Зверь лютый. Книга 9. Волчата

Борзята исподлобья смотрит: заморочка такая обнаружилась, что впору назад разворачивать. Нашим личным составом что-то делать в зоне боевых действий... Кранты секретной миссии. Надо уточнить подробности:

— Извиняюсь, уважаемый, но не подскажите ли — князь Изя вот так прямо к Чернигову из Степи и подступил?

Мужичок в крытой шубе неприязненно на меня глянул: что за дурень малолетний, в разговор добрых мужей влез? Щелбана такому да на двор, снег мести. И вопрос дурацкий: не имеет отношения к страданиям дяди от нехороших половцев. Тут первый помощник главного ключника рассказывает о бедствиях народных и своих личных подвигах, а тут малец... Но Николай сразу моё невежество в части вежества погасил:

— И то правда! Мы ж те края идём. Надо ж знать какие местности уже разорены, где поганые прошлись. Ну и как оно вообще...

* * *

"Вообще" получается так. Изя осень отсидел в Выре. После разгрома под Олешьем к нему пришёл, с остатками своих людей, друг его давний Иван Берладник. В декабре Изя пошёл в свой четвёртый за год поход. С множеством половцев явился он к Переяславлю и потребовал от тамошнего князя Глеба Юрьевича открыть ворота.

Глеб, четвёртый сын Юрия Долгорукого, младший брат Андрея Боголюбского, следующий за ним сын половецкой ханочки, Аеповны.

Как у всякого князя на Руси есть и у него прозвище. В большом Гошином семействе его прозвали "Перепёлка". За некоторую шумность реакции в разговорах, размахивание руками и отсутствие упёртости. Заводится с пол-оборота, но отходчив. Человек не злой, на церкви жертвовал, с братьями не сварился.

Пять лет назад, после прихода к власти в Киеве отца, Долгорукого, Перепёлка женился второй раз. Первый брак был бездетный, жена умерла, и сорокалетний вдовец женится на 13-летней девчонке. На дочери Изи.

В тот момент Изя и сам бы невестой хоть под кого пошёл. Лишь бы суздальцы не вспомнили ему все его "дела добрые".

Брак оказался достаточно удачным. Молодая жена родила мужу уже двоих сыновей. Перепёлка был очень рад первенцу и раздал в Переяславле нищим 200 гривен серебром и в церкви пожертвовал 300.

Тут-то Изя и решил применить дочку политически:

— Скажи своему старому, что тебе край охота с папочкой повидаться. Да и мне на внуков глянуть радостно. Пусть в город пустит.

Перепёлка свою молодую жену, которая вздумала его в пользу тестя уговаривать, выслушал, на слёзы её девичьи посмотрел. И стал, по обычаю своему, руками ветер подымать, слова громкие говорить да по горнице бегать. Затем беззлобно, "не с сердца или кручины", а исключительно воспитательно, ободрал дитё неразумное плёточкой, чтобы не лезла в дела мужеские, да и загнал в терем на верхотуру. Сильно дуру не казнил — всё ж сыновей рожает. А Изе и ханам половецким ответил с городской стены выразительной жестикуляцией. Типа: вот где я таких уговаривателей на измену видел.

* * *

Глава 185

* * *

Кыпчаки простояли под городом две недели, пожгли окрестности. Но... Переяславль, конечно, город богатый. Церкви там хороши. Раскусить бы такой орех — заманчиво. Однако можно и зубы потерять. Особенно, если хвост прищемят: Ростик за это время собрал полки и уже выдвинулся по Днепру на юг, к Триполью.

Изя с половцами пощёлкали зубами, да и ушли в Степь. Закончился его четвёртый поход.

С востока к Киеву прямо не подойти: занесённые снегом лесные массивы для конницы непроходимы. На немногочисленных дорогах стоят крепостицы. Изя отскочил далеко: к своему голодающему Вырю в Посемье. Посмотрел на битого Берладника, на пустые амбары. И снова пошёл знакомой дорогой. Через месяц начался его очередной, пятый уже, меньше чем за год, поход: снова внезапно Изя с половцами ворвался на Черниговщину.

Подошёл к стольному городу. И — встал.

В который раз — патовая ситуация. Степняки не хотят лезть на стены, своей дружины, даже и с берладниками — мало, "друзья-должники" — ворота открыть не могут, Свояк наружу не выходит.

