Золушки нашего Двора

Оборотень, видимо, уже давно разглядывал её, как разглядывал бы бабочку на цветке. И молчал.

— Я не успела поблагодарить вас, за поездку в Крей, — страшась глянуть в оранжевые глаза, сказала Бруни. — Спасибо!

Лихай неожиданно накрыл её руку, лежащую на столе, ладонью. Ладонь была горячей, невозможно горячей. На мгновение Матушка ощутила этот жар на своем теле. Везде. И тягучая волна смущения и страха накрыла её с головой.

— Я всего лишь спас твою честь, маленькая хозяйка! — без усмешки сообщил Красное Лихо.

Вздрогнув, Бруни поднялась. Перегнулась через стол и, поцеловав его в лоб — только туда дотянулась! — поправила:

— Вы спасли мою жизнь!

Лихай потянул женщину на себя. Вытащил пару шпилек из её прически. Каскад тёмно-каштановых волос Бруни рассыпался, скрывая и его лицо, и эполеты на плечах.

— Ты вкусно пахнешь, маленькая хозяйка, — хрипло произнес Торхаш. Выпустив её, резко встал. Отошёл, будто отшатнулся к двери. И уже оттуда, оглянувшись, блеснул яркими глазами: — Жаль, что мы кровники!

И вышел.

Матушка недоумённо собирала волосы в хвост. И вдруг так и застыла с поднятыми руками, осознав истинный смысл его фразы, которая вначале ею была услышана, как: 'Жаль, что мы не кровники!' Но Лихо имел в виду не её. Он говорил о принце...

* * *

Ники поднималась по винтовой лестнице на башню, задумчиво ведя пальцем по холодному камню стены.

О том, что 'Касатка' возит контрабанду, она узнала случайно: подслушала разговор между капитаном Зорелем и первым помощником — мрачным ласурцем по кличке Резаный. Команда, по всей видимости, была в курсе, потому что, когда Ники осторожно поинтересовалась у Грузило насчет дополнительного заработка, тот, добродушно усмехнувшись, дал ей такого подзатыльника, что она вывалилась из матросского гамака, и заметил: 'Меньше знаешь, лучше спишь, Красавчик! Однако долю свою получишь, ежели на то будет воля Океанского Творца!'

В то утро над водой стоял густой туман. Случалось такое, когда холодное течение неожиданно меняло направление, струясь не вдоль, но между острых скал, отмечающих путь к берегу. Гаракенский патруль из трех кораблей вынырнул из дымки неожиданно, взяв 'Касатку' в кольцо. Команда сладко спала — в этом месте патрулей никогда не видывали!

Ники, в эту ночь спавшая на связке каната на палубе — в кубрике было жарко и воняло мужским потом, — первой подняла тревогу и, дождавшись встревоженного топота босых ног, нырнула в трюм. Неугомонная натура вынудила её узнать всё о контрабанде, в ущерб собственному сну. Скоро юнга уже знал и о том, что перевозят стёртые в порошок редкие целительные травы, доставляемые 'кривой' дорожкой из эльфийской вотчины Лималля, и о месте, где прятали полотняные мешочки с 'товаром'. Полотняных мешочков оказалось три — за потайной доской в кормовой части трюма. Слушая грубые голоса патрульных, с лодок переговаривающихся с капитаном, Ники рассудила: раз те знают о маршруте 'Касатки' и туманной особенности здешних вод, значит и тайник в корме для них не будет открытием! Здесь попахивало предательством кого-то из команды, однако главным сейчас было снять с капитана все подозрения. Она лихорадочно огляделась, ища, куда бы перепрятать мешки. В трюме стояло несколько небольших бочонков с вином для команды. Большие капитан на судне не терпел, и был прав — кому нужна упившаяся в усмерть команда? Вино можно было бы вылить, но мокрые доски привлекут внимание. Что же делать? Не любившая напиваться Никорин тяжело вздохнула и... выбила крышку из одного из бочонков.

— Откройте трюм! — потребовал офицер патруля.

Зорель молча подал знак матросам. Судя по уверенному направлению, которого придерживались патрульные, о тайнике им было известно. Оставалось лишь сохранять хорошую мину при плохой игре.

