Так и стоял на коленях и любовался любимой в неверном лунном свете, словно подглядывал. А по щеке покатилась слезинка счастья, что жива она и это главное. Остальное вылечим. Доктора тут хорошие, слава Богу. Мне осталось только тихо помолиться за здравие любимой, но я, ни одной молитвы, кроме ''Отче наш'', не помнил до конца, а у многих и начала не ведал. Просто попросил Всевышнего сохранить ее мне. Пространно так просил, сбиваясь и путаясь в словах. Что-то обещал ему в сердцах в обмен.

И еще увидел, что Наташка моя, и баронесса Наталия Васильевна из моих видений просто сестры-близнецы.

А тут....

* * *

Колонна шла, нещадно пыля по сухой грунтовке. Грунтозацепы ''студебеккеров'' перемолотили песок не в пыль даже, а в пудру, прах земной настолько, что даже дымка белесая висела над степной дорогой.

Бойцы сидели в кузове тесно, сжимая в руках судаевские автоматы. Сидоры поскидывали под лавки. Каски сняли, подставив потные головы набегающему теплому потоку воздуха, который хоть как-то охлаждал их распаренные тела.

Я с Наташкой стоял в самом начале кузова, облокотившись на кабину американского грузовика, а другой рукой обнимал ее за плечи, подставив свои тела набегающему ветру. Думал что в головной машине нам еще неплохо, а вот последующим в колоне этой пылью только на зубах и скрипеть. Вообще-то мое командирское место в кабине. Но тогда бы я не смог обниматься с этой красивой девчонкой.

Заметил, что у Наташки пилотка к волосам прикреплена парой ''невидимок''. Хитро — подумал, — Не сдует. Хотя мне на бритый череп никакие заколки не помогут. Только и осталось, что распялить пилотку на голове до состояния и вида ''женский половой член'', как ругает бойцов за такое ношение пилоток мой старшина Хидербеков.

Наташка запрокинула головку на мой мятый погон и потребовала.

— Поцелуй!

— Неудобно как-то. Бойцы смотрят.

— А путь завидуют, — мстительно произнесла девушка.

— Наташ, они и так все на зависть уже изошли, — попробовал я ее урезонить. — Дразнить-то зачем. Нам с ними в бой идти.

— Трус, — заявила девушка, отворачиваясь.

Однако и не сбрасывает мою руку со своего плеча. Не все потеряно.

Я скосил взгляд на левую сторону груди, где позвякивали две мои медали ''За отвагу''.

Вроде нет.

Не трус.

Мимо колонны, подняв высокий шлейф пыли, промчался бежевый ''мерседес'' кабриолет и остановился, обогнав нас на полкилометра.

Из легковушки вышел офицер и остановил колонну. Приказал вывезти нашу машину на обочину, а остальным продолжать движение. Я узнал этого офицера. Да и кто в бригаде не знает начальника особого отдела.

В ''мерседесе'', кроме водителя остались сидеть автоматчик с ППШ в руках и очкастый майор — начальник штаба бригады.

Начальник особого отдела кричать с земли не стал, а самолично влез к нам в кузов ''студера''.

Я представился, приложив ладонь к пилотке.

— Командир разведроты старший лейтенант Волынский.

Услышал ответ.

— Начальник особого отдела бригады капитан Носатов.

Ритуал. Хотя мы прекрасно друг друга знали. После каждого поиска за линией фронта он каждого моего бойца лично допрашивал: что да как.

Мазнул, скотина, липким взглядом по наташкиной фигуре, которую не портила ушитая ею военная форма.

— Слушай приказ, старлей, — перевел на меня взгляд особист. — Откомандировать бойца...

Он повернулся к Наташке и спросил, понизив голос.

— Как твоя фамилия?

— Ефрейтор Синевич, — звонко ответила девушка.

— Откомандировать ефрейтора Синевич в распоряжение штаба бригады, — это уже он мне.

