Чертополох. 1 том.

Последнюю догадку Олдер решил проверить в тот же день. Часть горожан действительно спаслась от стали и пожара за стенами храма Милостивой — каменное здание стояло на расчищенном священном участке — от соседних домов до него долетали лишь слабые искры, а выставленные Олдером вокруг храма ратники не препятствовали ищущим защиты у Малики рейметцам.

Несмотря на это, когда Олдер ступил в святилище, его встретила гнетущая тишина — под сводами, казалось, даже эхо умолкло. Впрочем, "Карающему" было не до того:

— Я знаю, что у вас есть спрятавшиеся от пожара дети. Я должен взглянуть на них...

На несколько мгновений вокруг Олдера вновь воцарилась тишина, но потом из храмового сумрака выступила служительница, в которой "Карающий" узнал кинувшуюся к нему днем за помощью жрицу, и жестом позвала Олдера за собой...

Детей было всего несколько — три мальчика и четыре девочки — ни одна из них на имя Энейра не откликнулась... Олдер разочарованно вздохнул, а до этого упорно хранящая молчание жрица вдруг спросила.

— Кого ты искал, амэнец?

— Дочь главы "Лисов", Мартиара Ирташа. Ее зовут Энейра и...

— Ее здесь нет, — спокойно заметила жрица, так и не дослушав Олдера, а потом вдруг слабо улыбнулась, взглянув на недоверчиво нахмурившегося амэнца. — Я бы предпочла, чтобы Энейра была с нами, так же как и ее прабабка, и не стала бы прятать малютку от тебя — верю, что ты не причинил бы ей зла...

Эта жрица, как выяснилось, неплохо знала семью Ирташа, но сообщенные ею приметы девочки заставили Олдера горько улыбнуться. Среднего роста, худенькая, лобастая, как отец, с русой косой и серыми глазами... Половина крейговских детей вполне подойдет под это описание!..

Но он все равно искал, уже понимая, что все тщетно, и итогом его поисков стала пустота — дочери Мартиара не было, ни среди пленных, ни среди убитых... Она попросту исчезла...

Олдер перестал смотреть на дорогу и перевел взгляд на тело Ирташа. До этого похода он даже не думал, что победа может измарать, но теперь чувствовал себя так, будто с ног до головы извозился в смоле, а на душе было пусто, холодно и гадко... А если бы не Мартиар, то было бы еще гаже — он, Олдер, думая, что спасает город, уговаривал Ирташа сдать Реймет, но крейговец предпочел бой и тем самым спас Олдера от клятвопреступления, пусть и невольного...

"Я действительно пытался найти твоих родных, Мартиар Ирташ, но оказалось, что этого мало..." — с горечью подумал Олдер, а подъехавший к нему Антар, посмотрел туда, куда был направлен взгляд Олдера, и тихо произнес.

— Он не заслужил такого... Если глава позволит мне немного отстать от отряда, у крейговца будет могила...

Олдер повернулся и пристально взглянул на пожилого воина. Антара он знал с самого детства — тот служил "Доблестным" у отца, и, как Чующий, помогал ему в колдовстве, а потому был вхож в дом Остенов в любое время. Этим доверием он, правда, никогда не злоупотреблял, ведя себя неизменно спокойно, скромно и дружелюбно — не лез на глаза, обедал в людской... По своей воле Чующие не часто служат колдунам, но в этом случае Знающий и эмпат, похоже, пришли к соглашению, которое устроило обе стороны.

...Тем не менее, Олдер все равно был удивлен, когда вскоре после гибели отца, едва оправившийся от собственных ран Антар явился к нему и заявил, что его жизнь по-прежнему принадлежит Остенам. Возраст не помеха — он все еще может быть полезен и согласен служить у "Карающих" даже не десятником, а простым ратником.

Это было странное желание — Антару за выслугу и ранения, полагалось неплохое выходное пособие, да и на верность "Чующий" присягал лично отцу, а не всему роду... Тем не менее, Олдер не смог отказать ветерану и принял его перевод в свою сотню, сохранив при этом за Антаром прежнее звание, хотя каждый взгляд на эмпата напоминал Олдеру о его утрате. "Чующий" же, впрягшись в привычную лямку, никогда не тревожил молодого главу по пустякам, но при этом всегда оказывался за его плечом в нужный момент. Иногда Олдеру казалось, что в лице Антара неожиданно обзавелся второй, унаследованной от отца тенью...

