Лось (часть 3)

— Моя работа, — признал убитого полгода назад Чуму, — Быстрый, тварь, как не знаю кто! Носился в прицеле, едва успевал подлавливать!

— А вам повезло! — с новым мерзким смешком прокомментировал ученый, — У "умницы" улучшенные мышцы спины и ног, по нашим расчетам мгновенную скорость должен развивать до шестидесяти километров в час. Сам Лосяцкий должен был едва успевать за ним!

— Вы близко к правде. Шестьдесят — не шестьдесят, но достреливал я его уже почти в упор.

— Толя, это и есть Лосяцкий! — намного уважительнее глянул на меня Горбунов, сравнив мои габариты и габариты окоченевшего Чумы.

— Хи-хикс! — выдал новую порцию смешков "экскурсовод", явно имеющий отклонения в психике, — Лосяцкий?! Не смешите мой халат!

Его заляпанную чем-то спецодежду, однозначно знававшую лучшие времена, веселить у меня никакого желания не было.

— Зачем мы здесь? — обратился к Горбунову.

— Михаил Анатольевич, три минуты! — и он утащил все еще хихикающего психа подальше от меня.

Еще один прогресс: от "Миши" в его устах я подрос до Михаила Анатольевича! Глядишь, так и нормально работать начнем! А то меня уже подзаебало с каждой мелочью лично на поклон ездить!

Вернувшийся вместе с притихшим Простотолей Геннадий Матвеевич давно и прочно занял в моем сердце кличку "Крокодил Гена" и отнюдь не из-за добродушия и интеллигентности! Это по количеству измотанных мне нервов — ни с одним поставщиком я не работал так трудно и нудно! Иной раз так и хотелось плюнуть и вернуться к ветошкинцам — их броня оставалась гавном, но хотя бы делали в срок и как надо! С Горбуновым же каждый раз приходилось сюсюкать и ублажать. Надоело!

— Десять минут! — указал на комм. — Десять моих золотых минут, и я ухожу!

Проняло!

"С самого начала так надо было! Почему мою вежливость все признают за слабость?"

— Фралиум! — провозгласил прекративший подсмеиваться Анатолий, демонстрируя мне в новом помещении закрытый толстым стеклом кусок то ли сплава, то ли чистого элемента, мерцающего темными насыщенными оттенками синего, — В исходном виде в природе встречается крайне редко, масса самородков редко превышает несколько граммов.

— Что, простите? Как вы его назвали?

— Фралиум,— повторился ученый, — Это от...

— Толя, конкретнее! — прервал его Геннадий Матвеевич, нервно поглядывая на часы.

— В сорок раз прочнее стали. В сорок раз ее легче. Не подвержен коррозии.

В химии я полный болван, таблицу Менделеева могу вспомнить только отдельными клеточками. Слово "фралиум" мне незнакомо. Зато очень даже знакомо сокращение "Fr", написанное внизу застекленного куба.

— В нормальных условиях его добыча очень сложна, даже самая богатая порода содержит его миллиграммы! — продолжил развиваться соловьем Простотоля, — Самородки — редкостная редкость! Зато тела всадников буквально насыщены им! И если нам дадут добро на его использование!..

Вытащил Горбунова из стерильного помещения и прижал к стене:

— Вы никогда не будете использовать в своих разработках фралиум!!!

— Михаил, но почему?! Это же идеальный вариант под ваши требования?!

— Любое. Человеческое. Решение.

— Вы ксенофоб?!

— Я ксеномизантроп! Хорошо!!! Скажу один раз. Один, и только вам. Фралиум — это то, что привлекает тварей! Я не знаю, какое им нужно количество! Подозреваю — намного меньшее, чем то, которое сейчас здесь находится! И пока оно под экраном, оно безопасно! Но стоит ему только зафонить на всю Ивановскую...

— В Москве, в главном корпусе НИИ, ведутся работы по его извлечению... — побледнел воронинский дружок, — Но Толя продвинулся дальше...

— Так это мою радость ищут эти прелестные создания?! — выглянул нам вслед из лаборатории Анатолий.

