Рейтар

Монах, предчувствуя недоброе, сделал шаг назад, второй, явно размышляя о том, не следует ли обратиться в спасительное бегство, но решить ничего не успел. Вскинув на бегу карабин, я прицелился ему прямо в лицо, крикнув:

— Стой где стоишь!

Его главной реакцией было недоумение. Еще вчера такое было невозможно, это было столь же невероятно, как падение неба на землю, и вся череда чувств отразилась на лице монаха.

Его схватили, грубо, за шиворот, почти сбив с ног, потащили в сторону самого большого из домов монастыря, к трапезной. Мои вольные побежали по домам, пинками распахивая незапертые двери и вытаскивая растерянных и испуганных монахов.

— Всех туда, — показывал я на распахнутые двери трапезной. — Ниган, караул выставь!

Невысокий коренастый вольный с рыжей бородой, по имени Балк, тащил мимо высокого худого старика в таком же буром, как у всех остальных, балахоне. Привлек мое внимание большой бронзовый знак Воды и Огня, свисавший с его шеи. Жестом остановив Балка и отослав его дальше, спросил у старика:

— Отец-настоятель?

Тот лишь кивнул, вежливо и со сдержанным достоинством, затем спросил в свою очередь:

— Что понадобилось армии валашского правителя от малого монастыря, упрятанного между гор?

— От монастыря? — переспросил я. — От монастыря ничего не понадобилось, нам нужны лишь ваши стены и окна, ненадолго. Вреда мы вам не причиним.

— Вы уже причинили, — сказал тот, пристально взглянув мне в глаза. — Вы вошли сюда силой и оружием, вы подняли руку на братьев.

— С этим лучше смириться, — ответил я ему. — Смирение, насколько я помню, тоже приближает человека к духовному совершенству. Если вы не можете повлиять на обстоятельства, то лучше найти в себе силы с ними смириться. Разве не так?

— А разве мы не смирились? — с удивлением поднял бровь настоятель. — Разве кто-то из братии сопротивлялся?

— Тогда о чем мы говорим? — деланно удивился я.

— Кстати, вы не валашец, — вдруг сказал настоятель, вглядевшись мне в лицо. — У вас другое произношение. Кто вы на самом деле?

Я молча постучал пальцем по эмблеме полка, что поблескивала на груди моего серого мундира.

— Разумно, что вы не осквернили уста ложью, — усмехнулся настоятель, — а лишь согрешили жестом. Впрочем, я не настаиваю, хотя у меня складывается впечатление, что замыслили вы что-то очень плохое. И нечестное.

— Вы сталкивались с честностью в этом мире? — спросил я его. — Им правят такие силы, которым даже подобное слово незнакомо, и это продолжает вас удивлять?

— Если мы вынуждены принимать подобное со смирением, это но не значит, что мы должны соглашаться с тем, что так и должно быть, — сказал настоятель. — Иначе, зачем тогда существует вера и церковь, как не для того, чтобы стремиться это исправить? Дальше прозреть течение реки нашей жизни, сделать воду в ней чище и слаще для утоления жажды?

— Простите, святой брат, но... вы наивны, как мне кажется, — сказал я. — Церковь раскололась даже в единстве веры, а ведь настоящая причина раскола была в презренном металле, в налогах и десятине. Церковь служит земным князьям, укрепляя их власть и помогая править стадом. Разве это не так?

— Впавшие в грех не определяют лицо веры, — сухо ответил настоятель, упрятав сухие тонкие руки в просторных рукавах своего балахона.

— Трещина пролегла не только по телу Церкви, но и по всему обитаемому миру, грядет страшное время и такие же святые братья как и вы, идут во главе новых полчищ, готовых жечь и убивать, — начал заводиться я. — Целый народ был выбит на западной границе Валаша, и пусть кто-то мне скажет, что Блаженный Престол не благословил эту бойню? Первый Престол монофизитов, решивший, что князь Орбель Второй вершит доброе дело, убивая целый народ — они ведь обновленцы, верно?

— Мне нечего ответить, — сказал настоятель. — В глазах Блаженного Престола наш Орден Реки такая же ересь. Пока с нами мирились, но в главном вы правы — грядут плохие времена. Особенно для таких малых схизм как наша. Не одна, так другая сторона пройдет по нам, втоптав в грязь мимоходом.

— И что вы будете делать? — спросил я, немного удивившись искреннему ответу.

— А что мы можем делать? — пожал тот плечами. — Река времени течет сквозь множество миров, и, может быть, мы окажемся там, где не будут вершить грех убийства, прикрываясь святым. Как знать.

