Интендант третьего ранга

— Кончилось спокойное время! — сказал Семен, когда последние детали операции были утверждены. — Немец смерть своих так просто не спустит. Начнет деревни жечь! Я его знаю...

Семен был прав, но операцию не отменили. Бездействие стоило жизни двум сотням ни в чем не повинных людей, никто не хотел брать на себя такую ответственность, даже Нестерович. После совещания, решили создать Крайневу алиби. В день операции он должен быть в Городе — никто не заподозрит. Крайнев послушно приехал и сразу нарвался на Ланге. Эсесовец, не слушая возражений, затащил его в машину. И вот он здесь...

Колонна с Мордехаем во главе достигла карьера. Евреи из Боровки были в выработке, вновь прибывшие их пока не видели. Телеги с одеждой и вещами сельских евреев заслоняли охранники. Крайнев с холодным ужасом признал, что Ланге знает свое дело. Городских евреев выстроили рядами. Прозвучала команда, охранники взяли обреченных на прицел. Гюнтер и несколько полицейских, отделили от толпы с десяток человек, отвели в сторону и велели раздеться. Раздался вой и плач, толпа заколебалась. По знаку Ланге пулеметчик дал длинную очередь над головами.

— Тихо! — прокричал эсесовец, размахивая "люггером" — Не подчинившихся приказу расстреливаем на месте! Все раздеться до белья и спускаться в карьер! Будем проверять: не утаили ли ценности. Было велено сдать...

Вой утих, остался как бы тихий стон. Крайнев видел, что люди не верили эсесовцу, но в глазах многих плескалась безумная, ни на чем не основанная надежда. Смотреть в них было невыносимо, и Крайнев отвернулся.

— Не думал, что вы столь стеснительны! — хохотнул Ланге, заметив. — Среди жидовочек попадаются ничего.

Словно подтверждая свои слова, он подскочил к молодой еврейке, которая осталась только в бюстгальтере и панталонах, рванул застежку. Бюстгальтер свалился, открыв полные белые груди. Женщина, взвизгнув, прикрыла их руками. Между пальцами скользнула и упала на дорогу золотая цепочка. Подбежавший Гюнтер подобрал ее и бросил в брезентовый мешочек, уже на две трети заполненный.

— Я говорил: найдем! — засмеялся Ланге.

Примеру оберштурмфюрера последовали другие охранники. Они срывали с женщин бюстгальтеры, требовали спустить панталоны, присесть... Досмотренных гнали к карьеру, оттуда скоро раздался и стал нарастать переворачивавший душу вой. Ланге метался от края карьера к толпе, кричал, грозил, размахивал пистолетом. Лицо эсесовца раскраснелось, глаза сияли, и Крайнев внезапно подумал, что Ланге — безумец. То, происходит сейчас, — сцена из фильма ужасов. Крайнев невольно закрыл глаза, надеясь, что после того, как откроет их, все исчезнет. Не помогло. Уйти он тоже не мог. Саломатин наверняка разглядел его в бинокль и сейчас не выпускает из виду. Если Крайнев отойдет, последует залп. Не время...

Крайнев заставил себя смотреть и скоро увлекся. Как страшный фильм, снятый умелым режиссером, отвратительная сцена подготовки к расстрелу стала завораживать. Нечто, сильнее брезгливости, заставляло Крайнева наблюдать за обреченными. Он скользил взглядом по лицам, искаженным ужасом, ловил отсвет отчаяния в начинавших тускнеть глазах, и невольно упивался этим зрелищем. В этот момент к Ланге подбежал щуплый парнишка.

— Господин офицер! — заканючил он. — Не еврей я, русский, просто в гости приехал. Смотрите! — парнишка сорвал кепку.

Волосы у паренька были русые, глаза голубые. Он и в самом деле не походил на еврея. Ланге жестом подозвал Гюнтера и указал на просителя. Эсесовец вырвал кепку из рук паренька, понюхал.

— Юден!

— Это не моя кепка, мне дали... — затянул было паренек, однако Гюнтер пинком направил его к карьеру. Паренек побежал, но внезапно пригнулся, проскользнул под руками охранников и помчался по полю.

"К лесу надо было, к лесу!" — сокрушенно подумал Крайнев, но ничего поправить было нельзя. Гюнтер вырвал из рук ближайшего охранника винтовку, приложился... Сухо треснул выстрел, паренек споткнулся и сунулся носом в жухлую траву. Толпа онемела, даже вой утих. Последняя партия раздетых евреев понуро побрела к карьеру.