Я человек военный. Приказ этой суки рваной выполнить обязан. Устав! Потом хоть Сталину жалуйся. Хоть Берии.

Вскинул руку к пилотке.

— Слушаюсь.

— Ты так, да, — тихо прошипела девушка, внезапно на меня обидевшись. — И пойду...

Капитан спрыгнул на дорогу. Помог соскочить Наташке, подхватив ее под ребра.

Бойцы подали ей сверху ее автомат и сидор.

А я стоял и смотрел, как особист ловким ловеласом открывает перед Наташкой дверь ''мерседеса'' и усаживает ее рядом с майором.

И такая тоска поселилась в груди: зачем мы тогда революцию делали, если все на свете осталось по-старому? Тягает барин крестьянку — так у него на то право первой ночи. И нет на земле справедливости. Тогда почему именно мне стыдно сейчас смотреть в глаза бойцам.

С досады громко стукнул рукояткой автомата по крыше кабины и крикнул с надрывом шофёру.

— Что стоишь, как контуженая мандавошка? Догоняй колонну!

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 6:22

Проснулся в холодном поту и перекрестился лежа. Слава Богу, это всего лишь ночной кошмар.

И снова упал в объятия Морфея. Какие-то некачественные объятия. Не сон, а так — забытьё тревожное.

Потому что я очень боялся увидеть снова этот кошмар.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 10:00

— Не ожидала от тебя, Хорхе, такого наглого нарушения режима, — упрекнула доктор Мария Балестерос, снова облачая меня в филадельфийский воротник после осмотра.

Еще раз посмотрела на просвет новый рентгеновский снимок моей шеи, хмыкнула и добавила.

— Ты здоров как бык перед корридой. Все. Собирайся. В госпитале тебе больше делать нечего. Разве что чужое место занимать.

Встала и пошла к выходу.

В дверях обернулась и сказала уже мягче.

— Не забудь заглянуть в мой кабинет за выпиской из истории болезни. Пригодится.

Обижена на меня доктор Мария за то, что ночью к Наташке бегал. А что на завтраке бузу устроил, отказавшись от навязчивого сервиса местных санитарок это уже довесок. Ибо не фиг.

Когда я ночью молился около Наташи, откуда-то прискакала Анфиса, которая дежурила у нее.

— А че, Жора, ты без света-то тут сидишь?

И включила настольную лампу, сдвинув ее так, чтобы яркий свет не попадал на Наташкины веки, но было уже поздно.

Наташка неожиданно проснулась. Распахнула свои длиннющие ресницы. Увидела меня — и глаза сразу засияли звездчатыми сапфирами. И губы ее непроизвольно распялившись в глупой улыбке, хрипло прошептали.

— Жорик, любый мой...

Приподняла руку, которую я тут же схватил в свои ладони.

— Все хорошо уже, милая. Я же рядом с тобой, — сказал я, целуя ее ладонь.

По Наташкиным вискам покатились горошины крупных слез.

Она всхлипнула и сказала.

— Не смотри на меня. Я страшная. Ты разлюбишь меня такую.

И повторила, возвысив голос почти до истерического крика.

— Не смотри на меня! Не смотри на меня!! Не смотри на меня!!!

На ее крик мигом набежали госпитальные карги и незнакомая мне медсестра, которые пинками выпихнули меня из Наташкиного кубрика, что-то раздраженно крича в полный голос на языке, которого я не знаю.

А потом мне приснился кошмар.

Сейчас вообще гонят из госпиталя и свиданок с Наташкой не дают.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 12:00

Собрался на выписку я достаточно быстро. Сестра-хозяйка в подвальном помещении госпиталя выдала мне под подпись, что у нее значилось в описи из моего имущества. Беглая проверка показала, что все вроде бы на месте, в том числе и лламовский ''кольт'' с запасными магазинами в подсумках. И патроны все на месте. Впрочем, меня сюда и доставили вертолетом только с тем, что было на мне. Все остальное в автобусе осталось.

