— Ну, по меньшей мере, два, — широко раскрыв сапфировые глаза, шепотом ответила девушка.
— Почему два? — удивилась мисс Таккер. — Ведь вы же говорили раньше, что призрак один, и это призрак первого герцога Блэйкстоуна, Арно Валенштайна, который был беспощадным и кровожадным воином. Кто же еще?
Мисс Ллойд сделала важное лицо и глубокомысленно произнесла:
— Я провела некоторые научные изыскания и пришла к выводу, что второй призрак — это покойная сестра герцога Блэйкстоуна, которую звали мисс Дженевра.
— У его светлости была сестра? — удивилась Лизабет и вопросительно посмотрела на миссис Бигли, которая всем своим видом выражала полное безразличие.
— Да, была, — только и ответила экономка и тут же поднялась с кресла. — Думаю, что нам пора, мисс Уэлсон...жаль отрывать вас от столь занимательных бесед и такой милой компании, но меня ждут еще хозяйственные дела.
Миссис Бигли быстро со всеми распрощалась, еще раз поблагодарив "за столь теплый прием", подхватила под локоток Лизабет, которая была рада отделаться от женской компании городских сплетниц, и они вместе отбыли в замок, оставив после себя легкий аромат лаванды и ванили.
* * *
После чаепития у миссис Таккер следующая неделя тянулась утомительно долго. Для Лизабет повседневным развлечением стали игра на рояле, рисование на пленере и выполнение портретов встречавшихся на ее жизненном пути людей, ежедневные прогулки в ясную погоду как пешком, так и верхом. И если бы не одолевавшие девушку тревожные мысли, она чувствовала бы себя более счастливой. В голове крутилось множество вопросов, на которые она не находила ответов.
Где сейчас Эдмонд и что делает, стоит ли ей бояться встречи с ним, ищет ли он ее или уже успокоился, ведь дел у него сейчас не в пример больше, чем раньше, с двумя-то имениями: графским и баронским, которыми надо управлять, а также заботы о принятии наследства?
Когда в Англию прибудет мистер Керби? И какие сведения он соберет?
И еще одна мысль, вернее, воспоминание, мешавшее девушке спать по ночам. Это было воспоминание о таинственном незнакомце из кареты, настолько притягательное и опасное, что до сих пор Лизабет испытывала некую дрожь в теле, рисуя угольным карандашом его мужественное лицо на белоснежном листе бумаги. "Вряд ли я когда-нибудь еще с ним встречусь, — думала она со странной смесью грусти и горечи, — подобных мужчин следует обходить стороной, ибо они несут с собой боль и страдания. Он не свободен, а я никогда не смогла бы стать чьей-либо любовницей... Тогда почему его образ и голос никак не выходят у меня из головы? Отчего он так запал мне в душу, что тревожит мои сновидения? Надо отвлечься...и хватит уже рисовать его лицо". Разозлившись на себя и свое душевное смятение, девушка скомкала лист бумаги с наброском и бросила на пол.
В это утро она находилась в своей комнате для рисования, так как погода не заладилась, на улице лил скучный дождь, размывший все дорожки и тропинки вокруг замка и в парке. Наступала осень. Ясные и погожие деньки теперь будут радовать все реже, а пасмурные и дождливые — все чаще нагонять скуку и тоску.
Девушка отчего-то чувствовала себя словно "не в своей тарелке", все валилось из рук с самого пробуждения. Настроение было мрачным как небо за окном. Ни читать, ни рисовать, ни играть на рояле настроения не было. Люси занялась своими делами, и говорить с хозяйкой ей было некогда. Гулять по замку тоже было скучно, так как пообщаться было абсолютно не с кем. Миссис Бигли и та слегка с головной болью, решив не появляться на людях до самого вечера. Казалось, ничто и никто не сможет расшевелить это сонное царство под названием замок Даркхолт.
Однако несколько событий, произошедших в тот день, все-таки всколыхнули покой обитателей замка. Так камень, брошенный в тихую заводь, рождает волнения, разгоняя круги вокруг себя.