В трюм спустилось несколько патрульных, капитан, его первый помощник и боцман. Здесь витал аромат винных паров, и не удивительно: от одного из бочонков тянулась красная дорожка. Видать, треснул и потёк.

Офицер уверенно направился к тайнику. Первый помощник вопросительно посмотрел на капитана, но тот стоял спокойно и даже улыбался — как человек, которому приснился хороший сон. Грузило, так же посвящённый в тайну, завозился, как медведь на привязи. Только что цепями не загремел.

В тайнике было пусто. Разочарованный вздох начальника патрульных был тому подтверждением.

— Где товар? — разозлённый офицер налетел на капитана, как бойцовый петух на соперника. Даже за грудки взял. — Где?!

— Какой товар? — искренне удивился Ясин. — Щель между досками — конструкционное недоразумение 'Касатки', и только!

Офицер с минуту смотрел в его бездонные глаза и не видел в них ни искорки лжи. Отпустив капитана, с раздражением пнул треснутый бочонок. Ослабшая скоба лопнула, вино волной окатило его щегольские сапоги.

— Демоны вас забери! — прорычал начальник караула и крикнул солдатам, ожидающим на палубе. — Обыскать корабль от марса до днища!

Трюм был покинут, 'Касатка' обыскана сверху-донизу, справа-налево и наискосок. Нашли: трубку Грузило, которую тот оплакивал уже несколько месяцев, пару давно утерянных матросских сабо и юнгу, сладко спящего на коврике у капитанской каюты.

— Он, что, пьян? — с изумлением поинтересовался Зорель у боцмана. — Что за бардак у тебя творится?

— Выпорю! — грозно пообещал тот и... они с капитаном уставились друг на друга, пронзённые внезапной догадкой.

Спустя час патрульные покинули 'Касатку', так ничего не добившись. Спустившиеся в трюм капитан и боцман обнаружили 'товар' в одном из бочонков, ужаснулись и обрадовались одновременно, и поспешили будить юнгу, выпившего дозу, после которой и Резаный мог не выжить. Вначале на Ники долго лили воду, приводя в себя. Затем долго лили воду в Ники, вынуждая очистить желудок. Когда юнга смог произнести пару ругательных слов, капитан, взяв его за шкирку, потащил в свою каюту...

Архимагистр шагнула через порог. Ветер ударил в лицо, здесь он царил всегда — беспутный и сильный ласурский гуляка. Ники прошла к каменному парапету, ограждающему верхнюю площадку башни и... застыла, разглядывая стройную фигуру, затянутую в чёрный мундир, полоскавшиеся на ветру красно-рыжие волосы.

Незнакомец чуть повернул голову.

— Вы что-то потеряли, архимагистр? — послышался насмешливый голос, за один тон которого хотелось убить владельца.

Пальцы Ники впились в кружева, обшивавшие вырез платья. Вот он — неожиданный ответ на вопрос, заданный ей себе самой в Чёрной каракатице. Потеряв любовь всей своей жизни, она до сих пор ищет потерянное! Ищет, но не может найти!

— Я — давно потеряла! — пробормотала она, отвечая не ему, но себе. — А вы, полковник?

— А я теряю то, что мне никогда не принадлежало, — произнёс тот странным, глухим голосом.

Никорин, подойдя, встала рядом. Теперь их ладони одинаково касались стылого камня.

— Мне казалось, эмоции вам не свойственны, — недружелюбно заметила она, — вы же не человек!

Кислотой разливалась в душе обида на него, занявшего её место одиночества.

Лихо, повернув голову и откинув волосы с лица, с интересом посмотрел на Ники.

— Разве эмоции свойственны лишь людям, архимагистр? — холодно спросил он. — Другие расы в расчёт не берёте? Когда-нибудь имперское высокомерие сыграет с вами дурную шутку!

— Во мне никогда не было и нет... высокомерия! — поморщилась Никорин. Не признаваться же, что всего лишь нуждалась в искреннем разговоре себя — с собой. Без свидетелей!

— Тогда, что это? — лениво поинтересовался Торхаш. — Неприязнь ко мне лично? Злитесь, поскольку никак не удается затащить меня в постель?

