| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Разумеется, вы ознакомились и с его приложением. А конкретно с пунктом о конфискации имущества государственных преступников и об укрывательстве оного третьими лицами и их ответственности, — утвердительно спросил Кротов, пристально глядя на него.
— Да, господин следователь, — быстро закивал Петр Данилович, — если вы позволите, я тот час добровольно же напишу список моего имущества и даточную на его передачу в дар казначейству.
— Что ж... извольте, — Кротов достал из стола стопку бумаг, передал её арестанту и пододвинул к нему чернильницу с пером.
На некоторое время Петр Данилович переводил на бумагу составленный в голове еще вчера, в камере, список своего имущества. Разумеется не полный. 'Только б выйти отсюда... — думал он про себя, — до моих английских счетов вам не добраться, как не добралось правительство до счетов Герцена. И суд английский вам не выиграть, заведи вы против меня даже не политическое дело, а уголовное. Из Лондона выдачи нету, это все знают!'
Закончив писать, Красновский передал бумаги Кротову. Тот бегло их просмотрел, кивнул и сказал:
— Приятно видеть, Петр Данилович, что вы решили встать на путь исправления. Государь наш милостен и дарует каждому возможность прощения.
— Да, конечно, господин следователь, я могу идти? — спросил Красновский, желавший поскорее покинуть ненавидимые до глубины души казематы и особенно общество штабс-капитана.
— Ну разумеется, вас проводят, — сделал знак конвоирам Кротов. — Желаю вам всего наилучшего, Петр Данилович, — добавил он уже вслед уходящему Красновскому.
— Чтоб ты сдох, сволочь! — чуть слышно прошептал в ответ недавний арестант.
— И тебе не хворать, — усмехнулся в усы следователь, как только захлопнулась дверь. — Ох, ну и прохвост, — сказал он беря в руки исписанные бумаги и окидывая их опытным взглядом. — Едва-ли треть написал. Ну-ну, поглядим что с тобой будет когда ты в руки Якова Вениаминовича попадешь...
* * *
Молчаливые конвойные помогли порядком исхудавшему и ослабшему Красновскому подняться по узкой, круговой лестнице вверх на два этажа. Пройдя по длинному коридору, они остановились перед дверью с табличкой "Финансовое бюро".
— Вам сюда, — немногословно доложил один из них.
— Благодарю, — борясь с одышкой кивнул Петр Данилович и, постучав, приоткрыл дверь.
Взгляду его открылась небольшая комнатка с широким столом, парой стульев и многочисленными комодами и бюро вдоль всех стен. За столом сидел сухонький старичок в заношенном, подшитом кожей на локтях, сюртуке и песне на длинном, с горбинкой, носе.
— О, прошу Вас, прошу, присаживайтесь-с, милостивый государь, — приподнялся он из-за стола, указывая ладонью на стоящий рядом стул, явно рассчитанный на посетителей.
Дождавшись когда бывший арестант сядет, старичок уселся обратно за стол, жизнерадостно улыбнулся и продолжил:
— Позвольте представиться: Яков Вениаминович Лейфман, заведующий финансовым бюро данного учреждения-с, а вы у нас будите...
— Красновский Петр Данилович, — поспешно представился тот.
— Вы к нам по указу 8-08-с? — продолжал тем временем начальник бюро.
— Простите? — непонимающе переспросил Красновский.
— По указу от восьмого августа, — пояснил Лейфман.
— Да, да, именно по нему, — оживился Петр Данилович, — я полностью осознал свою вину и надеюсь на высочайшее прощение...
— Что делается, времена-то какие-с, — печально вздохнул собеседник. — Эка вы попали, как кур в ощип. Что же вы так неосторожно-то... Ваш следователь кто? Кротов?
— Да. Он, — кивнул бывший арестант.
Яков Вениаминович поморщился как от зубной боли.
— Не самый приятный в общении-с человек, — заметил он, — но деятельный, далеко пойдет. Всё бы им заговоры раскрывать, а дела-с в совершеннейшем беспорядке, — Лейфман уныло посмотрел на старенькое, потемневшее от времени, бюро слева. — Кручусь как белка в колесе, представляете, совсем не сплю с тех пор, как меня из департамента-с сюда выдернули.