— У тебя есть на примете подходящий помощник? — осведомился "Карающий", и Антар согласно кивнул.

— Есть, глава... И место я найду пусть и не освященное, но хорошее, покойное...

Олдер согласно кивнул, а потом расстегнул застежку и сбросил свой плащ на руки Антару.

— Я знаю, что Мартиар хотел бы иного, но пусть лучше плащ "Карающего", чем совсем ничего...

Пожилой Чующий склонил голову.

— Все будет сделано, как надо, глава, и еще... — Антар на мгновение замялся, а потом выдохнул. — Я вызнал, кто был в доме Ирташей...

Вместо ответа Олдер чуть заметно кивнул и Чующий быстро прошептал:

— Семью крейговца сгубил Лемейр со своими людьми. Ратники из его десятки давеча хвастались, как развлеклись в одном зажиточном доме. По приметам — все совпадает...

Лицо Олдера на мгновение исказилось, точно от боли, но потом ((он)) тронул с места застоявшегося коня и не поворачиваясь, сказал.

— Об этом ты расскажешь мне позже, Антар, и во всех подробностях. Я должен знать...

А еще через три месяца амэнское войско возвратилось из Крейга в Милест, и Олдер первым делом решил навестить тоже вернувшегося с лаконской границы Иринда...

Тысячник встретил гостя во внутреннем дворике с давно и безнадежно запущенным бассейном, и Олдер с первого взгляда заметил, что Иринд за эти месяцы заметно сдал. Кожа лица словно бы посерела, плечи согнулись, походка стала по-стариковски шаркающей, а от тела шел какой-то нездоровый, едко-кислый запах... Впечатления усиливалось еще и одеждой тысячника — сорочка под накинутой на плечи курткой явно была несвежей, с желтоватыми пятнами на груди, а поясницу Иринда охватывал большой, связанный из колючей шерсти, синий женский платок — неслыханная прежде вольность для всегда ратующего за чистоту и опрятность Иринда... И где он только откопал такое "украшение"?

— Ну да, приболел немного, — вместо приветствия сварливо проворчал тысячник, а затем, проследив взгляд Олдера, добавил. — Просквозило на лаконских ветрах, а платок я у кухарки позаимствовал — она себе таких может еще с десяток связать. Не убудет... И, кстати, что это у тебя в руках — трофей из Крейга?

Олдер слабо улыбнулся. О пристрастиях тысячника в выпивке он был отлично осведомлен.

— Да так... Напоролись в одной из крепостей на запасы лендовского васкана...

— И ты решил старика порадовать... — Иринд вдруг перестал ворчать и, пристально взглянув в глаза Олдеру, произнес. — Ну, так пойдем — распробуем твой трофей...

В комнате было жарко и душно, Иринд, кряхтя, устроился в кресле, разлил васкан по небольшим бронзовым стопкам и оценивающе прищурился...

— С каждым годом все больше убеждаюсь — от зимних холодов напрямую зависит и крепость изготавливаемых в княжестве напитков, ну а лендовский васкан — истинное лекарство, живой огонь! И тело лечит, и душу веселит!

Произнеся такой тост, Иринд тут же опрокинул стопку, и довольно крякнул...

— Да, настоящий... Вино, кстати, у лендовцев довольно кислое, но, в отличие от крейговской водицы, забористое... Но, хватит о выпивке, поговорим о тебе.

Иринд снова разлил васкан по опустевшим стопкам, прищурился, глядя на Олдера.

— Я так понимаю, что ты отпрашиваться пришел. Ты не смотри, что я болею — новости все равно узнаю в первую очередь. Знаю, что Ронвен тебя пригрел крепче сына родного, да еще и так расхвалил перед нашим Владыкой, что он решил тебя землей наградить на отвоеванных в зимнем походе крейговских вотчинах... Да ты губы-то не поджимай, не хмурься — я тебя не осуждаю. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше...