Я вспомнил, в чем была ересь этого самого Ордена Реки. Единые по вере с остальной Церковью, они отрицали единственность человеческой жизни, в которой он должен был поступками своими заслужить достойное посмертие. Монахи ордена полагали, что человеку дается бесконечно жизней, но каждая следующая будет именно такой, какую ты заслужил в предшествующей. А смерть — смерть всего лишь переход через Реку Времен, гибель прежнего и возрождение к новому.

— Как знать, — повторил я за ним. — Могу я вас спросить о чем-то?

— Разумеется, — кивнул он.

— Я видел свою семью у реки. Во сне. Они сказали, что ждут меня.

Вопрос я так и не задал, но настоятель ответил, покачав головой:

— Так вот ты кто и откуда... Они тебя ждут. Ты видел Реку Времен, дающую покой и приют тем, кто ждет, чтобы идти дальше вместе. Но ты должен беречься. Я вижу, какой ты избрал путь — путь мести и крови. Берегись того, кто придет к твоей семье.

— Кто придет к моей семье, святой брат? — спросил я его.

— Все откроется в свое время, — сказал он. — Я не вправе подсказывать тебе ничего, тем более, что могу ошибаться и принимать за истину лишь смутное ее отражение в поверхности реки. Отведи меня к братии, больше мне нечего тебе сказать.

Монахов, которых было около двадцати, заперли в трапезной, темной и бедно обставленной. У дверей выставили караул, а остальные бойцы взвода заняли позиции в домиках, у маленьких окон, и за невысокой, примерно по пояс, каменной оградой монастыря, давшей вполне полноценное укрытие. Заметить засаду с дороги было невозможно, а позаботиться о том, чтобы не дать осмотреть место заранее должны были валашские дезертиры Дария. Пока все шло по плану.

Ожидание тянулось долго, время текло как деготь по шершавой доске. Жара тяжело давила сверху, гудели пчелы над цветами, что выращивались монахами, где-то высоко в небе пели птицы. Картина была такая мирная, что даже самому не верилось в то, что мы этот покой сейчас нарушим.

Дважды в монастыре были посетители. Сначала приехал за святой водой крестьянин на телеге, потом зашли двое пеших пилигримов. И все оказались в трапезной, в окружении запертых там святых братьев. Когда солнце ушло уже далеко за полдень, на дороге вновь показались всадники, те же самые.

— Приготовиться! — крикнул я. — Огонь только по моей команде.

Карабин улегся в узкий проем окна, флажок предохранителя упруго подался под пальцем.

— Выбивать старших, никто не должен уйти! — на всякий случай повторил я уже многократно отданный приказ. — Из охраны несколько должно прорваться. Вопросы?

Вопросов никого не было. Отряд приближался, уже можно было разглядеть в подзорную трубу отдельных всадников. Шли они рысью, впереди несколько всадников в дорогой одежде, о чем-то горячо спорящих между собой, за ними, вытянувшись в колонну по два, следовала их охрана.

— Сейчас... сейчас..., — пробормотал я, ожидая появления взвода Дария.

Линия всадников в серых мундирах показалась из леса и сразу сорвалась в галоп, одновременно догоняя колонну и двигаясь ей на перехват. За ними коноводы гнали наших коней, но издалека было похоже, что отряд как минимум в два раза больше того, каким был на самом деле. Кто-то из охранников замахал руками, показывая на приближавшихся лже-драгун, в колонне явно растерялись. "Каплуны", наверное, не чувствовали за собой никакой вины перед валашской властью, но сам факт присутствия на переговорах с бунтовщиками мог быть расценен как измена. И сейчас они явно не знали, как правильно реагировать — ждать приближения солдат страшно, а отбиваться — уже преступление, без всяких скидок.

Дарий помог им принять решение. Послышался разбойничий свист, а затем послышались выстрелы. Меткость их на скаку была невелика, но кто-то все же упал на дорогу, вывалившись из седла. В колонне "каплунов" началась суматоха, затем все всадники разом сорвались с места в карьер, вытягиваясь по дороге длинным неряшливым строем.

Топот лошадиных копыт приближался. Вот до них пятьсот шагов примерно, вот четыреста, вот уже триста, двести...

— Огонь!

Первыми выстрелили четыре гранатомета, выпустив оперенные снаряды по дуге навстречу всадникам, а затем вперегонки затрещали карабины. Все, что я мог скомандовать, я уже скомандовал, поэтому просто приложился к винтовке, выцеливая рослого всадника в шитом золотом голубом сюртуке, который скакал прямо на меня, с перекошенным от страха лицом.