Один человек, одна дырка во лбу... и нет человека.

Со смешанными чувствами посмотрел на дымящийся в моей руке пистолет.

Тварей в командном зачете я убил за сотню, но человека убиваю впервые.

Вообще впервые за обе жизни.

Наверное, нужно испытывать угрызения совести.

Как удачно, что с совестью я совсем недавно распрощался.

— Любое человеческое решение, — очень быстро закивал головой впечатленный Горбунов, — У меня как раз такое есть, — продолжил он кивать болванчиком, — Точно есть! Через неделю ждите материал...

— Очень хорошо! — отпустил конструктора, — Я в вас, Геннадий Матвеевич, не сомневался!

Глава 8.

И что?! Он пристрелил человека и потом вот так просто ушел оттуда?! — спросит кто-то. Да, именно так. Убил и спокойно ушел, а потом сел в машину и поехал прочь, потому что с Горбуновым сегодня продолжать разговор не имело смысла — хлипковат конструктор оказался, а ведь вроде бы в армии долго оттрубил?

Кавалер трех "Звезд" неподсуден ни гражданскому, ни военному суду, только лично императрица имеет власть вынести решение по его поступкам. И то, если заинтересуется, а может не заинтересоваться. Я даже Забелиной могу не давать отчета в своих действиях. Убил и убил, значит, за дело. Оттого и вручали "Звезды" крайне редко.

"Нет, отчет дать придется".

И как я объясню, что от "просто Толи" за версту несло безумием? Тяжелым, вонючим, невыносимым. Что он запросто мог накрошить где-то этого самого фралиума, чтобы только посмотреть, что будет дальше? Откуда я вообще знаю, что фралиум — это та самая приманка для тварей? И, кстати, кто-нибудь легко может посчитать, что, убив ученого, который нашел способ извлекать редкий сплав из быстро распадающихся на атомы тварей, я оказал империи медвежью услугу.

— Правь в ближайшее отделение СБ, — приказал я сидящей за рулем Софье, стоило отъехать на небольшое расстояние.

С некоторым запозданием — все же я не каждый день в людей успешно стреляю! — до меня дошло: в этом НИИ мог шастать кто угодно: повторюсь, у меня есть пропуск-вездеход, по сути я с ним имею полномочия чуть ли ни второго лица в имперской безопасности после Забелиной — такая вот коллизия. Таких "вторых лиц" у нее не один десяток, но вряд ли больше сотни. А вот у Горбунова подобных привилегий не могло быть по определению. И если он проходил в НИИ по дружбе, то где гарантии, что не проходил кто-то еще?! И этот кто-то не свистнет сейчас под шумок опасный кубик или записи?

— Слушаюсь.

Сильный взрыв прогремел вдалеке, заставив Софью неловко вильнуть машиной на дороге и прижаться к обочине. Сзади наш маневр повторила машина охраны.

Оглянулся на облако пыли и дыма, зависшее в воздухе. Нехило. А ведь мы километра на три точно отъехали...

— Ну, вот. Уже не нужно... опоздал.

— Распоряжения?

— Действуйте обычным порядком, — откинулся на сиденье.

Софья бросила не меня быстрый взгляд через зеркало заднего вида и кивнула.

В местном отделении СБ, куда все же зарулила наша команда, нас вежливо попросили на выход: ВИП-персона на завалах им точно была не нужна. Пожал плечами и отправился в гостиницу: вылет был назначен на завтрашний день — я же не знал, что так всё повернется!

Уже у самой ночлежки сделал незаметный знак в сторону стоящей в тупичке грязной машины с таксистской раскраской: "Все отменяется!" После сегодняшних событий с меня глаз не спустят и незаметно вырваться в Бирск не получится.

Под вечер пришла новость: Горбунов, потрясенный молниеносной расправой с его дружком Толей, за мной следом не вышел, оставшись в здании НИИ объясняться с растерянными сотрудниками. Задержка в пятнадцать минут решила его судьбу: погиб, придавленный тяжелыми воротами.