Красновский сочувственно закивал. После общения со следователями эта суетливая болтовня заставила его несколько расслабиться. Он даже почувствовал себя словно как в добрые старые времена, в родном Херсоне, на приеме у какого-нибудь чинуши среднего ранга.
— Трудимся буквально на износ, — тараторил тем временем старый еврей, начав копаться в ящиках стола, — Кто на что способен-с, конечно. Кротов вон привёл главу заговора в такой непрезентабельный вид — на суде-с не покажешь. Рвёт и мечет, нового ищет.
Эти слова резко вернули Петра Даниловича на землю. В животе внезапно потяжелело от дурного предчувствия, а по спине побежали мурашки.
— Увы, батюшка, специфика работы-с. Дело-то новое, так и мечтают карьеру сделать, хоть бы друг на дружке. Тэк-с, что тут у нас?
Из ящиков стола один за другим появились исписанные листы бумаги.
— Ознакомьтесь, батюшка, — протянул их начальник финансового бюро Красновскому. — ...это счёт ваш в Государственном банке-с... это в Петербургском коммерческом... это в Английском-с... Досадно всё состояние терять, но вам бы голову сохранить теперь... А вот здесь вам нужно роспись свою-с поставить, что мол верно все, отдаю все нажитое царю-батюшке...
При взгляде на лежащие перед ним бумаги Петр Даниловича охватил озноб. Это были отнюдь не те бумаги, которые он писал ранее. Но не это было самое страшно — там было ВСЁ! АБСОЛЮТНО ВСЁ! Даже то, что он и сам бы не вспомнил даже под страхом смертной казни.
— Но позвольте, я же уже у господина штабс-капитана уже писал..., — жалко пролепетал помещик.
— Ну так, для нас же главное что — ваше искреннее раскаянье-с и готовность искупить, так сказать, — залопотал Яков Вениаминович, в глазах которого появились хитрые искорки, как у лисы смотрящую на жирную курицу, — мы понимаем, что условия здешние-с... так сказать не способствуют. Могли забыть-с что-нибудь, не от злого умысла, боже упаси! Нет, от усталости, воздух тут, да... не Ливадия-с. Так что мы сами за вас все бумаги составляем, а вы только роспись-с значит ставите...
На этих словах Лейфман выжидательно уставился на поднявшего дрожащей рукой перо Красновского. 'Не выйти! Пока всё не отдам, не выйти!' — с отчаяньем понял Петр, — 'Что же мне, опять в камеру? Нет уж, только не это! Но что же делать, что делать?'
'Счета европейские! Вот оно!' — озарило вдруг его.— 'Их-то они не изымут! Они в банках английских, не наших! Там писулька эта силы иметь не будет!'. Обрадованный неожиданно найденным решением Петр Данилович пододвинул к себе бумаги, окунул перо в чернильницу и вывел на листах размашистую роспись.
— Ну вот и чудьненько! — ловко выхватил у него бумаги Лейфман и тут же присыпал их песочком. — Кстати вы знаете, что творится? — снова тараторил он. — После того как поляки и прочие заговорщики покушались на Государя и убили наследника-цесаревича, императрица-то наша, принцесса английская, при смерти, а матушка её королева Виктория, верите ли, в ярости! Указала английским банкирам конфисковать деньги изменников. Правда те пока без своего интереса не соглашаются, а наши-то чины высшие в делах таких не еще освоилось, гневаться изволит. Пётр Данилович, да что с вами?! — испуганно прервал свою речь начальник бюро.
Поражённый страшной вестью, Красновский без сил упал на спинку стула. У него вдруг перехватило дыхание. Покраснев, он судорожно пытался сделать вдох, но лишь впустую хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег.
— Что это с вами, милостивый государь-с, — забеспокоился Лейфман глядя на посеревшего лицом собеседника, — Неужто вы ещё не знали!? Это ж во всех газетах писали, еще седмицу назад. Ах, да, вы новостей слышать не могли...