— Наверное, и в самом деле русский! — сказал Ланге, подходя к Крайневу. — Еврей бы не побежал...

— Тогда зачем? — вырвалось у Крайнева.

— Гюнтер не ошибается! — пожал плечами эсесовец. — Кепка была с еврейской головы... Вы выбрали позицию?

Крайнев молча пошел в дальний край карьера. Ланге, к его удивлению, потащился следом. Карьер был прямоугольный, оба берега с широких сторон заняли полицаи и немцы. Крайнев стал с узкой стороны. Заполненная людьми выработка оказалась прямо перед ним, а выстроившаяся на берегах расстрельная команда — по правую и левую руку. Кусты, за которыми хоронились Саломатин с бойцами, оказались чуть в стороне. Идеальная позиция. Ланге упростил им задачу...

— Отлично! — оценил Ланге, становясь рядом. — Лучше не придумать! Будете стрелять?

Крайнев снял с плеча карабин, загнал патрон в ствол.

— Я так и знал! — засмеялся эсесовец. — Экзекуция — такая вещь, что последний рохля становится мужчиной. Разговоры разговорами, но когда льется кровь... Посмотрите, на этих ублюдков! Жмутся от центра к краям, надеясь, что пули их не достанут. Глупо! Под обрыв стрелять трудно, но полицейские стоят и на противоположной стороне. Им как раз удобно. Зачем прятаться? Лучше умереть сразу, чем задохнуться под землей. Сортировать раненых от убитых никто не собирается...

Пулеметная очередь прервала Ланге. Расстрельная команда, выстроившись на берегах карьера, ждала команды оберштурмфюрера, но Саломатин упредил. "Максим" бил в упор. Винтовочные пули калибра 7,62 прошивали ближние к пулемету тела и летели дальше. Полицаи на обеих берегах падали, как оловянные солдатики, не успев ничего понять.

Крайнев толкнул стоявшего рядом Ланге на землю, мгновенно, прицелился и выстрелил. Он успел заметить, как рухнул Гюнтер. В следующий миг в левую руку ударило, и Крайнев шлепнулся рядом с эсесовцем.

— Ползите, оберштурмфюрер! За мной!

Ланге послушно заработал локтями, едва не чертя носом землю. На берегу карьера Крайнев бесцеремонно столкнул его вниз и прыгнул следом.

— Бегом!

Карьер вырыли на месте старой балки. Они бежали вверх по старому руслу; далеко вверху над ними посвистывали пули. В ответ на длинные очереди "максима" застрочил немецкий МГ: Крайнев понял, что всех охранников скосить не удалось.

"Провозятся долго! — подумал с досадой. — Придется обходить..."

Ему захотелось вернуться. Не составит труда подкрасться к пулеметному расчету МГ с тыла и расстрелять. Но тогда прощай алиби! Справятся без него. Надо уходить и тащить с собой эту свинью в черном...

Ланге бежал прытко. Когда выскочили из балки, эсесовец только слегка запыхался.

— Вперед! — поторопил его Крайнев. — Туда! — он указал на недалекий лес.

— Там бандиты! — возопил Ланге.

— Бандиты там! — Крайнев указал в сторону карьера. — В лесу пусто. Укроемся, а затемно вернемся в Город.

— На дороге машина! — не согласился эсесовец.

— Не думаю, что она уцелела! — ощерился Крайнев. — Засаду организовали грамотно, что стоит устроить еще одну на дороге? Желаете проверить?!

Ланге покачал головой и зашагал рядом. Люггер он не выпускал из рук, время от времени тревожно оглядываясь. Крайнев наоборот закинул карабин за спину и шел ходко, не оборачиваясь. Ланге едва успевал. Они подошли к опушке, когда выстрелы у карьера стихли.

— Господи! — вздохнул Ланге.

"Какому богу ты молишься?" — хотел съязвить Крайнев, но промолчал. Они углубились в лес. Крайнев по-прежнему шагал широко, и запыхавшийся Ланге скоро взмолился. Крайнев нехотя остановился. Присел на поваленную ветром ель, достал из кармана трубку, закурил.

— Вы уверены, что не заблудились? — спросил Ланге, нервно оглядываясь по сторонам.