Никорин медленно повернулась к нему. Сила загудела в кончиках пальцев, не желая успокаиваться. Одним движением мизинца она могла превратить собеседника в кучку пепла и пару башмаков!

— Белены объелись, полковник? — прямо спросила она, глядя на него глазами цвета льда середины зимы. — Никогда не замечала за вами склонности к запретным зельям!

— А разве не так? — хмыкнул оборотень. — Ваши знаки весьма многословны, а запахи — многообещающи!

Гнев Ники заморозил ворону, пролетавшую в этот момент над башней. Та со сдавленным криком упала вниз, где, по всей видимости, разбилась.

— Птичку за что? — проследив за ней взглядом, поинтересовался Торхаш.

Развернулся лицом к собеседнице, у которой, несмотря на негодование, сладко заныло внутри — таким выверенным, гибким, животным было это простое движение.

— Прошу меня простить, архимагистр, — неуловимо меняясь, сказал он. Будто застегнул мундир на все пуговицы, скрывая от Ники большую часть себя. — Мне не стоило быть таким... правдивым! Вы застали меня в неподходящий момент! Ещё раз простите!

Взяв её руки, он поднёс их к губам и задержал, грея в сладком грехе своего дыхания. Лишь одно мгновение — и Никорин погрузила бы пальцы в красно-рыжую шевелюру, и притянула бы его к себе, и прижалась бы всем телом — так силен был призыв, исходивший от этого самца... Однако полковник отступил, по-военному чётко кивнул ей и покинул площадку.

А Ники осталась. Страшась ругаться даже шёпотом, ибо опасалась, что оборотень с его тончайшим слухом разберёт в грубых словах нотки разочарования и посчитает себя победившим. Вцепившись пальцами, всё ещё хранящими тепло его дыхания, в парапет, она ощущала смятение. Лихай Торхаш всегда раздражал её, потому она дразнила его, случись им оказаться вместе. Но никогда она не хотела одновременно его убить — и зацеловать до смерти! Унизить и покориться! Взять — и отдать себя без остатка!..

Ники Никори, навсегда закрывшую ту дверь в сердце, что вела вглубь его и открывалась лишь ради воспоминаний, это пугало. Настоящая смерть не пугала, а вот эта вот... слабость?

'Ты мог погибнуть! — орал на неё в каюте капитан Зорель, и она впервые видела его потерявшим над собой контроль. — Какого Аркаеша ты творишь, сопляк?'

'Хотел избежать неприятностей для 'Касатки'!' — честно отвечала Ники заплетающимся языком и не лгала: корабль и капитан были для неё синонимами.

'Тебя выпорют за пьянство... — неожиданно успокоился Ясин, — чтобы и другим неповадно было! Сам выпорю!'

И так он это сказал, что у Ники, как и сейчас от едкой насмешки Лихо, стало горячо в промежности.

Капитан выволок её на палубу, швырнул на связку канатов и, действительно, выпорол. Сильнее, чем требовалось, словно пытался изжить злость на неясные эмоции, испытываемые к юнге.

— Давай, приложи к заднице водоросли! — предлагал Ники вечером, в кубрике, боцман. — Авось полегчает!

Тот отказывался. Кусая губы и сглатывая слезы, терпел боль, стараясь не тревожить крепкую, не порванную ударами каната ткань матросских шаровар. Бил капитан прицельно.

Выйдя из шхеры 'Касатка' на всякий случай удалилась от берега, стремясь на чистую воду — Зорель не испытывал желания вновь встречаться с патрульными. Пара дней прошла спокойно, не считая метаний юнги, страдающего от болей седалища и каждую ночь мечтающего пробраться в каюту капитана, чтобы задать ему жару. Но однажды на рассвете...

* * *

Весь воспринял известие о переселении в общежитие университета с восторгом. Это одновременно успокоило Бруни и расстроило. Успокоило, поскольку она, наконец, перестала волноваться за него, расстроило, так как родительский дом ночами оставался без присмотра.

