Третий шаг. Книга 1. Магия Мериты

Маг, неопределенно махнув рукой, вышел.

— Жаль, что Марк не остался с нами. Впоследствии он горько пожалеет, что когда-то упустил шанс лишнюю минуту пообщаться с таким выдающимся мастером, как ты Лара, — сказал Рюон, поднимая упавшую жемчужинку. — Что это такое? Можно, я посмотрю эту вещь?

Лара не ответила.

Внезапно зажегся экран внутренней связи, и на нем возникло лицо мага. Минуту он молчал, оглядывая собравшихся — Вэр поежился от его взгляда. Потом изображение застыло, и голос мага возник как бы сам по себе:

— Лара, мне горько констатировать, что до сих пор твои старания не дают ожидаемого результата. Что ж, иди сюда. Может, тебе удастся каким-нибудь иным образом поднять мне настроение.

Лара затравленно оглянулась. Вэр готов был под землю провалиться от стыда и бессилия. Он вдруг обратил внимание, что ее желаник погас.

— А, братья-инспекторы, — с издевательской ухмылкой протянул Марк, останавливая свой взгляд на Лонренке. — Я не понимаю, что вы здесь делаете. Вы получили все, что вам было надо. Пора бы и честь знать. Поверьте, у меня масса более важных дел, чем пасти стайку бездельников.

Экран погас. Лара, опустив голову, складывала свои жемчужинки.

— Лара, ты останешься с нами, — вырвалось у Вэра.

Лара кинула на него испуганный взгляд, шагнула к двери, выронив собранные коробочки, остановилась. Рюон преграждал ей дорогу.

— Неужели ты не понимаешь, что смысл всей моей жизни, может быть, в том и состоит, чтобы хоть как-нибудь помочь Марку? — спросила она. — Он болен и нуждается в поддержке. Я не хочу, чтобы он ушел от нас и сделаю все, что в моих силах. Пусти!

Оттолкнув Рюона, она вышла.

Вэр сразу ушел к себе. Чувство бесцельности и бессмысленности поглотило его. Вновь очутившись во внезапно надоевшем кабинете, уселся за рабочий стол. Потыкал по клавишам компьютерного пульта, не пытаясь даже настроиться на рабочий лад. Да, прав Марк, им больше нечего здесь делать.

Он сидел долго, ни о чем не думая, и просидел бы еще неизвестно сколько, если бы не Илвин. Вначале загудел зуммер колса. Вэр не отвечал до тех пор, пока Илвин не вызвал его по внутренней связи.

— Вэр, — сказал он, — мы решили возвращаться. Твой раздел отчета завершен?

— Да.

— Тогда собирайся. Встретимся у меня. Вылетаем сегодня же. Через пару дней будем на звездолете, а там — вперед.

— Хорошо, я сейчас буду готов.

И уже когда инспекторская группа заняла места согласно штатному расписанию, когда внутренние системы планетолета отрабатывали циклограмму пуска, на экранах межпланетной связи появился Марк:

— Чтобы ваш отлет не был похож на бегство, необходимо завершить кое-какие дела. Неофициальная часть: от меня — "до свидания" и пожелание благополучного полета. Мы подготовили для передачи Содружеству описание наших технологий нуль-транспортировки. Сразу же после окончания церемонии прощания я перешлю эту информкассету. Официальная же часть сводится к следующей формулировке — слушайте внимательно: "Народ Мериты прощается с вами и готов разделить вашу боль и вашу радость".

Вместе с той приветственной фразой, прозвучавшей при встрече их группы, это означало требование однозначного ответа, раскрывающего их мнение, а стало быть — мнение Инспекции и, далее, всего Содружества об отношении к изгнанникам Мериты. Горькая пилюля была сдобрена конфеткой, о которой Илвин давно мечтал. Поэтому он поспешил:

— Мы прощаемся с вами, братья, но наши сердца навсегда остаются с вами.

