Хз - характер землянина

Еще шаг назад. Еще шаг. За угол. Сесть без сил и с ужасом смотреть на нелепые ноги, с которыми женщиной себя чувствовать просто невозможно. Вон идут знакомые — и хохочут в голос... показывают пальцем. Они думают, это шутка? Розыгрыш?

Встать не удается, приходится кое-как перевернуться на живот, подобрать стопы и вскочить прыжком. Чтобы бежать без оглядки, продолжая слышать смех. Как простить их всех, пусть они сто раз не виноваты? Зачем прощать, если ты чудовище для знающих о тебе и урод — для посторонних? Зачем такой — жить?

— Не могу так жить, — все внятнее бился черный шарик пульса в висках.

И она бежала, бежала, наконец-то вспомнив, как умеют бегать и прыгать эти ноги. А после она падала вдоль цветной стены здания, бесконечно долго падала в отчаяние...

— Эй, повторяю, уймись! Жить ты хочешь, а мстить не умеешь, — громче повторил Саид. — Не понимаю женщин! Все вокруг видят тебя очень красивой. Один урод, которому бы морду набить, и то жаль руки пачкать, подумал глупость своим двухклеточным мозгом. И ты веришь именно ему! Ему и розовой дурынде, не способной выучить имя пациента. У нее память короче вздоха. Эй, я запрещаю тебе носить длинные юбки. У тебя красивые ноги. Я так сказал, а мое мнение основано на существенном опыте. Да.

— Дурак ты и.., — сморкаясь последний раз и вытирая слезы, сообщила Яхгль. — И как же мне повезло, что ты жалостливый и добрый... дурак. Все, не надо меня жалеть. Ешь и отдыхай. Я многовато содрала с тебя. Восстановление займет три дня, даже при твоей живучести.

— Ты очаровательная.

— Хватит.

— Ноги выглядят пикантно.

— Полагаю, ты считал достаточно, чтобы знать: идян не следует доводить. Если мы делаемся мстительны, нас относят к классу опасности юсс.

— Молчу. Продолжу читать почту. Гав, назначаю тебя капитаном. Зарегистрируй нас в системе и сформируй координаты, — приказал Саид.

Он без спешки прожевал плитку сладкого и питательного, наблюдая, как морф укорачивает мех, затеняет до густо-серого в синеву, сооружает на спине рисунок золотых якорей и витых шнуров — играет в капитана. Заодно не забывает общаться с катером.

"Сима была так добра, что, сбившись с курса, нашла время дать мне персональное имя. Сообщаю, что она после несущественного происшествия отбыла домой вполне здоровой, хоть и с небольшим опозданием. От себя лично и от группы кэф-кораблей осевого периметра убедительно прошу изыскать время для важного нам дела. Требуется тонкая настройка частично разрушенного сознания крайне специфичного негуманоида при участии телепата доу. Кэф-корабль Ио".

— Осевого периметра, — Саид почесал за ухом, глядя на Гава. — Ничего себе завернули. Вот кого я не читаю, так это кэфов. У них сознание имеет совершенно особенную, текуче-изменчивую и бесконечно сложную структуру... Погоди, так Симка прибыла домой в срок или сбилась с курса? Рыг не мог ошибиться. Ио не мог выдумать себе имя.

— Мр-ряу, — тревожно завибрировал Гав, впрыгнул на подлокотник и прильнул к руке, с кожи считывая настроение, верхний слой мыслей и заодно архив личной почты.

"Вниманию телепатов уровня хоффа и выше в классификации дрюккелей. Прошу сообщить местоположение и готовность принять участие в срочной работе общей необходимости. Статус: тар, вероятен пересмотр до уровня си-тар. Сообщение прошу рассматривать, как строго конфиденциальное. Габариус Чаппа".

"В связи с глоп-факторным возмущением высокой интенсивности на стержневой линии разлома "ло" просим в течение десяти осредненных суток по возможности избегать при прокладке маршрута следующих габ-портов и пирсов: Афо, Уги, Ро..."