— Помогите! Яков Вениаминович, богом прошу, помогите! — отдышавшись плаксиво зашептал Красновский, — Не оставьте детей без пропитания! Не погубите! Отдайте бумаги с подписью моей. Надеялся я на счета английские, когда бумаги подписывал. Не знал, что выданы они будут. Помогите, Бога ради! Я в долгу не останусь, десятую часть состояния отдам, нет пятую...
— Да, что вы, что вы! Я же на государевой службе, как можно-с... — замахал руками старый чиновник.
— Треть! — судорожно выдохнул Петр Данилович.
Глаза Лейфмана в раз посерьёзнели. Он задумчиво посмотрел на арестанта и как бы нехотя сказал:
— Предложение ваше... конечно интересное-с, но бумаги подделать никак нельзя, Кротов дознается. Въедливый он больно. Может вас устроит перевод к другому следователю, а потом месяца через два...
Красновский замотал головой, снова попадать в руки следователей снова ему отнюдь не хотелось.
— Может, барон R. вас заберёт? — перебирал варианты Лейфман, — Он едет завтра в Бельгию, вклады остальных заговорщиков по доверенностям изъять, с сопровождением-с. А вас ведь все равно высылают... Выйдете завтра отсюда, сходите в банк к моему знакомому, он вам поможет счета в Англии закрыть и перевести их в Banque Liegeoise. Поедете с бароном, в Бельгии снимите деньги и заживете припеваючи.
— Да. Да, — ухватился обеими руками за эту возможность Красновский. — Это мне подходит.
— Ну и чудненько, — старый еврей ловким движением вынул из ящика стола ещё одну кипу документов и пододвинул их, вместе с чернильницей и пером к Петру, — заполняйте-с бумаги, а я пока вам набросаю записку для моего знакомца в банке.
Некоторое время оба деловито шуршали перьями. Лейфман справился быстрее и терпеливо ждал, пока Красновский закончит ставить свои вензеля на бумагах. Как только бывший арестант закончил, чиновник протянул ему сложенный вчетверо листок.
— Вот вам, Петр Данилович, рекомендательное письмо к моему старому знакомцу — Арону Гольдману из русского представительства Английского банка. Я вкратце описал ваши... затруднения-с, он вам окажет необходимую поддержку. Только вот вам сразу векселя на предъявителя надо будет написать, на нас с Ароном и на господина барона. R. слывет человеком неподкупным, а значит меньше, чем за треть общей суммы он участвовать в вашей судьбе не согласится-с.
— Не забуду, ваше превосходительство, Богом клянусь, не забуду, — постоянно кланяясь и прижав бумаги к груди, Красновский задком выскочил из кабинета.
— Ты уж поверь, не забудешь..., — еле слышно сказал начальник финбюро в уже закрывшуюся дверь. И на лице старого еврея снова появилась 'лисья' усмешка.
* * *
Петр Данилович действительно так до конца жизни и не смог забыть 'доброту' старого еврея. Светящийся от счастья, он на следующий день после освобождения ринулся в русское представительство Английского банка. Знакомец начальника финбюро, Арон Израилевич Гольдман, такой же старый и горбоносый, как и его тюремный единородец, быстро и качественно оформил все бумаги по переводу счетов Красновского из Английского банка в бельгийский Liegeoise. И взял себе за услуги вполне по-божески — всего 10% от общей суммы. Обещал на днях свести с господином бароном...
Но вот едва Петр Данилович вышел из здания банка, как тут же лицом к лицу столкнулся с нарядом казаков, возглавляемым все тем же Кротовым. Не слова не говоря Красновского скрутили и отконвоировали в столичный порт, посадили на старую, ветхую баржу и в обществе таких же как и он несчастливцев, воспользовавшихся указом 8-08, отправили в ближайший европейский порт — прусский Данциг. Прибыв через два дня в Пруссию, бывших заговорщиков так же молча выгрузили в порту, после чего согнали в кучу и объявили, что им согласно указу императора Николая была дарована замена смертного приговора на выдворение за пределы Российской империи без возможности возврата. Что и было выполнено, а теперь, мол, они предоставлены сами себе.