Во-первых, Лизабет наконец-то смогла лицезреть у себя в гостях наследницу герцога, маленькую Виоллу, которая сбежала в очередной раз от своей гувернантки и решила укрыться от нее в апартаментах свое новой знакомой, к тому же обещавшей нарисовать ее портрет. В играх и беседах с девочкой незаметно пролетел целый час, прежде чем произошло второе событие, явившееся следствием первого.
А именно, состоялся визит мистера Джонатана Фримена по вызову мисс Торнтон, усмотревшей в поведении своей подопечной очередной приступ "невроза и болезненного упрямства, вперемешку с истерией". На что Лизабет категорично заявила доктору Фримену о своем несогласии с подобной постановкой диагноза, и, быть может, будь она в менее мрачном настроении и не испытывай некое душевное смятение, то вряд ли стала бы вмешиваться в вопросы, никоим образом лично ее не касавшиеся.
— Мистер Фримен, я, конечно, не врач, чтобы судить о физическом состоянии ребенка, но могу вполне точно отличить невроз и истерию от стремления общаться и нежелания Леди Виоллы быть одинокой, — возразила девушка на крики мисс Торнтон, которая всплеснула возмущенно руками и хотела было снова заголосить, как натолкнулась на спокойный и даже несколько ироничный взгляд доктора Фримена.
Закрыв рот, так и не произнеся ни слова, она хмуро уставилась на свою подопечную, которая пряталась за юбкой мисс Уэлсон. "Надо же, можно подумать, что ребенок в моем обществе испытывает чувство одиночества и голод по общению, — думала гувернантка, поджав упрямо губы,— что за глупости....надо будет пожаловаться его светлости. Мисс Уэлсон много на себя берет".
— Мисс Уэлсон, это весьма похвально, — ответил мистер Фримен, глядя на девушку спокойными серыми глазами, — что вы так печетесь о девочке, ведь у нее действительно мало друзей..., — затем перевел свой взгляд на виновницу спора и потрогал указательным пальцем правой руки нижнюю губу, пребывая в некой задумчивости.
Вся компания находилась в гостиной Лизабет, которая будучи застигнутая мисс Торнтон и мистером Фрименем за "страшным преступлением", а именно угощением ребенка пирожными и конфетами с чаем, была вынуждена принять нежданных визитеров практически с набитым ртом.
— Скажите, вы когда-нибудь сталкивались с подобными заболеваниями? — вдруг спросил мистер Фримен у Лизабет, наблюдая, как нежно гладит темную головку ребенка холеная женская ручка, не лишенная аристократического изящества.
Он вдруг обратил внимание и на другие признаки аристократизма молодой леди. Гордая осанка, благородные черты красивого лица, покатые плечи, какие вряд ли встретишь у прачки или горничной. "А этот гордый и неприступный взгляд фиалковых глаз...умопомрачительно красивых, — думал доктор, — все равно, что смотришь в глаза графини или герцогини, не меньше... Хм, интересно, от чего или кого вы прячетесь здесь, миледи?"
Лизабет вряд ли смогла бы прочесть подобные мысли на бесстрастном лице доктора. Отвечая, девушка слегка нахмурилась.
— Если честно, то да...и только поэтому могу с твердостью заявить, что ребенок, на мой взгляд, психически здоров, а все ее выходки проистекают от излишнего внимания к ее персоне. Простыми словами, она весьма избалована нездоровым вниманием взрослых, — заметив бурное возмущение на лице мисс Торнтон, тут же добавила. — Это было сказано не в обиду мисс Торнтон...тем не менее, Леди Виолла очень живой, подвижный ребенок, с богатым воображением и отличается своеобразным характером и острым умом.
— Как точно подмечено, мисс Уэлсон, — отозвался мистер Фримен.
— Вы позволите? — спросил он, показывая на диван и давая понять, что желает присесть. — Не люблю ставить людей в неловкое положение, мисс, а мы, как я погляжу, прервали ваше чаепитие.