Ответ означал, что окончательный вывод заключительного акта их группы будет содержать слова: народ Мериты, родной по крови, — родной и по духу. Меритская община вольется полноправным членом в Содружество, и все достояние человечества со временем станет ей доступным. Одна фраза — а каково следствие! Впрочем, Вэр на основании собранных им материалов и не мог бы сказать иначе.

Предопределив общий лейтмотив своего отчета, они молчали весь перелет до звездолета. Каждый оставался наедине со своими переживаниями и втайне оценивал тяжесть возможных последствий неверного решения. Прибыв на звездолет и не дожидаясь, пока экипаж закончит предстартовые приготовления, они заперлись в Зале обсуждений. В него никто не мог проникнуть извне, и все перипетии окончательной редакции материалов инспекции останутся между ними.

Вэр обратил внимание, что каждый инспектор достал свои заметки из личного акона. Что это — открытое проявление недоверия, стремления оградить результаты своей деятельности от возможного посягательства? И как это следует понимать в свете взятого ими на себя обязательства перед меритцами?

Самый пухлый отчет принадлежал Рюону. Не ясно, как он в такое короткое время умудрился создать столь основательную монографию, содержащую анализ буквально всех сторон культурной жизни меритцев. Самым кратким оказался Лонренок — всего несколько страниц, текст — предел лапидарности. Илвин потрудился на славу, но почти на каждой странице его произведение Вэр натыкался на слово "маг".

Сравнение отчетов, как всегда в подобных ситуациях, вскрыло некоторые неувязки, быстро, однако, преодоленные совместными усилиями. Последовавший затем обмен репликами неприятно уколол Вэра: ему показалось, что коллеги в его присутствии продолжают давний бескомпромиссный спор, начатый без него. Вначале Лонренок обрушился на Рюона:

— Как следует вас понимать? Более двухсот страниц вы рассуждаете о магах только для того, чтобы признать их роль несущественной для обобщающей оценки. Где тут логика? Зачем тогда это вам? К чему загромождать читателя ненужной информацией?

— Видите ли, я выявил одно интересное обстоятельство. Традиционный взгляд на искусство полагает его направленность на формирование некоего эмоционального воздействия, через которое опосредованно происходит привитие соответствующего мировоззрения, воспитание нравственного облика и так далее. В искусстве же меритцев главное — преподнесение определенных ассоциаций, воздействие на внелогичное мышление, и только потом классическая схема эмоционального давления. Иными словами, меритские деятели искусства отчасти вторглись в научную деятельность, формируют эвристический фонд науки. Главные заказчики и потребители такой продукции — маги. На мой взгляд, прослеживание подобного феномена представляет самостоятельный научный интерес...

— Хорошо, но при чем здесь инспекция?

— Я должен обратить внимание на все необычные аспекты культурной жизни. Может быть, принятые нами методы оценки не совсем правомочны...

— Ну и что? Вы-то здесь при чем?

— Рюон прав, — вмешался Илвин. — Общество меритцев разительно отличается от всех известных. Оно похоже на пирамиду: на вершине горстка магов, их обслуживают, им угождают немногие приближенные, далее — все остальные. Все решения, генеральные направления сосредоточения общественных сил определяют только маги — как не сказать об этом?

— Вы бы помолчали, — отмахнулся Лонренок. — Я уже устал вас убеждать. По-моему, вы все время занимались не задачами инспекции, а тешили свое безграничное любопытство.

— Да, я делал то, что представляет интерес для науки. Почти сразу мне удалось убедиться, что менталитет меритцев такой же, как у большинства людей в Содружестве. В то же время они на голову обогнали нас во всех научно-технических областях. Значит, для пользы дела следовало обратить особое внимание на то, чем они от нас отличаются. А главная разница в том, что у них есть маги, а у нас их нет.

Длительное молчание было прервано Лонренком:

— Вот мой вариант сводного отчета. Вы раньше видели его. Небольшие дополнения дадут материалы нашего стажера. — Вэр заерзал, негодуя. — Я устал вас убеждать. Поэтому спрашиваю прямо: вы согласны со мной?