Ближайшее будущее прозрачно. Ростик успел распустить полки, но соберёт заново, под Чернигов придёт помощь, и Изю снова загонят в Вырю. Там у него жена осталась, там друг его, Иван Берладник с тремя калеками, пустой, под ноль объеденный, городок бережёт.

* * *

Половцы грабят окрестности Чернигова. А я в кабаке сижу-вкушаю. Народную мудрость, геополитическую ситуацию и оперативные сводки с места локального конфликта. Мне-то что? — Да ничего. Просто мне во всём этом жить и, вернее всего — умереть. Кому-то это "дела дано минувших дней". А мне — день сегодняшний и завтрашний. Чтобы остаться во всём этом живым, нужно это понимать. И — уворачиваться. Вроде, у меня как-то получается. Но сейчас я чётко понимаю две вещи.

Во-первых, я князя Изю недооценил: я думал, что он — единственный из русских князей, кто смог за один год три раза половцев на Русь навести. Так вот, я ошибся — пять!

А во-вторых, опять понятно, что я — дурак. Что уже настолько не ново, что просто неприятно. Как та лестница в Рябиновском порубе. И дело не в том, что у меня молотилка негожая, а в том, что на свалке по теме — пусто. Недостаток бэкграунда, общего образования, базовой подготовки... Я не знаю контекста всего тут происходящего! Настолько, что, даже имея информацию перед глазами — не могу понять, о чём она. По Владимиру Семёновичу:

"Здесь чужие слова, здесь дурная молва,

Здесь ненужные встречи случаются,

Здесь сгорела, пожухла трава

И следы не читаются в темноте".

Точно. Только ещё хуже: и те, что "читаются" — "не разумеются". Буквы — читаются, а слова — не разумеются. Просто потому, что — "чужие слова".

Дело такое: летом в мою деревеньку, "Паучья весь" называется, пришла с низу, с Оки, кое-какая набродь. Какие-то пруссы. И начали моих крестьян резать. Ну, в то время и крестьяне были не мои, и деревенька не моя. Но я со своими людьми прибежал, ворогов — порезал. Сам, блин, чуть со страху не помер. Вот об этом... вспоминать не интересно.

Взяли мы тогда на битых ворогах кое-какой хабар. В том числе сумку княжеского гонца. С грамоткой.

Николай тогда сильно переживал. "Сжечь тайно и никому не показывать! Сиё есть смерть!". Ну, так уж и сжечь... Интересно же!

Потом пришла зима. У меня стройка, кирпичи, инновушки всякие. А долгими зимними вечерами мы с Трифеной занимались... Разным занимались, но и чтением-чистописанием — тоже.

"Классное чтение" — не обязательно когда всем классом читают. Она и одна почитает. Главное — чтобы процесс был... классным.

Понятно, что дать девчушке текст, про который компетентно сказано: "Сиё есть смерть"... хоть бы она и трижды мне на верность заклята...

Спать с женщинами я не могу. Я это уже говорил? И что — ноги мёрзнут? Короче: как-то отправил я её из своей спальни, досыпать. А самому — не спится. Достал я эту сумку красную, срезал замок древне-новгородский, развернул бересту свёрнутую...

Сказал "твоюмать" и вспомнил Эдгара По.

Нет, он мне не родственник. А вот клочок пергамента из его рассказа "Золотой жук" — прямой родственник вот этой берестяной грамотке. Для меня — сплошная берестяная криптограмотка.

У По в его зашифрованном тексте была стандартная латиница, английский алфавит. Всего-то 26 букв.

Так вот что я вам скажу: дядюшка По работал в тепличных условиях. Да и то — к концу жизни свихнулся.

У меня средневековая кириллица — 43 буквы. Строчных букв нет. И не будет аж до Петра Первого — сплошь заглавные. Знаков препинания — нет. Разбивки на слова — нет. "Давай, разбирайся". Или правильнее: "Давай, раздевайся"?

Трифена уже ушла, кроме себя самого — "давать" некому. Да и заело меня: неужто я родное письмо не пойму?