— Мне нужно съездить в трактир, — сказала она Каю, когда ненадолго вернувшийся полковник Торхаш забрал с собой рю Фринна и Веслава и, коротко попрощавшись, ушёл.

— Зачем? — удивился принц. Помолчав, добавил: — Мне всё время кажется, что стоит тебе покинуть дворец, и я больше тебя не увижу!

Задохнувшись от нежности, Матушка зарылась лицом в его мундир.

— Никуда я от тебя не денусь, горе моё королевское! — прошептала она, обтираясь щекой о жёсткую ткань. — Никуда и никогда!

— А я вот боюсь этого, — виновато улыбнулся Аркей и подхватил её на руки, — но если действительно нужно — отпущу! Нам предстоит несколько безумных дней свадебных празднеств, родная. Ни ты, ни я в эти дни не сможем принадлежать себе. Мне-то не привыкать, а вот тебе придётся смириться! После мы решим все вопросы и, наконец, отправимся в моё поместье. Только ты и я!

— Медовый месяц? — лукаво улыбнулась Матушка. — Мне кажется, он запоздал!

— Седмица, — рассмеялся принц, — больше времени отец нам не даёт. Видимо, тоже считает, что медовый месяц у нас уже был! А насчёт своего трактира не волнуйся — теперь на площади прямо напротив него расположен пост охраны. Стражники дежурят круглые сутки!

Вместо ответа Бруни благодарно прижалась губами к его губам. Способность будущего мужа не забывать о мелочах была одним из тех качеств, что вызывали у неё чувство обожания по отношению к нему.

В этот вечер они впервые легли в постель принца раздетыми, под одеялом сплетясь в единую лозу. Кай долго и нежно любил Бруни, и оба уснули лишь часа за два до рассвета дня, который должен был навсегда объединить их судьбы в одну.

* * *

Фигура, укутанная в простыню, слабо заскреблась в дверь королевской опочивальни. Гвардейцы, стоящие по обеим её сторонам, похоже, пришельца не замечали.

— Братец, ты, что ли, спишь? — замогильным голосом вопросила фигура. — А порадоваться вместе со мной?

Дверь опочивальни распахнулась. Его Величество Редьярд, похоже, вообще не ложился — свидетельством тому были красные глаза, встрёпанная шевелюра, встревоженная борода и полный комплект одежды.

— Дрюня! — рявкнул король. — Ты должен быть у целителя! Какого Аркаеша ты тут делаешь?

— Я был у целителя, спасибо тебе за незабываемые часы, проведённые в объятиях славного Ожина! — кривляясь, шут склонился в раболепном поклоне. — А вообще, впусти меня уже и дай поделиться радостью!

— Какой ещё радостью? — с подозрением спросил Его Величество, отодвигаясь и освобождая вход. — Колька опять сбежал?

— Ежели только летать научился, — хихикнул шут, перешагивая порог. — А так-то он теперь в седло пару-тройку седмиц не сядет, коли Жужин не вмешается!

Спальня Его Величества, вопреки распространённому мнению, была вовсе не велика и не роскошна. Старинная кровать под балдахином занимала большую часть помещения, в углу стоял небольшой письменный стол с бюро, в другом — неярко горел камин, над которым висел портрет родителей Редьярда. Несколько пуфиков и кресел, стоящих так, будто их уронил великан, великолепная тигриная шкура у огня, на которой, тяжело вздыхая, спал волкодав Стремительный и один из толстолапых щенков — его многочисленных отпрысков.

Дрюня с наслаждением упал в кресло у бюро, закинул ноги на подлокотник и объявил:

— Мы помирились, братец!

— Да мы, вроде, не ссорились, — пробурчал Редьярд, вернувшийся за стол, где проглядывал какие-то бумаги.

— Да мы с Ванилькой моей помирились, Твоё Тугодумное Величество! — завопил Дрюня, вскакивая. — И так сладко помирились, что я от чуйств не могу уснуть!

— Хочешь, я тебя вырублю? — буднично предложил король.

Разбуженный громкими голосами щен, шатаясь от сна, подошёл к стулу и попытался забраться к Редьярду. Тот поднял его за шкирку, с удовольствием взвесил в руке, поцеловал в морду и уложил на колени.