"Не мир принес я вам, но меч..." — всплыла вырванная откуда-то цитата.

Невольно посочувствовал Воронину — пусть с "Крокодилом Геной" он не поддерживал отношений много лет, но смерти последнего школьного друга не обрадуется.

Немного отпустило, когда узнал, что у "Просто Толи" работало всего семь человек, и все как на подбор — полусумасшедшие старухи, не каждый был способен уживаться с психом. Оказывается, филиал давно хотели закрыть, но держали только из-за начальника — среди гор бреда тот выдавал иногда интересные результаты.

"Очень интересные" — про себя согласился с коротким вечерним докладом Тони, оставшейся днем дежурить на месте происшествия.

Еще пострадало несколько человек в расположенных поблизости домах, но там, хвала небесам, обошлось без смертей.

— Основная версия — неудачный эксперимент выжившего из ума ученого.

Угу, только всадники не взрываются — поверьте человеку, повидавшему их немало. И сомневаюсь, что фралиум — нестабильный элемент. Из-за синего цвета я бы поставил на какое-то редчайшее соединение кобальта, но не химик я, не химик! К тому же продемонстрированное количество не могло дать взрыв такой силы — вот во взрывчатых веществах и в их дозировках я немного разбираюсь!

А это значит, что здание взорвали специально. И мину или бомбу туда принесли заранее, а сегодня только нажали на кнопку, зачищая следы. И если поутру меня не разбудят сирены, то я прав.

— Спасибо, Тоня. Завтра с утра съездим к Горбунову, точнее в его КБ — мне надо переговорить с его преемником. А потом — домой.

— На похороны не останетесь?

— А надо?

— Вы с ним долго сотрудничали, такое внимание с вашей стороны...

— Ладно, останемся еще на похороны. Плохо, что с Викой не смогу увидеться.

— Великая княжна Валентина отложила свой визит в Муромцево.

— Надеюсь, не из-за меня.

— Причины мне не сообщают.

— Хорошо, спасибо Тоня. Позови ко мне Софью.

— Соня сменила меня в местном отделении СБ, Руслана Евгеньевна приказала держать ее в курсе. Я в вашем распоряжении.

— Не к спеху. Просто завтра надо будет венки или цветы организовать: от меня, от Ван-Димыча, от нашего полка. И представить мне списки пострадавших, я хочу от себя выделить их семьям компенсацию.

— Будет сделано.

С замом Горбунова я общался чаще, чем с примой, и общий язык мы с ним нашли быстро. И, кстати, именно он был разработчиком того самого нового состава, который собирался предложить мне струхнувший конструктор — сам он считал, что будущее за фралиумом (это мои личные впечатления), правда взглядов своих широко не афишировал.

— Обещал прорыв, — заметил занявший кабинет начальника Тропилин, — Новые возможности и новые материалы, но вы же знаете, что он был за человек! Слова лишнего не вытянешь! Вечно был всем недоволен, поэтому никто к нему не лез — занимались своим делом. Буду теперь его бумаги разбирать, искать...

— Да уж, успехов вам! Про мой заказ только не забудьте, а то уйдете с головой в поиски, и еще неизвестно, до чего докопаетесь. Может, стоящее, а может, пшик.

На похоронах пришлось сказать речь от себя и от Воронина — тошно было до усрачки. Сосредоточился на достижениях, изобретениях и таланте, старательно обходя личные качества. Ну, не нравился он мне!!! Но это не отменяло факта, что все экзоскелетчики встречали тварей в изобретенной им броне, поэтому пять минут добрые слова над могилой из себя выдавливал.

А после улетел, не оставшись на поминки, — вечером с Ван-Димычем помянем.

С шефом посидели душевно, жаль, что по такому печальному поводу. Домой к нему не пошли — там Катя и дети спокойно посидеть не дали бы, а устроились у ног Ванечки после рабочего дня. Заскочивший перед уходом Макс ненадолго к нам присоединился, с ним мы заодно Угорина и Лизу помянули.

— Точно, завтра? — спросил он у меня перед тем, как окончательно убежать домой.