Чтоб было понятнее, текст грамотки, после замены всяких юсов, больших и малых, йотированных и не очень, выглядел так:

+СЕАЗЪКИТАЙГУРГИЕВСНЪДЕРЖАВОЛОДИМИРСЪКОУЗЕМЛЮВЪСВОЕКНЖЕНКЪБРАТРОДИМПЕРЕПЕЛКВПЕРЕСЛВЛСИДИ

ВАЗЕМНОУТНМОФЕОДНNОУNАДЕСАТАГЪРОУВАНЧЧТАШОУНТАТАКОНАОГОЛОВЕНПОПОNОУ

ОЖЕТОЮКСИКАЗАЛЕNЕСЪДЪВЪВЕРИVЬТИХЪДЪЛАКОЛИТОЕСИ

ПРИХОДИЛЕВРОУСПЕРЕАСЛАВЛЪТОМЪNИЖЕМИКЪЛЪКЪЦЕТЫРЕПОПОЛОУГРИВНЪЗОЛОТЫХЪАЗАМНОЙВТХГРИВНЕРОБЬИХ

ТОТИЕСМЪГРУПРИДЕТЪТЕСТЪПУСТИВОЛЕЙРУДУДЯТЛУПОРТИТЬИДЕТЬРЕКИТОУРТЧЕСКЪВАСКУОЮЕДАЕТЪНЕХОДИТЪ

ДОБРСЪТВОРАЯЗЪТОБКЛАНЯЮСЯ

Я восхищаюсь попаданцами всех видов, родов и возрастов. Они такие тексты "на раз" раскалывают. Им вся эта... читаемость-понимаемость сразу в голову вскакивает и оттуда только любопытно выглядывает:

— А чтобы ещё туземного почитать?

А у меня мозги в трубочку сворачиваются.

Нормально было бы свалить прочтение текста на подчинённых. С последующим изложением и внятным объяснением.

Главное: я могу приказать: "читай разборчиво, внятно". И чтец своей интонацией разобьёт сплошные строки на слова, также, интонационно, укажет отношения между членами предложения. Но... "сиё есть смерть". А разбираться в этом самому... тоже смерти подобно.

В первый раз я покрутил эту грамотку в руках и взад засунул. Ну, в красную сумку гонца где была. Но тут у Трифены наступили "критические дни". Заняться нечем. Пришлось вернуться к этому посланию.

Ничто так не способствует успехам в декодировании и дешифрации, как недоступность доступной женщины. Так и хочется чего-нибудь... криптографировать.

Герой "Золотого жука" очень просто определяет используемый язык. У меня здесь это тоже не проблема: русский язык середины 12 в. А какой ещё тут может быть?

Другое дело, что моих знаний о здешнем русском языке недостаточно для утверждений типа:

"Буква е (в английском) настолько часто встречается, что трудно построить фразу, в которой она не занимала бы господствующего положения".

У По герой использует частотный анализ для определения соответствия написанных цифр буквам. Это не моя проблема. У меня буквы — вот они. Дальше американский дешифратор выглядывает пару повторяющихся цифр перед этой "е" и говорит: вот оно — "THE".

Для такого утверждения нужно знать слова. Нужно знать как они пишутся.

Ну-ка быстренько вспомнили слова с ятью, ижицей или фитой. В каких словах русского языка употребляется латинская N? А — КСИ? Которая выглядит в письме как длинная сопля под порывами ветра? Это ж все знают! Из здешних грамотных.

Я уже говорил в самом начале: вляпнувшийся попаданец не только безъязыкий и бессмысленный, но и неграмотный. Нет навыка видеть, различать знакомые слова в непрерывном потоке букв. Исправляется это не изучением азбуки — не поможет, а длительной повседневной практикой. Лучше — с учителем. Но сдуру можно и как я: сижу глухой ночью при дрожащем свете тусклой свечки и подбираю малознакомые слова из плохо знакомых букв. Пытаюсь догадаться.

Дальше у По идёт похожее на моё:

" Что же, — сказал я, — загадка осталась загадкой. Как перевести на человеческий язык всю эту тарабарщину: "трактир епископа", "мертвую голову", "чертов стул"?

— Согласен, — сказал Легран, — текст еще смутен, особенно с первого взгляда. Мне пришлось расчленить эту запись по смыслу. Я исходил из того, что автор намеренно писал криптограмму в сплошную строку, чтобы затруднить тем разгадку. Причём человек не слишком утончённый, задавшись такой целью, легко ударяется в крайность. Там, где в тексте по смыслу нужен просвет, он будет ставить буквы ещё теснее".