Олдер опрокинул стопку, мотнул головой.

— Нет. Не отпрашиваться я пришел, глава, а обратно проситься. Под Ронвеном я больше ни одного дня ходить не желаю!

Иринд, услышав такое заявление, нагнулся вперед, и, чуть склонив голову набок, пристально взглянул на Олдера, еще больше став при этом похож на старого, умудренного жизнью грифа-стервятника.

— Что ж так? У Ронвена ты в любимцах будешь ходить, а у меня еще года два, если не три, сотником останешься. Не потому, что дурак, а потому, что молод еще слишком для большей власти.

Олдер вздохнул.

— Так ведь ходил и не жаловался... А от Ронвена мне ни тысячи, ни земли не надо...

Иринд прикрыл глаза, усмехнулся.

— Так-так... А теперь давай начистоту — что между тобою и Ронвеном произошло, что у тебя теперь при одном упоминании о лучшем друге твоего отца с зубов яд каплет? Точь-в-точь, как у той гадюки, из отравы которой мне мазь делают?..

Молодой "Карающий" невесело усмехнулся.

— Да ты, похоже, и так все знаешь, Иринд...

Но старый тысячник в ответ одарил гостя новым, пристальным взглядом и, наполнив стопку Олдера до самых краев, тут же придвинул ее к нему.

— Знаю, но хотелось бы и от тебя услышать, что к чему... Только выпей сперва, так всю накипь легче высказать будет...

Олдер не стал особо артачиться. Обсуждать произошедшее ему все равно было не с кем. Антар, хоть отец в нем, похоже, и не ошибся так, как в Ронвене, все равно не подходил для такого разговора, а Иринд... Что ж, старый стервятник знает его с младых ногтей, да и тайну сказанного блюдет свято... Так что Олдер рассказал Иринду все — включая последние слова Ирташа, свои безуспешные поиски и согласие на тайные похороны Мартиара, которые были уже прямым нарушением воли Ронвена... Вот только он, Олдер, не мог поступить иначе...

Иринд выслушал Олдера как всегда — молча и не перебивая, но когда последнее слово было произнесено, не стал отвечать сразу, а молчал, по-птичьи прикрыв глаза... Но его дрема оказалась не более чем иллюзией. Через некоторое время Иринд встряхнулся и заговорил.

— Что ж, ты действительно рассказал мне все... За твой поступок я тебя не осуждаю — этот крейговец, сразу видно, был хороших кровей и крепкой закалки. Честное и простое погребение — самое меньшее, что ты мог ему дать, а большего бы, верно, не смог бы уже сделать никто... Что же до Ронвена, то я сам с ним поговорю. Скажу, что он больше не получит от меня не то, что сотни, а даже единого ратника. Ибо дает им слишком много воли. Твоя сотня совсем отбилась от рук...Ты же, в свою очередь, при встрече с ним, не отводи глаза, и не скрипи зубами от злобы. Он не должен заметить, что твое отношение к нему переменилось!

Выслушав такое напутствие, Олдер немедля вскинулся, собираясь возразить, но Иринд лишь покачал головой.

— Тише, Олдер из рода Остенов, тише... Ронвен бьет в спину, исподтишка, а ты еще не привык иметь дело с такими врагами. Так что погоди выражать свою неприязнь открыто — время еще приспеет... Да и от землицы тебе ни в коем разе отказываться не следует — ты свой надел получаешь из рук Владыки, а не Ронвена, так что ничего постыдного в этом нет, да и сама земля лишней не будет! Твой отец ведь был младшим сыном и унаследовал из родовых владений всего ничего, так что самое время тебе обзаводиться своим имением. Земля, она всегда впрок идет и ценнее денег — особенно когда надо будет выходить в отставку. К тому же, я узнавал — кусок тебе достался жирный — хорошие поля, речка, пара деревень: отстроишь себе дом, и будешь жить, как у Семерых за пазухой. На обустройство я тебе, если хочешь, сам денег дам, да и как крестьян лучше приструнить — всегда подскажу.

При последних словах уже явно прикидывающего, что лучше строить и выращивать в еще не существующем имении Иринда, Олдер слабо усмехнулся.