— Яхгль, — позвал Саид. — Мне не зря стало холодно, когда я очнулся. У Симки беда.

Выговорив вслух худшее, Саид сразу набрал по памяти личный канал габариуса Чаппы, известный Симе и соответственно, неизбежно считанный с ее сознания и спрятанный поглубже в недра памяти — ведь нехорошо нарушать приватность, пусть даже невольно.

— Человек, чьим заданием я была, ошибся в отчете, — едва слышно шепнула Яхгль. — Я с тобой познакомилась не случайно. Идян обычно просят... те, с кем мы соглашаемся сотрудничать. Мы сотрудничаем, они дают нам свободно пребывать в универсуме неузнанными и обеспечивают личностями для прикрытия. Пластируют ноги. Просят об услугах. Обычно это несложно. Телепаты твоего уровня могут дать слишком большие возможности тому, кто научится их использовать. Меня просили оценить степень свободы воли.

— А ты оценивала-оценивала и увлеклась процессом. Себя не щадишь, — не смолчал Саид. Фыркнул, наблюдая новые пятна на тонкой коже щек. Мстительно добавил: — А ноги все равно красивые. И те, и эти.

Канал настроился, сигнал зазвенел струной, оповещая о приеме звонка. Чаппа сидел в кресле по ту сторону пропасти расстояния очень строгий и прямой. Считывания сознания было невозможно, канал давал лишь картинку в объеме и довольно хороший звук.

— Я получил отчет от человека из тэй корпуса. Его личное решение отправить. Я принял к сведению. Ваша пассажирка еще с вами, как я вижу.

— Вы не готовы говорить при Яхгль?

— Куда больше причин опасаться вас, высокий Саид, — насмешливо щелкнув жвалами, прошелестел Чаппа. — Я опасаюсь. Но пока не вижу формальных оснований счесть ваш звонок угрозой. Вы общались с габрехтом Серафимой?

— Нет. Мы только что вышли из прыжка и еще вне габа. Я получил два послания относительно нее. Противоречивых. Она здорова?

— Она пребывает в габе, к которому приписана по службе. Согласно отчету, здорова после курса восстановительной терапии, — осторожно сообщил Чаппа. — Она отправила в мой адрес пять отчетов с пометкой строгой конфиденциальности. Во всех отчетах не наблюдаю ни единой небрежности, — Чаппа неопределенно шевельнул пальцами. — Нет даже сокращений слов или оборванных мыслей. Нет ни одного отступления от инструкции. Нет ошибок. Фактология впечатляет. Конечно, высокие носители, а равно сотрудники габ-службы, будут еще не раз все проверять. Впрочем, оставим тему, она давит на мой панцирь. Видите ли, согласно здравому смыслу и инструкциям я обязан запретить вам визит в Уги. Но я не сомневаюсь ни на единый щелчок жвал, что мой запрет не задержит вас. Применять силу, хотя рядом с вашим катером базируется прямо теперь шар боеготовности рюкла Ошт? Нет, я не готов колебать основы межрасового покоя. Я отпущу вас делать глупости, чего бы лично мне это ни стоило. Оштов считайте своей охраной. Вашу пассажирку прошу перейти на их головной корабль. Ее статус будет ей сообщен там, незамедлительно.

— Ее свобода не будет ограничена?

— В понимании ди-келя, каковым я являюсь, одолжение со стороны идян моей расе не стоит называть ограничением свободы. Оно потребует подчинения нашему пониманию дисциплины на определенный период. Оно будет вознаграждено. Кроме того, я не стану отрицать: мы хотели бы принять у себя гостью с Иды и обсудить хотя бы силами трех рюклов отношение к этому... феномену. Особенно теперь.

— Что случилось в мире за то время, пока мы были в прыжке? — ужаснулся Саид. — Габариус, я вас в жизни не слышал таким официальным. В универсуме еще не воюют?

— Моя раса сейчас ставит много выше планки фир решение относительно вооруженного... — Чаппа поскрипел жвалами и выбрал слово, — нейтралитета с расой грисшхей. Большего не могу сообщить.