Ошарашенный, ничего не понимающий Петр Данилович первым делом конечно отправился в Данцигское представительство бельгийского банка Liegeoise. Отправился не один, а в толпе таких же как и он бывших арестантов. Ещё на барже Красновский по отрывкам приглушенных разговоров понял, что не одному ему 'помогли' Яков Вениаминович и Арон Израилевич.
В отделении бельгийского банка ему пришлось выдержать настоящий бой за возможность первым проскочить в зал. Охрана банка грамотно отсекла основную массу голосящей толпы, но нескольким счастливцам все же удалось проскользнуть в здание. Одним из них был Петр Данилович. Ни по-немецки, ни по-голландски Красновский конечно не говорил, но с клерком кое-как удалось договориться на французском.
Несколько минут ушло на проверку состояния счетов Петра Даниловича. Ответ клерка буквально убил бывшего херсонского помещика. Обобрали! До нитки обобрали! Красновскому хотелось выть. Все деньги, все до копейки, были сняты со счетов как раз в тот день, когда он перевел их из Англии в Бельгию. И судя по крикам и разгорающимся то здесь, то там в зале банка скандалам — он был отнюдь не единственным, кто попал в такую ситуацию. Глубоко вдохнув Петр Данилович присоединился к голосящему хору возмущенных изгнанников, требующих справедливости. Разумеется он ничего не добился. Даже использовав все свои невеликие оставшиеся, по самым 'черным' счетам, средства на суды с Banque Liegeoise ни он, ни один из таких же пострадальцев ничего не получил.
В конце концов они все смирились, кто-то стал чернорабочим в порту Данцига, кто-то мелким лавочником в Любеке, кого-то подкармливали оставшиеся в России родственники, кто-то решил искать свое счастье за океаном. Красновский был среди последних. Скопив достаточно средств, он сел на первый попавшийся корабль до Бостона. Новая страна приняла его отнюдь не с распростертыми объятьями. Было все — и каторжный труд, и голод, и ночлежки с клопами. Но в итоге Петру Даниловичу удалось встать на ноги и даже в какой-то степени вернуть свои капиталы. Начав с мелкой торговли, он к концу жизни стал одним из самых уважаемых торговцев зерном в Бостоне и окрестностях. Одно угнетало Петра Даниловича и многие годы спустя. Согласно информации клерка деньги были сняты в головном офисе банка, в Бельгии, по векселю на предъявителя, заверенному подписью самого Красновского. Многие годы Петр Данилович прокручивал эту ситуацию в голове и так и этак, и не мог понять. Как? Как эти проклятые евреи умудрились это провернуть? Ну ладно перевести счета, в этом сам виноват. Векселя он тоже подписывал, подделать их, имея образец подписи и бланки тоже возможно. Но вот перевезти поддельный вексель из Петербурга через пол Европы за один день и предъявить в Бельгии? Это было невозможно... абсолютно невозможно!
Глава 11. Гражданская служба.
Середина марта
Я сидел и писал, глубоко склонившись над письменным столом и лежащей на нём наполовину исписанной пачке бумаг. Гусиное перо сновало по бумаге, нередко оставляя после себя жирные черные пятна. Вся стена справа от меня была украшена следами потекших чернил (не так давно у меня появилась дурная привычка одним размашистым движением руки, не глядя, стряхивать в правую сторону лишние чернила с перьев).
Последние события разворошили осиное гнездо. Аристократы и дворяне до визгу испугались, когда по всей столице на следующий день после той февральской ночи начались аресты весьма заметных фигур из их числа. В городе стали множиться нелепые слухи о 'черных тарантасах', в которых по улицам столицы разъезжали зловещие подручные Игнатьева и хватали всех, кто казался им причастным к мятежу. Разумеется, когда вал репрессий спал и большинство арестантов было отпущено, ситуация сгладилась, но мне пришлось серьёзно сократить приёмные часы — большинство записавшихся не обращались по каким-то конкретным проблемам, а стремились засвидетельствовать передо мной свою личную преданность и отсутствие крамольных мыслей.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