Лизабет вдруг спохватилась и предложила гостям выпить чаю. Мисс Торнтон демонстративно фыркнула и отошла к окну, заняв позицию грозного наблюдателя. Мистер Фримен вежливо согласился и взял в руки протянутую девушкой чашку чая.
— Ну-с, — снова заговорил он, после того как залпом выпил остывший чай, утолив жажду, — значит, вы считаете, мисс Уэлсон, что Леди Виолла избалована вниманием, но при этом утверждаете, что ребенок одинок и испытывает чувство голода по общению? Это же нонсенс какой-то, вы сами себе противоречите.
— Нисколько, доктор. Человек может испытывать одиночество, даже пребывая среди большой шумной компании, потому как это состояние души, нежели физическое явление. В замке для нее нет полноценного общения с другими детьми, что, я считаю, немаловажно для развития ребенка в окружающем социуме, все взрослые потакают ее капризам и требованиям...
— Вы абсолютно не правы, мисс Уэлсон, — подала возмущенный голос гувернантка.
— Я не утверждаю, что мое мнение единственно правильное, я высказываю свою точку зрения только потому, что меня о ней спросили, — ответила Лизабет, повернувшись к окну, при этом покраснев от волнения.
В глубине души она понимала причину возмущения мисс Торнтон, ведь чужой человек, а Лизабет была для Виоллы чужой, не имеет права вмешиваться ни в методы воспитания ребенка, ни в ее судьбу. Однако девушка не одобряла людей, подобных мисс Торнтон, которые вменяли в вину ребенку свою некомпетентность и ограниченность, а также не могли воспринимать критику со стороны стоически и без извлечения уроков для себя.
— Хорошо, мисс Уэлсон, не буду больше вас третировать насчет нашей проказницы. Тем более что, как я погляжу, мы доставляем ей неописуемое удовольствие, споря в ее присутствии, — усмехнулся мистер Фримен, проведя пятерней по волосам, при этом глядя на девчушку, которая сидела тихонечко, прижавшись к мисс Уэлсон, и с блеском в глазах внимательно слушала все, что говорили взрослые.
Поняв, что ее раскусили, Виолла подскочила на месте и тут же убежала в "комнату для творчества". Мисс Торнтон хотела было двинуться за девочкой, как доктор остановил ее.
— Мисс Торнтон, прошу вас, оставьте девочку одну, ведь вы действительно слишком сильно ее опекаете, даже не даете продохнуть от вашего общества, присядьте, а то у вас снова поднимется давление...,— он указал гувернантке на кресло, глядя на нее своими пронзительными глазами.
Та обреченно вздохнула, и послушалась. В тайне ото всех, мисс Торнтон имела сердечную слабость в отношении доктора и мечтала только об его одобрении, всегда тяжело перенося его осуждение или строгость. Сейчас мисс Торнтон испытывала еще большее беспокойство, ибо оставить обожаемого доктора наедине с этой "смазливой кокеткой", как она называла любую женщину или девушку, чуть более симпатичнее, чем она сама, было бы равнозначно потере выгодного холостяка на брачном рынке. "Вряд ли мужчина смог бы наедине остаться равнодушным к прелестям мисс Уэлсон, — думала мисс Торнтон, ревниво следя за каждым их взглядом и словом — Мне следует находиться поблизости, чтобы не позволить скомпрометировать ей мистера Фримена".
— Маленькая стрекоза, — улыбаясь, вдруг произнес доктор, и поднялся. — Знаете, мисс Уэлсон, вы в какой-то степени правы...Леди Виолла, действительно лишена общества своих сверстников, но я вряд ли в силах что-либо исправить. У ребенка есть родители, которые считают, что такое положение вещей для нее приемлемо и, кроме того, как мне думается, девочку вполне могут отдать в пансионат благородных девиц, где у нее будет предостаточно сверстниц.