— Нет! — почти в унисон воскликнули Илвин с Рюоном.

— Не понимаю... — начал было Вэр, но Лонренок прервал:

— Хорошо. Придется применить силу, — он достал из акона верительную карточку необычной формы. — Как полномочный представитель Комитета Защиты Человечества я освобождаю вас от окончательного редактирования материалов инспекции.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: СЛЕДСТВИЯ

Илвин

— Астаройт, ты только подумай: никто до нас не решал такой задачи. Мы войдем в историю! И абсолютно никакого риска — я это чувствую! — Илвин проникновенно трясет ворохом лоций-диаграмм, подталкивая их к капитану. Тот машет руками, словно боится обжечься.

— Не знаю, не знаю... Очень ответственный шаг. Мне не нравятся вот эти точки, — толстый капитанский палец слепо тычется в листки. Понять, куда было задумано его направить, невозможно, так как Илвин успел за то короткое время, пока капитан прицеливался, несколько раз перемешать диаграммы.

— Ротя, дорогой, к лицу ли тебе сомнения? Вспомни наши Млечные Трассы! Скажи, ошибся ли я хоть раз? Я прирожденный пилот, у меня божий дар. Неужели мне придется уйти из этого мира, не оставив в нем своей вехи? Астаройт! Да разве сможешь ты спать спокойно, упустив такую возможность? Что ты будешь рассказывать внукам? — Илвин прижимается к капитанским плечам, что, вероятно, должно пониматься как объятие. Пониматься потому, что на деле осуществить эту акцию Илвин не в состоянии: руки коротки.

Могучим утесом застыл Астаройт в своем кресле, и от него одного в кают-компании тесно. Зря Илвин так рьяно напирает. Только с виду капитан кроток и покладист. Вэр уловил за отечески мягкой улыбкой Астаройта тяжелую длань истинного властелина всего, что движется и не движется на звездолете. Ему не надо ежечасно доказывать свой вес и силу, ибо и так все ясно. Большие люди обязаны быть тяжелыми на подъем, им нельзя делать резких движений, чтоб ненароком не пришибить кого-либо из окружающих.

А всего-то несколько часов назад Илвин. казалось, забыл, что находятся они в звездолете, и еще предстоит обратный перелет. Заявление Лонренка о членстве в КЗЧ повергло его в шок. Просидев без движения несколько минут, он, однако, ринулся в атаку. До Вэра доходили слухи о, мягко говоря, неэтичных действиях Комитета, но такое, о чем стал кричать Илвин... Это не могло быть правдой. В конце концов, Комитет — это люди, а не людоеды. Они не раскрывают мотивов своих поступков, это так, но побуждения-то их должны быть возвышенными. Защитить человечество от всех мыслимых и немыслимых опасностей — разве есть более благородная задача?

Передохнув, Илвин нервно запрыгал вдоль стены. Он готов был пулей выскочить из Зала обсуждений и призвать на голову Лонренка гнев богов. Вэру бы помочь ему, но он не смог сдержать улыбки.

Сорвав голос, Илвин умолк. Лонренок не обращал на инспекторов ровно никакого внимания, колдуя над отчетом. Наконец, закончив правку отчетных материалов, он наклонился над аппаратом межзвездной связи, пощелкал тумблерами, настраивая. Произвел пробное включение, затем передал сообщение. Итак, официальный отчет инспекции, заканчивающийся вынужденным "от лица инспекторской группы подписал Лонренок", ушел в Центр. Вопрос, появятся ли еще подписи под этим трудом, должен быть решен по их прибытию на Цению.

Получив подтверждение о приеме сообщения, упрямый козач с садистской неторопливостью уничтожил черновые материалы. Затем побросал в утилизатор то, что его бывшие коллеги имели неосторожность выложить из своих аконов. Вэр порадовался, что копия его рабочего дневника на мнемокристалле осталась в целости и сохранности. Да еще долговременная память его компьютера переполнена данными, полученными на Элефантиде. Ничего, мир все узнает о чудесах меритцев.