— Но хотя бы не квиппа? — быстро проговорил Саид.

Изображение погасло, канал связи распался. Саид пощупал подлокотник. Поймал в потную ладонь плитку питательного концентрата, подсунутую Яхгль. Фыркнул невеселым смехом.

— Прикинь, у дрюккелей по восемь коленок. В разные стороны. Каждую можно считать еще и локтем. Прости.

— Иногда мы внутренним зрением видим тех, кого любим, даже в иной галактике, — очень тихо сказала Яхгль. — Иногда не узнаем при взгляде в упор, потому что боимся утраты иллюзий. Мне кажется, ты все же ее... любишь. Но очень может быть, ты придумал ее от начала до конца. Как Альг придумал свою милую жену и жил с... ведьмой.

— О чем ты? И почему я не читаю тебя сейчас, даже поверхностно?

— Я обязана тебе жизнью, — лицо Яхгль было белым, без единой кровинки. — Если все окажется плохо... прости меня. Иногда у нас не остается выбора.

Идянка неловко завозилась, сдирая через голову юбку, ужасно нелепую поверх стандартного костюма габ-службы, одолженного ей, вероятно, по протекции сафара, встречавшего катер в имперском раю. Саид смотрел, как длинные ноги идянки пружинят, позволяя ей передвигаться совершенно беззвучно и очень грациозно — и не горбить плечи, не гнуть шею в довольно компактном проеме люка. Стыковочный рукав корабля дрюккелей уже был готов и накрывал собою пол-катера. Люк за идянкой закрылся.

Саид поцокал зубами, вдумчиво перемалывая невроз, щедро сдобренный домыслами.

— Гав, она же не обещала прикончить нас с тобой? -спросил он у морфа. Вздохнул, расслабляясь в кресле. — Но вроде бы одно хорошее сообщение я расслышал. Сима жива и здорова, пусть даже после лечения.

Морф промолчал. Вероятно, он тоже не мог поверить, что Сима способна по собственной инициативе составить пять отчетов. Без ошибок, помарок и нарушения инструкций.

Пальцы дрогнули, процеживая информацию о предстоящем полете, как воду — эта привычка Гюль оказалась неосознанно перенята еще до первого пробуждения личности. Вероятно, она крепко сидела в клон-матрице. Может, она была у всех в последовательности? Может, это привычка того первого, кто три десятка копирований назад начал процесс и был оригиналом для череды клон-поколений, финалом которой является Саид, человек улучшенный.

— Габ Уги, — вслух полагается дублировать цель полета, тем более имея сопровождение. Саид помолчал, не дождался ответа и нехотя добавил: — Рюкл Ошт, кто на линии? Я отбываю.

— На линии, — не называя имени, проскрипел дрюккель. — Сопровождаем.

— Сопровождают... Гав, мне почему-то кажется, проще избавиться от сопровождения личной тени, чем от оштов, — подумал Саид. И оставил подозрение невысказанным.

Фрагмент шифрованного дневника. Запись 89

"Несравненные творцы от науки — энгоны - не умеют отстроить даже бесперебойное снабжение своих планет продуктами первой необходимости. Они выращивают детей непосредственно в лабораториях и на полигонах, упорно не понимая самой идеи воспитания с ограничениями морального или законодательного толка. Они не отвлекаются на "мелочи", к коим относят потребность в сне, пище и тепле. Энгоны уже много поколений нежизнеспособны как вид, хотя их технологии есть пружина развития всего универсума. Энгоны не вымерли лишь по одной причине: они под опекой пыров.

Пыры, раса с высочайшей живучестью, с огромным потенциалом интеллекта и нерастраченной здоровой агрессивностью, тратит себя на бессмысленное, сжигающее все силы и ресурсы поддержание чужих рас.