Мисс Торнтон взмахнула руками и с испугом прокричала:
— Как? Мою девочку заберут у меня? Что вы такое говорите, дорогой Джонатан? Но как же ее хрупкое здоровье?— от волнения гувернантка даже забылась и позволила себе некую фамильярность в обращении с доктором.
Тот поднял бровь в немом удивлении и ответил:
— Я высказал предположение о возможном развитии событий...Но это, конечно, решать его светлости, только могу сказать, что если герцог спросит меня о состоянии здоровья девочки, то я вынужден буду сказать правду.
Замолчав, он прошелся по гостиной, заложив руки за спину. Две пары глаз следили за ним неотрывно, одна — со страхом и обидой, другая — с любопытством.
— Правду? Но какую? — не вытерпела мисс Торнтон. Она достала из манжеты рукава носовой платок и стала нервно теребить его кончик.
Мистер Фримен вдруг остановился возле портрета прекрасной всадницы, рассматривая его печальным взглядом. Наблюдая за доктором, Лизабет в какой-то момент показалось, что его губы что-то прошептали. Затем мужчина нахмурился, отвернулся от портрета и обратился к гувернантке сердитым тоном.
— Мисс Торнтон, я понимаю ваше беспокойство, но должен признать, что Леди Виолла стала чувствовать себя намного лучше и большинство ее приступов есть результат либо вашего излишнего внимание к ее персоне, либо является игрой вашего воображения. Она в настоящий момент нуждается в большей твердости и требовательности, нежели вы можете ей дать.
Такого предательства со стороны объекта своего обожания женщина явно не ожидала. Нервно сглотнув, она побледнела, крепко сжала губы и, глотая слезы, выбежала из гостиной в коридор.
Мистер Фримен, глядя ей вслед, покачал головой и тоже откланялся. При прощании он заверил Лизабет в том, что получил удовольствие от общения с такой умной и храброй девушкой, говоря, что не каждый его пациент имел бы смелость открыто возражать своему доктору.
Глава 12
Когда за мистером Фрименем закрылась дверь, из творческой комнаты выглянула Виолла и подошла к девушке. Девочка выглядела немного смущенной и виноватой, в руках она несла смятые листы бумаги.
— Мисс Уэлсон, вы не сердитесь на меня? Пожалуйста, не сердитесь, я не хотела, что бы доктор вас ругал..., — обеспокоенно затараторила она, схватив Лизабет за руку и потянув в сторону дивана. — А можно я еще немного с вами побуду, мне так с вами легко и хорошо, честно-честно.
Девушка улыбнулась и погладила Виоллу по головке.
— Но только пять минут, затем вы, юная леди, пойдете к мисс Торнтон и попросите у нее прощения за свое поведение. И не спорьте, вы действительно поступили неправильно, не поставив в известность свою заботливую гувернантку о своих планах, — строго ответила Лизабет.
Девочка недовольно скривила губы.
— Поймите же, что нельзя заставлять страдать людей, которые вас любят и заботятся о вас...иначе вы вырастите эгоистичной и неприятной особой, с которой никто не захочет иметь ничего общего.
Девочка сморщила носик, затем вскинула надменно голову и изрекла тоном настоящей герцогини:
— Как вы смеете меня ругать, мисс Уэлсон? Кто вы такая, чтобы учить меня?
Лизабет покачала головой и вздохнула.
— Конечно, миледи, я вам не мать и не старшая сестра, но я тот человек, которому вы симпатичны. Вы напоминаете мне меня же саму в детстве. Я тоже была очень больна и одинока, и я была бы счастлива, если бы рядом со мною находился человек, который мог бы проявить ко хоть чуточку внимания и участие. Отчасти этим человеком был мой батюшка...
— И у меня есть папа! — воскликнула девочка.
Девушка немного удивилась, почему ребенок произнесла "папа", а не мама. Что же это за мать такая, если ребенок в трудные минуты мысленно призывает отца.
— Это замечательно, что вы так любите своего папу...значит, вы не захотите, чтобы он огорчался из-за вас или ваших поступков, именно поэтому вы должны будете помириться с мисс Торнтон.