— Глава, спасибо... Но я ведь воин...

Иринд же при таких словах, лишь вздохнул, да притворно сердито взглянул на Олдера.

— Воин ты только до тех пор, пока в возраст не вошел, а вот когда тебя скрутит, как меня, то ты сразу поймешь пользу обустроенного имения и верного дохода. Так что слушай меня, пока я живой, да учись, благо, я еще несколько лет смогу вас, молодых да ранних на правильную дорогу ставить, хоть и трудно мне теперь за вами, щенками, угнаться. И возраст, и кости уже не те... А пока... — Иринд вдруг словно бы скинул маску, сразу став старше еще на десяток лет. — Есть у меня новость, которой ты еще не знаешь. Лазутчики донесли, что Владыка Лезмет лишил Мартиара Ирташа и его потомство родового имени и всех привилегий за то, что он якобы сдал Реймет без боя! Так что Крейговский Властитель обошелся с Мартиаром даже хуже, чем Ронвен... Если последний всего лишь надругался над мертвым телом, то Лезмет искупал в грязи саму память о воине, который положил за него жизнь...

Услышав такую весть, Олдер опустил голову и глухо произнес:

— Только не Ирташ... С ним все должно было случиться по-другому...

— Знаю. — Иринд разлил по стопкам очередную порцию васкана. — Но даже если в Крейге теперь верность долгу и мужество не в чести, а от Мартиара Ирташа отреклись свои, это не помешает двум амэнцам помянуть его в своих молитвах к Мечнику...

С этого времени прошло немало лет — ушли в небытие Ронвен и Лемейр. Олдер полагал, что эту страницу своей истории перевернул навсегда... Вот только прошлое, как оказалось, любит порою возвращаться самым немыслимым образом. А, может, сам Олдер был виновен в том, что потревожил это минувшее в лесной глуши — ну что ему стоило тогда пройти мимо?.. Олдер задумчиво огладил быльце детской кроватки — ему следовало принять решение, и непростое...

Лесовичку вряд ли можно обвинить в обмане — он ее ни о чем толком не спрашивал, даже имени не узнал, она же, в свою очередь, просто молчала... И лелеяла ненависть, принесенную в лесную глушь вместе со старой куклой из сожженного Реймета... Ненависть, до этого убаюканную долгими, тихими годами отшельничества, но теперь, при виде тех, кто порушил ее прежнюю жизнь, вскипевшую с новой силой.

Лесовичка — враг... Которого он не рассмотрел сразу.

Олдер поднял голову, решительно стиснул губы — он не будет убивать лесную ведьму, но теперь поговорит с ней по-другому: неторопливо и обстоятельно, а еще — станет держать при себе, и не будет спускать с нее глаз...

...Тряхнув головой, Олдер вернулся обратно в большую комнату, но первым, на что напоролся его взгляд, стал опустевший угол, в котором пленница провела почти весь этот день.

— Где она? — Олдер медленно развернулся к подчиненным, а Лекерн, еще не поняв, какая над всеми ними сгущается гроза, ответил главе многозначительной ухмылкой.

— Так ясно где — наш Ильмарк вывел лесовичку пошептаться с глазу на глаз. Вы ж сами знаете, глава, этот кобель не успокоится, пока своего не добьётся!

— Давно? — почти прорычал Олдер, уже предчувствуя ответ, который не заставил себя ждать.

— Да не то чтобы очень, но ведь Ильмарк... Он же в таких делах никогда не торопится, смакует... Не было причины... — почуяв беду, немедля начал оправдываться Лекерн, но Олдер не стал его дослушивать. Рявкнув:

— Дурачье! Чтоб вас демоны не торопясь отымели! — И шагнул к выходу...

Дождь наконец-то перестал, но двор тонул в сыром сумраке, а под деревьями было и вовсе темно. Олдер подозрительно посмотрел в сторону сараев, потом перевел взгляд на небольшую, стоящую на отшибе баньку. Так и есть — из крошечного оконца лился слабый свет. Можно было бы и сразу догадаться — кто ж будет кувыркаться среди мокрых кустов или в сарае на соломе, когда под боком имеется сухая парилка с отполированными лавками!