— Мы отошли от опушки метров на двести, — буркнул Крайнев. — Сейчас пойдем вдоль нее. Что сложного? В "СС" не учили?

— В Германии нет таких диких лесов! — обиделся Ланге. — Разве у нас будет лежать дерево? Его мигом распилят и увезут. А этот кустарник вокруг? Почему нельзя его вырубить? Чистый лес — это красиво и гигиенично. Деревья не болеют, а бандитам негде спрятаться. Варварская страна...

Крайнев только хмыкнул в ответ. Ланге продолжал тревожно крутить головой.

— Здесь никого нет! — успокоил Крайнев. — В лесу невозможно подкрасться незамеченным.

— Почему?

Крайнев наступил на сухую ветку. Сломавшийся сучок треснул, как пистолетный выстрел. Ланге вздрогнул и выругался.

— У захламленного леса есть свои преимущества, — съязвил Крайнев и отложил трубку. Он стащил пальто, затем пиджак. Большое красное пятно расплылось на рубашке от середины плеча до локтя.

— О! — глаза у Ланге стали большими. — У вас есть бинт?

— Я не собирался в бой, — хмуро ответил Крайнев, доставая носовой платок из кармана галифе. — Мне обещали веселую прогулку.

— Давайте я! — предложил Ланге. — Этому нас учили.

Он и в самом деле довольно умело перевязал рану поверх рубашки.

— Обязательно покажите врачу! — посоветовал, затянув узел. — Ранение пустяковое, но может быть заражение.

Крайнев кивнул. Ланге помог ему одеться, сел рядом и закурил.

— Как большевики узнали об экзекуции? — спросил сумрачно. — Операция готовилась в секрете.

Крайнев захохотал. Лицо Ланге приняло обиженный вид.

— Сколько полицейских участвовало в расстреле? — спросил Крайнев, закончив смеяться. — Двадцать? Всем пообещали еврейское барахло? У каждого из двадцати есть жена или невеста, родители или другие родственники. Как не похвастаться будущим богатством?

— Мы велели им хранить тайну!

— Они, разумеется, послушались... Сами видели!

— Ничего я не видел! — сумрачно отозвался Ланге. — Вы толкнули меня в спину! Спасли мне жизнь, но не дали возможность рассмотреть врагов. Сколько их было?

— С десяток.

— Не проговоритесь коменданту! — попросил Ланге. — Если укажу в отчете, что напавших было вдвое меньше, чем полицейских...

Крайнев согласно кивнул. Ланге бросил окурок, и они тронулись в путь. К сумеркам, как и обещал Крайнев, они выбрели к окраине Города. У первого же поста Ланге стал отдавать команды, солдаты забегали, засуетились.

— Скажите, чтоб выпустили меня из города, — попросил Крайнев. — Только возьму коня.

— Собираетесь уезжать? — изумился Ланге.

— У меня дела.

— Там большевики!

— Вот к ним у меня дело, — зловеще пообещал Крайнев. — Думаете, это сойдет им с рук? — он ткнул пальцем в раненое плечо.

— Вы сумасшедший! — развел руками эсесовец. — Впрочем... Да поможет вам бог!

"Какой?" — хотел спросить Крайнев, но промолчал...

* * *

В Кривичи он прискакал поздно. Дорогой Крайнев мучительно думал, как распределить спасенные семьи по деревням; предполагая, что старосты из-за страха перед немцами, будут сопротивляться. Искал слова для убеждения. Не понадобилось. О предстоящей операции знали многие — бойцы Саломатина, жившие по хатам, не хранили тайны. К дороге, по которой спасенные шли в Кривичи, люди выходили целыми деревнями и молча, без лишних слов, разбирали евреев. Кто-то искал знакомых, кто-то просто выбирал семью с маленькими детьми... В Кривичи довели человек двадцать, да и тех переняли на околице. Саломатин после операции перевел отряд на казарменное положение и разместил в школе. Там же свалили трофеи. Их было много. Перед крыльцом стоял немецкий "Опель", в учительской заседал штаб. Решали, как организовать оборону на случай ответных действий карателей. Крайнева встретили криками и сходу стали хвалиться: в скоротечном бою полегли почти все немцы и полицаи (несколько человек сумели сбежать), а в отряде — двое раненых, да и те легко. Лица у всех были веселыми, и Крайнев, несмотря на усталость, не удержался от ответной улыбки. Совещание продолжилось. Было душно, все беспрерывно курили, болела раненая рука, к тому же Крайнев весь день не ел. Внезапно все поплыло у него перед глазами, и очнулся он от чувствительных шлепков по щекам. Крайнев открыл глаза — перед ним стояла Соня.