Здесь всё пишут "в сплошную строку". Не для — "затруднить разгадку", а просто по правилам здешней грамматики. Писарь, наверное, был человек вполне "утончённый": никаких "плотных мест" нет. И я полностью согласен с дядюшкой По: "Как перевести на человеческий язык всю эту тарабарщину?". То, что предки свою "тарабарщину" считают "человеческим языком"... на мой взгляд — глупая иллюзия.

Поэтому раскалываем текст поиском знакомых слов с привлечением дополнительной информации из внешнего мира.

Писарь был северянином. Новогородец или суздалец. Между южной и северной русскими грамматиками в 12 в. есть кое-какая разница.

Ну и правильно: последний прус, которого я раскрутил на признательные показания, говорил, что пруссы шли от Суздальского князя к Переяславскому. От Андрея Юрьевича к Глебу Юрьевичу. Предположительно, грамотка писана служилым княжеским писарем в Боголюбово под Владимиром.

Крестик в начале текста — аналог нашего "здрасте", нормальное приветствие. Дальше идёт "от кого — кому". Это обязательный стандарт. Есть два исключения: любовные письма и секретные военные донесения — там и так должны знать. "Алекс Юстасу" — здесь не употребляют.

Вот этот "се азъ" — признак "высокого стиля". Так князья пишут. Вообще, чем больше в послании церковно-славянского вместо древнерусского — тем образованнее, вятшее автор. Купец написал бы попросту — "язъ". Текст хоть и "княжеский", но разговорный. В официальном — "О" и "Е", "Ъ" и "Ь" — согласно грамматики, в разговорном — подменяют друг друга по настроению писаря.

Дальше — белибердень какая-то. Князь, который "держит Владимирскую землю во княжении" сам себя называет Китай Юрьевичем и пишет родному брату Перепёлке в Переяславль.

В Суздальской земле сидит князем Андрей Боголюбский. Именно, что Юрьевич. Но — причём здесь Китай? В Переяславле — Глеб. Но "перепёлка"?

В средней части понятно: купи колты золотые, четыре штуки по полугривне, коня... Слова "гривны" и "золото" я различаю.

В самом конце — тоже понятно. Стандартное завершение письма с добрыми пожеланиями общего характера. Типа: всего наилучшего.

А вот перед этим... Типа: придёт тесть — пусти его попортить руду дятлу и реки васк в торческ не ходить.

Торческ — город на реке Роси. Но — "реки"? Много рек? Скажи? Тогда... наверное, "васк" — Василий или Василько. Есть там такой. Ещё один сын Долгорукого, старший из его сыновей от греческой царевны. И сидит правильно. Не в смысле: "на попе ровно", а в смысле: князем в Торческе.

"Не ходить"... Типа: "не бегать до ветру"? В смысле: не бояться? Или — "не ходить конями"? Потому что ножками русские князья ходят только в церковь и в нужник.

"Портить руду"... Что-то из горнодобывающей отрасли? Или "руда" в смысле "кровь"? "Портить кровь" — идиома. Насколько смысл одинаков в 21 в. и в 12? Просто "сделай гадость" или что-то сакрально-ритуально-иносказательное? А кто такие "дятел" и "тесть"? Чей "тесть"? Автора или адресата?

Расшифровку письма пришлось прекратить — Трифа выздоровела. И вот только теперь, в каком-то кабаке в Трубчевске, до меня начал доходить смысл послания. А разыгравшаяся фантазия, набитая конспирологическим бредом 21 в., немедленно подсунула гипотезу. Проверяем:

— Ивашко, скажи, у Ростика, Великого Князя, прозвище есть?

— Так "Ростик" — и есть прозвище. Он рос-рос и вот, до Великого Князя дорос.

— А ещё? Другие прозвища есть?

— Ну... за упёртость с детства "дятлом" зовут. Он же такой... долбит и долбит.

Вот же — всё у меня было перед глазами! А не доходило. Ещё деталь.

— А у Боголюбского ещё прозвище имеется?

— А как же! "Бешеным" кличут. С детства ещё. Такой, говорят, вздорный да злобный. Ни кого слушать не хочет. Даже противу отца своего голос подымал.