— Да, точно, точно! — еще раз повторил я.

— Шеф, а вы меня завтра на полдня отпустите? — обратился он к Ван-Димычу, поправляющему на ботинке робота стакан с водкой.

— Отпущу, — немного удивленно согласился Воронин, — Первую или вторую половину дня?

— Вторую, утром приду. Спасибо! Побежал гладить! — и Макс умчался, оставив шефа недоумевать.

— Кого это он гладить собрался?

— Сейчас — одежду на завтра. А завтра, видимо, мою сестру, — пояснил Ван-Димычу метания Кудымова.

— Надеюсь, он не перепутает, что и чем гладить, — усмехнулся мужчина, — Кстати, у Гены была история с утюгом как-то. Это он потом стал букой, а по молодости лихой был, веселый, вечно с ним какие-то истории происходили. А жили мы тогда все бедно — курсанты-студенты же! А он еще жениться во время учебы умудрился. И вот купил он своим женам гладильную доску — какую-то навороченную, аж из Германии или Испании, при мне дело было, но не помню уже сейчас точно. Производители обещали, что она чуть ли не сама гладить будет, он на рекламу и повелся. Приходит, значит, к нему посылка, он меня зовет, а там агрегат сложностью не хуже Вани. Но мы с ним два технаря — что нам сложности?! Час корпели, пока собрали. И вот ставит он ее в центр комнаты общежития, где его жены кантовались. Зовет их, соседей, я стою рядом... Водружает на доску утюг — раскочегарил его, не пожалел углей!

— Тогда что, еще угли в утюгах были?

— Электрические уже были, но они очень дорого стоили. Лучше бы он утюг тогда купил вместо этой доски, но это он уже потом прозрел. Электрический мы ему потом вскладчину на день рождения подарили, а пока слушай! Утюг он этот, пока все собирались, чуть ли не докрасна размахал и водрузил на специальную подставку к доске. А сам орет: "Хозяйки, где мой магарыч?!" Все вокруг ахают: как же, чудо света! А он вдруг наклоняется, заглядывает под низ и спрашивает меня: "Ванька, а это что за кнопочка?" И нажимает, шельмец! А доска возьми и сложись! Это кнопка сборки была! Доска с грохотом вниз, на пол! Утюг, кувыркаясь, летит в гостей! Крышка отлетает и прямо в лоб коменданту — у нее потом еще полгода шрам в виде паутины на лбу выделялся! Угли во все стороны! Понятно, что тут же все дымиться начало! Гости с криками "Пожар!" несутся на выход! Мы тушим! Сейчас вспоминаешь — смешно, а тогда ему за эту чудо-доску сначала от жен, потом от пожарных, а потом от коменданта влетело... Веселые были денечки...

Мне даже стало жаль, что я не знал Горбунова таким вот несерьезным.

— Жизнь продолжается, да?.. — философски спросил Ван-Димыч после еще нескольких баек из Горбуновской безбашенной молодости.

— А куда ей деваться?

— У Максима с твоей сестрой как? Серьезно или нет? Хотя, если бы несерьезно, то вы бы с ним не помирились, верно?

— Жениться собирается. У них ребенок будет.

— Вот и хорошо. Не стоит ему всю молодость на страдания по Юле убивать.

"Кто бы говорил! — покосился на шефа, — Сам-то сколько по первой жене убивался?! Хотя, как раз с его высоты опыта, имеет право говорить".

— А она здесь как оказалась? Ты же вроде как-то упоминал, что ее из-за происхождения не пускают? Хотя непонятно, как тебя могут пустить, а твою сестру — нет?..

— Мы с ней от разных матерей. И ее мать — чистокровная немка. У Вики даже подданство двойное, вот и не пускали. И сейчас не пустили бы, но она в свите великой княжны Валентины.

— Васильева, — брезгливо сморщился шеф.

— А вы откуда знаете?

— Дед ее, генерал Васильев, очень в свое время знаменит был. Предшественник Скоблева — такой же известный и популярный. А вот сыночек не в него родился — картежник, пьяница и бабник.