Утилизатор чавкнул в последний раз, и инспекторы получили долгожданную свободу. Илвин бросился к дверям, раскодировал запоры, рванулся из Зала — и остановился у порога. Некуда бежать. Впереди долгий обратный путь, который придется — хочешь этого или нет — преодолеть вместе с теми, кто оказался сейчас рядом, даже если некоторых из них ты готов загрызть. В этих условиях следует сдержать в себе льющее через край негодование и придумать, чем бы заняться. Чем? Ну конечно, первым делом облазить звездолет и познакомиться с экипажем. Дурацкие предписания не позволяли сделать это раньше. Немедленно наверстать упущенное!

Илвин, увлекая за собой Рюона и Вэра, ликующим вихрем пронесся по отсекам гигантского корабля. Разбудил бортинженера, наспех проэкзаменовал штурмана, до слез огорчаясь его несообразительностью, и растаял, прилипнув к капитану. Астаройт оказался его старым добрым знакомым, учеником и сподвижником. Недолго, впрочем, длились воспоминания. К чему попусту ворошить прошлое? — душа Илвина жаждала действия. А что можно сделать необычного? — конечно, в пику меритцам определить местоположение их планет.

Как всякий образованный человек, Вэр имел представление о методах прокладывания межзвездных трасс, даже решал когда-то учебные навигационные задачи. Но сейчас он почти не понимал сбивчивую, изобилующую специальными терминами и сленгами речь Илвина. Уловил лишь общую идею: внести малые изменения в режим полета и определить образовавшееся отклонение от трассы, предложенной меритцами. По этому отклонению Илвин брался определить абсолютные звездные координаты меритских планет. Прием, чем-то схожий на известный метод элементарного математического анализа: оценить производную, а по ней найти исходную функциональную связь.

Астаройт, капитан звездолета, допускал наличие логики в рассуждениях Илвина, но ему чем-то не нравились рассчитанные навигационные кривые.

— Ротя, родной, — молил Илвин, — пойми: такое бывает раз в жизни. Я додумался до этого приема, когда мы продвигались к Мглистым созвездиям — помнишь тот сумасшедший полет? А сейчас трасса вообще рекордной длительности! Да мы войдем во все учебники! Ну, чего ты медлишь? Оденемся по первому сроку, примем адмиральскую — и двинем, а?

— Иля, у меня не исследовательский звездолет, у меня важный груз. Я обязан доставить его в полной сохранности и точно в срок. Мне ни к чему лишние приключения в дороге.

— Твой груз — это мы. Мало того, что нам нагадили после ухода с точки, так ты предлагаешь без всякого смысла проболтаться почти месяц в твоей вонючей посудине? Нельзя так разбрасываться временем, мы должны принести хоть какую-то пользу. Спроси Рюона, спроси Вэра — они подтвердят, что готовы поэкспериментировать с меритской программой полета.

— Вы, может быть, готовы, но я — нет. Не торопи. Мне надо подумать, посоветоваться.

— Да что там советоваться! Разве советы уменьшают неопределенность?

— Ты удовлетворяешь собственное любопытство, а я рискую карьерой. Меня попрут из капитанов, если случится что-нибудь непредвиденное. Не мешай мне думать.

— А-а, только время теряешь. Спроси у меня — я отвечу на любой вопрос.

— Не спеши, Илвин. Куда ты гонишь, словно уже пора нырять? Будет время — уйдем в надпространство, а пока следует думать. Ты же сам говорил: терпение — главная благодетель астронавта.

Монотонно гудят мощные двигатели звездолета, приближая момент надпространственного прыжка. Но по-прежнему их окружают меритские светила с лихорадочно осваиваемыми планетами, блистают лживые звездные ориентиры, и ничтожно малой букашкой ползут они внутри огромного силового кокона, показанного им Марком.