Там же в подвале я и переоделся, сдав обратно веселенькую пижамку и тапочки. Противно было надевать нестиранные заскорузлые носки, но что поделать — стиркой моего тряпья тут никто не озадачился. Как засунули их в ботинки, так они там все это время и лежали, ароматизируя окружающее пространство.

Документы и деньги, что нашли в моих карманах врачи, выдали по отдельному списку. Не стал даже вспоминать, сколько наличности у меня тогда с собой было. Все равно основная касса у Ингеборге на руках. А мои личные деньги за самой малостью — это электронная запись на айдишке. Рассовал, что выдали снова по карманам вместе с золотой зажигалкой трофейной, носовыми платками, сигаретами и медицинским жгутом с индпакетом.

— Оружие наденьте так, чтобы все его видели, — посоветовала сестра-хозяйка. Подавая мне мой маленький ''шмайссер'' в кобуре для ношения на щиколотке. Эк это я про него забыл. Низачет.

Низенькая, худенькая, жгуче чернявая женщина с бледной кожей лет сорока пяти в белом халате и простой косынке, завязанной узлом на затылке. Совсем не похожа она на сестер-хозяек из русских больниц. Там они все больше тучностью берут. И повышенными тонами голоса при общении с больными и их родственниками.

— На скрытое ношение оружия в Виго требуется особая лицензия от оружейной комиссии Кортесов, — добавила она, видя мое некоторое недоумение.

Что ж будем хвастаться окружающим костяной рукоятью ''кольта'', а ''шмайссер'' придется нести в руках. Иначе не получается. Даже сумки никакой нет.

— Спасибо, что предупредили.

— Не за что. Вот еще бумага. Распишитесь в ней, что ознакомлены с тем, что ваша сумка изъята коррехидором без досмотра и описи.

Расписываясь, спросил.

— Как эта сумка выглядела?

— Небольшая такая, плоская с ремнем через плечо. Кожаная. Коричневая.

Понятно. Полевую сумку с меня коррехидор слямзил вместе со всеми бумагами от ''погорельцев''. Так я с ними и не ознакомился.

Видя мою озадаченную рожу, сестра-хозяйка извинилась, оправдываясь.

— Кто я, чтобы препятствовать коррехидору. Все что смогла, так это заставить его написать такую бумагу.

— Спасибо, — на автомате проговорил я, думая...

Впрочем, ни о чем не думая. Слишком мало информации чтобы о чем-либо продуктивно думать.

— Если хотите хороший совет, — снова высказалась женщина, — то сходите в церковь, поставьте свечу своему ангелу-хранителю. За чудесное спасение.

И она перекрестилась ладонью по-католически.

— А как у вас решается вопрос подчинения католиков Новой Земли папе Римскому со Старой Земли? — мне это действительно стало интересно, как они это делают, если отсюда обратного хода нет.

— Пока никак, — охотно ответила сестра-хозяйка. — Идут долгие споры. Но, как говорят, все равно никакой связи с Ватиканом никто не имеет. Поэтому живем как первые христиане общинами, сами выбирая себе епископов.

Она снова перекрестилась.

— А апостольское правило о том, что в граде должен быть только один епископ соблюдается?

— Неуклонно. Всеми сестринскими церквями.

Важная информация. Надо расширить знание.

— А кто входит в список сестринских церквей?

— Апостольская католическая церковь, англиканская, ортодоксальная и греко-католическая. Последних очень мало, зато они самые буйные. Через месяц в Кадисе собирается второй сестринский собор Новой Земли. Святые отцы будут вырабатывать общий канон для христиан Новой Земли. На первом соборе в Паланге этого не получилось. До драки между святыми отцами дошло, — женщина снова перекрестилась. — Прости господи им этот грех. Ножками от стульев дрались. На улице. Стыд-то какой... Святые отцы...

Женщина горестно покачала головой.

— А что постановил первый собор. Или вообще никаких решений не было принято?