— Снимай пальто! — сказала она сердито.

Крайнев подчинился. Когда он стащил и пиджак, в учительской стало тихо. Повязка Ланге сползла, и рукав сорочки ниже локтя был красным от крови.

— Я забираю его! — объявила Соня.

— Нет — нет! — запротестовал было Крайнев, но вмешался Семен.

— Иди, Ефимович! Ты свое дело сделал. Без тебя разберемся!

Поддерживаемый Соней (он пытался идти сам, но врач не позволила) Крайнев добрел к фельдшерскому пункту. Здесь Соня щедро смазала рану йодом, перевязала, и усадила его за стол.

— Что это? — спросил Крайнев, когда Соня поставила перед ним мензурку.

— Спирт! Сам привозил, — пожала плечами Соня.

Крайнев опасливо повертел в пальцах мензурку, но, когда на столе появилась миска, полная горячих щей, больше не раздумывал. Спирт ожег горло, Крайнев торопливо хлебнул воды из заботливо поднесенной кружки, и набросился на еду. Пока он работал ложкой, Соня притащила деревянное корыто, вылила в него пару ведер холодной воды, а затем добавила горячей из чугуна.

— Раздевайся! — велела.

— Я сам! — заторопился Крайнев, видя, что Соня не собирается уходить.

— Я тебе дам сам! — разозлилась она. — Я врач или не врач?!

— Врач... — согласился Крайнев и послушно полез в корыто. Соня намылила ему голову, полила из ковшика и стала мылить тело. Мочалку она не принесла, работала руками. Пальцы у нее были сильные, но ласковые. Соня не столько намыливала, сколько массировала, это было невероятно приятно. После еды и спирта Крайнев чувствовал себя совсем здоровым, и сейчас млел в корыте, как в далеком детстве, когда мать купала его в ванночке. Когда Сонины руки добрались до паха, Крайнев вяло запротестовал и попытался отобрать мыло, но Соня бунт пресекла. Намылила сама. Произошло то, чего Крайнев опасался — он возбудился.

— Идем на поправку! — весело прокомментировала Соня и стала поливать из ковшика.

Пока он вытирался суровым льняным полотенцем, Соня разобрала кровать в углу, велев лезть под одеяло. Крайнев понял, что это ее койка, но спорить не стал: вид у Сони был слишком грозный. Простыни оказались свежие, Крайнев просто наслаждался их нежностью. Соня тем временем утащила корыто, прибрала со стола и исчезла. "Пошла спать!" — решил Крайнев, посетовав, что Соня не загасила лампу. Вставать самому было лень, он успел угреться под одеялом. От мысли, что придется вылезать наружу, становилось зябко. Он лениво боролся с собой, чувствуя, что проигрывает, и лампа останется гореть всю ночь, как в комнате появилась Соня. Она была в белом халате, но босиком. Крайнев внезапно понял, что больше на ней ничего нет. Тут же убедился: Соня сбросила халат на спинку стула, затем склонилась и задула лампу.

— Молчи, а то убью! — грозно прошептала она, залезая под одеяло. Крайнев и не собирался говорить, но она для верности запечатала ему рот поцелуем...

Когда объятия ее ослабли, Крайнев спрыгнул с кровати и нашарил в кармане пиджака спички. Зажег лампу, и стал набивать трубку. Соня смотрела на него, приподнявшись на локте. Крайнев глазами спросил разрешения, и она закивала в ответ. Он стал раскуривать трубку, и краем глаза заметил: Соня, откинув одеяло, испуганно разглядывает простынь. Внезапно она вскочила, собрала простынь в ворох и убежала. Обратно появилась со свежей. Пока она застила кровать, Крайнев разглядывал ее. Крепкое тело с хорошо развитыми формами, гладкая кожа на бедрах и ягодицах. Узкие плечи, полная грудь чашами... Крайнев внезапно вспомнил: сквозь брюки, обтягивавшие зад делопроизводителя Маши, отчетливо видны бугры целюлита. Он улыбнулся. Соня обернулась, увидела его улыбку и поняла по-своему. Обиженно показала язык.