Мурвры, воины от кончиков рогов до основания копыт, сосредоточенны на оттачивании реакцией тела и мозга, которые они за много минувших веков ни разу не применяли в прямом военном конфликте. Конечно, если не считать таковым битвы с камарргами, проводимые строго по расписанию, что позволяет посторонним избегать присутствия в опасных секторах или же заранее бронировать лучшие места для наблюдения.

Благодаря этим "войнам" само понятие агрессии вырождается в нечто иное, где стратегия и личная доблесть в приоритете, а коварство и конечный успех — лишь тактика и статистика.

История седьмая. Мир иной

В процессе жарки в портаторе происходит расслоение полуфабриката "Сима сырая перепуганная" на телесную боль с хорошо сформированной хрустящей корочкой — и шокированное нечто, обреченное молча наблюдать. Как раз теперь, если есть смысл в таком понятии — теперь — парообразное нечто со стороны взирало на острые иглы звезд, воткнутые в тело тьмы вселенским психопатом.

Современный универсум далеко ушел от примитивного явления планетарной жизни в цивилизационных колыбелях, как пояснил мне с тоской Кит. Пока расы обитали на своих прародинах, они обладали способностью смотреть на звезды с единственного для них — рас — логичного ракурса. Это создавало причудливые узоры сказок и легенд в мировом вакууме. Кит высоко ценил нематериальное наполнение вакуума, а еще сетовал на то, что в нынешнем универсуме созвездий нет. Есть только координаты. Это сухо, мертво и логично. Кит древний, он ценит поэзию и историю. Я дикая, обожаю авантюру и приключения... так что наше отвращение к нумерованной упорядоченности едино и крепко. Для Кита я лично расстаралась, ткнув пальцем в объемную проекцию, нарисовала три десятка созвездий вокруг габа Уги. И подарила реконструкцию пальцековыряния, годную для просмотра при отключенном верхнем свете. Там мой правый указательный рисует созвездие пьяного блюдца, затем вся пятерня тычет в небо, обозначая созвездие сахарных крошек, а еще есть красивое созвездие ученого морфа...

Где бы меня сейчас ни носило, тут нет и намека на сахарные крошки и прочее разное. Я свои рисунки твердо заучила. Я по ним и координаты смогла вызубрить. Некоторые, опорные. Здесь звезд маловато, все они незнакомые и сиротливо мигают, никем не поименованные.

Пес с ними, звездами. Обратим взор к поверхности мира. Вниз-вниз... Прошедшее полную гриль-обработку тело наблюдаю на дне колодца, в приемной нише компакт-портатора. Прожарилось тело конкретно, зрелище отстойнейшее. Но небрезгливые гуманоиды снизошли для прямого контакта. Поворчали тело туда-сюда, взяли пробы тканей, бормоча на незнакомом диалекте. Вроде, все их устроило. Ушли. Тело из портатора добыли клоны, внешность все та же, складки на затылках трогательно единообразны. Останки гриль-Симы поволокли темными переходами и сгрузили в непроглядный мрак. Спорим, надпись на люке помещения переводится как "утиль"?

Гос-споди, неужели я докатилась до уровня привидения? Хреново. Как я буду исполнять должностные обязанности — пугать народ, если меня не видят и не слышат? Увы, я способна и тут провалить аттестацию. Куда меня сошлют дальше-то? Даже интересно. Перспективы есть у любого существа. Путь и несуществующего.

Поскуднее всего то, что тело лежит себе и тухнет, а его боль по-прежнему со мной. Хотя ни в одной детской страшилке я не слышала, чтобы привидения страдали от ожогов или переломов. Невыносимо чешется кожа. Глаза горят, как плошки, засыпанные перцем. Ребра сломаны в крошево и дышать я не могу. Не могу... Но упираюсь и пробую. Темно до отвращения. Звезды погасил кто-то экономный. Нет, их вынули из мрака, чтобы он потерял остатки необычности. Колодец сплющился... Я внизу. Быдловато кругом, быдловато и вонюче. Паленым несет, а первосортной гнилью оттеняет рвотные позывы. Хреново, во мне желчи, и той не осталось, все истратила на опоганивание ангара в Уги.