— На первом сестринском соборе утвердили общий для всех Никейский Символ Веры и решили, что каждый добрый христианин может принимать требы, исповедоваться и причащаться у любого священника сестринских церквей. И молиться в любом их храме. Но дальше не пошло.

— Давно это было?

— Пять лет назад.

— Русские земли принимали участие в соборе.

— Только священники из Московского протектората. Протекторат Русской армии больше с протестантами путается.

Вот это интересный штришок. Надо зарубочку на памяти сделать, потому что ''это ж-ж-ж неспроста''. Но я подумаю об этом потом. Сейчас же спросил другое.

— Много храмов в Виго?

— Пока один, возле городского кладбища. Базилика Санта Марии де ла Крус.

Она снова перекрестилась, потом перекрестила меня. На это раз, даже поцеловав свою руку, которой являла знамение.

Простившись с этой милой женщиной, я устремился на выход из подвала, где под сводчатыми потоками гулко отдавался стук моих грубых ботинок по каменной плитке.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 12:51

— Вот выписка из истории болезни. Храни ее. Если у тебя будут ухудшения, она поможет врачам разобрать что к чему и не исследовать твой организм с самого начала.

Доктор Мария положила на стол довольно пухлую папку, из которой торчали углы рентгеновских снимков.

— Спасибо вам всем, что не дали мне умереть, — посмотрел я в черные глаза доктора Балестерос. — Я этого никогда не забуду. Хотя не скажу, что пребывание в вашем госпитале было для меня приятным.

— Спасибо, это так эфемерно, — произнесла Мария, лукаво улыбаясь и добавляя к папке пластиковый пакет с ручками.

— Вроде как за наше лечение уже заплатили городские Кортесы? Я не ошибся? — это я про эфемерность намекнул, типа, что взяток давать не буду.

— Нет, не ошибся. Заплатили даже де Охеда за ее препараты. Дорого.

— ''Поляну'' готов накрыть в любом ресторане по вашему выбору. Рад буду видеть там вас, сеньора Купера и сеньориту де Охеда.

— Что такое polyana? — переспросила врачиха.

— Стол с угощениями по-русски. На ваш выбор, — пояснил я.

— Хорошо. Завтра в двадцать часов в ресторане ''Ладино''. Легко найдешь его в районе рыбного порта. В этом городе каждый знает, где он. Это самое старинное заведение тут. Еще с пятого года, когда Виго больше напоминал бандитский шалман, нежели цивилизованное место.

— Столик заранее заказывать нужно?

— Это я возьму на себя.

— Спасибо.

— Нет. Только орально-аккустической благодарностью ты не обойдешься. Я — материалистка.

Тут вот даже я со своим философским образованием уперся в терминологический тупик.

— Подойди ко мне и поцелуй своего доктора, несносный мальчишка, — строго сказала ''Просто Мария''.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 13:45

Жара вокруг растекалась уже ощутимая. На солнце так вообще ужас. Хорошо, что в этом городишке по средиземноморской традиции много мест отведено для искусственной тени. Галереи вдоль тротуаров, портики в маленьких скверах, да и просто натянутые тряпичные маркизы над окнами первых этажей. Иначе бы я сдох по дороге от теплового удара. Как сидел я за рулем ''путанабуса'' без головного убора, так и привезли мою тушку в госпиталь.

Магазинчик, где можно было купить что-то типа малороссийского брыля из соломы, нашелся только через полчаса пешего хода. Где меня сначала отпоили соком со льдом. Потом предложили на выбор массу головных уборов. Я выбрал, что подешевле из того, что налезло на этот дурацкий филадельфийский воротник. Вот уж идиотская конструкция: вокруг головы и шеи жестко закреплено, а макушка оставлена голой для вентиляции. И это для моей-то лысины? Прямо под полуденное солнце? Наверное, поэтому с меня и за сок денег не взяли. Пожалели болезного, вынужденного носить такую дрянь на голове.