательно незамечаемая из Парижа или Лондона деталь — а именно, разница в четыре порядка между ценой золота и бумажки.

За разговорами и заполнением анкет очередь подошла незаметно. К моему немалому удивлению, упирать на помарки и недостаток справок, как это обычно принято, паспортистка не стала. Только проворчала, сгребая бумаги кучей в большой конверт:

— Коммерческих, вроде тебя, чекисты вообще проверять перестали.

— Отчего же, позвольте узнать? — тут же вылез из-за Сашиной спины я.

Паспортистка, прыщавая перестарка с волосами, затянутыми в тугой узел на затылке, оторвала от стола взгляд, презрительно оглядела сперва меня, затем Сашу, и выдала не подлежащий сомнению вердикт:

— Такие гражданки нашей стране не требуются!

— Совсем? — изумился я.

— Готовность через две недели. — Паспортистка с злобно пихнула заполненную квитанции о сдаче бумаг через туннель окна. — У нас с этим нынче строго!

— Так быстро?! Спасибо! — Саша приняла бумажку, подвинулась, освобождая место следующему в очереди, и вдруг метнулась обратно:

— Мужа с собой взять никак нельзя?!

— Можно, тебе все можно! — с притворной любезностью откликнулась паспортистка. — Такие вот трудоспособные... иждивенцы, как он, — она выразительно зыркнула в мою сторону, — уезжают от нас со специальной скидкой! Надеюсь, у твоего деда найдутся лишние восемь тысяч?!

Я потеснил в сторону Сашу и склонился к окошку:

— Спасибо, не требуется!

— Ни в чем себе не отказывай!

Из бойницы сочился елейный яд, паспортистка ни секунды не сомневалась, что я или проклятый нэпач, или вовсе контра.

Как я и боялся, идею семейного выкупа Саша не оставила.

— Лови ваньку, да порезвее, в темпе дуй на завод, — безапелляционно заявила она, едва мы вылезли под лучи солнца из подъезда НКВД. — Оформляй справку из отдела кадров и выписку из личного дела. Потому гони в жилконтору. По дороге заскочи в фотоателье, помнишь, там где мне делали. Еще домой, за документами... а я пока заполню анкеты и займу очередь. О! Заодно позабочусь, чтобы мымра не сдала в чека мой пакет.

— Да за такие деньги уж как-нибудь сам пробьюсь...

— Не дури!

— На их жадную глотку золота не напасешься!

Конечно, я лукавил. Смертельный риск перехода границы дороже любых денег, иначе говоря, от платного выезда, пусть и за полный прайс, меня удерживал исключительно страх подвести жену своей липовой биографией.

— Ты хорошо все расслышал? — в словах супруги зазвенела сталь. — Не проверяют коммерческих.

Уничтожить мою легенду, в общем-то, крайне несложно. Достаточно отправить грамотный запрос с фотографиями и приметами по месту рождения и отрочества. Как это сделать? Гонять через полстраны нарочного чекиста ради каждого эмигранта никто не станет. Действующих факсов, или, как их тут называют, бильдтелеграфов, в СССР ровно два — в Москве и Ленинграде.

* * *

На востоке, за Волгой, связь застряла на довоенном уровне — жалкую трехлинейку до областного Свердловска с большой помпой сдали всего лишь год назад, как раз тогда, когда я работал телефонистом. Так что до моего "родного" уездного городка телефонная линия гарантированно отсутствует.

* * *

Остается пересылка бумаг, дело весьма небыстрое, только на поезд туда и обратно уйдет дней десять. Принять пакет, разобрать, зарегистрировать в картотеке, составить запросы, отправить по инстанциям... получить, передать местному оперуполномоченному, или как их там сейчас называют. Вдобавок кому-то придется добраться до городка, найти и опросить свидетелей.

Сможет ли ГПУ уложиться в положенные две недели?! Нет, однозначно нет! Ненаучная фантастика!

— Паспорт выдадут, проверку продолжат, — сменил я линию сопротивления. — Пока визы проставим, пока до границы доберемся... там-то нас и сцапают!

— Вот еще! Нынче стране нужна валюта, а не новые лагерники!

— Баксы — стране, чекистам — зека.

— Вожди, верно, специально срок нереальный установили, — нашла неожиданное объяснение Саша. — Установили регламент, чтоб ретивые болваны никому палки в колеса не вставляли.

* * *

*

Попробуй, поспорь, хотя...

— Может разведемся? — пустил я в ход последний аргумент. — Подадимся через месяц, по-отдельности.

— Леш, хватит чепуху придумывать, — дернула меня за руку Саша. — Мы пойдем вместе. Всегда, до конца. И кстати, — она вытянулась на носочках и впилась коротким жарким поцелуем в мои губы, — откуда у худородного пролетария возьмутся эдакие деньжищи?

— Это ж столько бумаг сейчас придется собрать...

Вроде просто пожаловался на жизнь, а получилось — дал согласие.

— Ты уж постарайся, ладно? — категорически ласково поставила точку супруга.

...Побегать пришлось изрядно, но я действительно успел все сделать вовремя. Сдача документов не затянулась, вот только с выпиской из моего личного дела вышла накладка. Увидев строчку "кандидат в члены ВКП(б) с апреля 1931 года", паспортистка поменялась лицом. Пренебрежение к "иждивенцу" обернулось удивлением, злостью, растерянностью, затем все ее чувства поглотила пугающая, ехидная, мстительная радость.

— Какая-то проблема? — я поспешил узнать причину.

— Ваши документы в полном порядке, — улыбке паспортистки позавидовал бы флоридский аллигатор. — Через две недели не забудьте принести квитанции об оплате пошлин, справку о наличии денег на счету, а еще, — тут ее голос сорвался на детский фальцет, — рекомендацию из своей партячейки.

— В смысле?! — остолбенел я.

— Так положено, — отчеканила стерва. — Члены партии и кандидаты обязаны предоставить положительную рекомендацию

* * *

** из ячейки по месту своей регистрации.

— Зачем?

— Променял партию на юбку? — Без всякого политеса добила меня паспортистка. — Теперь порадуй своих товарищей!

Не было печали, купила баба порося...

\*В реальной истории до конца 1930 года (а в данном мире — значительно дольше) аппарат НКВД размещался в комплексе домов бывшего Северного страхового общества, который, действительно, имеет два купола (в части, выходящей на Ильинку).\

\**В реальной истории (но не в данном мире) 15 декабря 1930 г. ЦИК и СНК приняли секретное постановление "О руководстве органами ОГПУ деятельностью милиции и уголовного розыска", на основе которого ОГПУ, фактически, получило полный контроль над НКВД.\

\

Бильдлиния Москва-Ленинград запущена в 1929. Москва-Свердловск — в 1936.\

\

ГГ немного ошибается, к концу 1931 заработает телефонная связь до 14-ти райцентров Свердловской области. Однако понятно, занимать линии ради незначительного вопроса никто не станет.\