Карабин грохнул выстрелом, плюнул облачком свинцового дыма, ударил в плечо. Всадник схватился за грудь, выпал из седла под копыта набегающей сзади толпе. Разом рванули под ногами передних лошадей дымные взрывы гранат, пугая их, сбивая их с шага и заставляя столкнуться. Началась сумятица, всадники падали на твердую сухую землю, лошади спотыкались и сталкивались друг с другом. Строй взвода Дария остановился, его кавалеристы вели огонь с седел, облачка серого дыма срывались со стволов их карабинов.

Я быстро расстрелял все пять патронов из карабина, втолкнул новую обойму, толчком закрыл затвор. Вот какой-то охранник пытается командовать, навести порядок... Прицелился, потянул скользкий крючок спуска. Удар, толчок, убитый завалился вперед, вывалившись из седла и запутавшись ногой в стремени, испуганная лошадь понесла его в поле.

Выбора у людей на дороге не было. Все старшие были выбиты, большинство охранников тоже валялись на дороге, в лужах крови. Лишь несколько уцелевших, понимая, что шанс у них всего один, в карьер понеслись к мосту.

— Этих пропустить! — заорал я.

Стрельба продолжалась, еще двое из скачущих выпали из седел, но четверка всадников, обезумевших от страха, пронеслась по мосту, оказавшись на другой стороне реки. Я выбежал из домика, присел на колено у ограды, целясь им вслед. Ничего, даже если трое доскачут, цель достигнута, не надо создавать у них мнение о том, что их специально выпустили.

Я прицелился в спину высокому худому всаднику, прямо в перекрестие ремней, выстрелил. Он дернулся и выпал из седла, заваливаясь назад, кубарем покатился по дороге. Остальные неслись дальше, нахлестывая лошадей плетьми, сопровождаемые облачками пыли, выбиваемыми пулями из земли.

А между тем приближался взвод Дария, а следом за ним наши коноводы. Валашцы проскакали по мосту, продолжая преследование, а вольные, подчиняясь моей команде, вскакивали в седла и строились в боевой порядок.

— Взвод, в колонну по два! В галоп, за мной, марш!

Лошади устать не успели, взялись легко, понеслись за скачущим впереди валашским взводом. Преследуемые оторвались довольно далеко, шагов на четыреста от людей Дария, а те догнать и не пытаются, нам надо лишь преследование обозначить, если на другом краю долины у противника заслоны есть. Взводы идут дружно, наш понемногу догоняет передовой, выстраивает уставной интервал. Вот уже мы их пыль глотать начали, она перед нами облаком висит, садится на потные лица, на мундиры, на лошадей.

Трое преследуемых скрылись из виду, прикрытые сосняком, растущим по пологому хребту. И в ту же минуту за деревьями сверкнули вспышки, пыхнуло жидкими облачками дыма. Кто-то из валашцев упал с лошади, замер недвижимо на земле, взвод же, подчиняясь команде, развернулся в линию. Затоптались неуверенно валашцы, начали стрельбу с седел по укрытому за деревьями противнику. Оттуда отвечали огнем, но потерь не было — слишком рано те открыли стрельбу, надо было ближе подпускать, чего мы и боялись на самом деле.

— Взвод, спешиться! Коноводам отвести лошадей! В цепь рассыпаться!

Вот так, испугались мы, ввязываемся в перестрелку. Коноводы погнали лошадей назад, взвод, вытянувшись редкой цепью, залег, втягиваясь в перестрелку, валашский взвод поступил точно так же. Все слабее и слабее огонь противника из-за деревьев, с нами воюет уже жидкий заслон, прикрывающий отход своих и тоже готовый удариться в бегство в любую минуту. Они нас рассмотрели, они видели валашских драгун, видели, как те расстреляли их товарищей, как перебили владетелей, как осквернили монастырь. Все они видели и все расскажут как надо.

Глава

Сбор был объявлен в монастыре. Оба взвода, так и не снимая валашских драгунских мундиров, чистили, расседлав, лошадей, поили их из ведер тепловатой, но прозрачной и чистой речной водой.

Братьев никто из трапезной до сих пор не выпустил, а в караул к ним поставили по моему приказу валашцев, чтобы лишние сомнения у них развеять, кто на них напал и кто превратил монастырь в казарму и конюшню.

Большинство вольных были мрачны, такая победа никого особо не вдохновляла, взяли противника скорее даже подлостью чем хитростью, и гордиться особо было нечем. У меня тоже на душе птицы не пели, но и горевать по убитым я не горевал. Война идет, и крови еще будет. Реки крови, а это так, первые ее капли пролиты. И буду я делать то, что взялся делать, ли не буду — ничего уже не изменить. Война назрела как нарыв, и прорваться он может в любую минуту.

Ждали Хорга с остальной частью отряда. Какое у них было дело — нам не докладывали, но думаю, что они тоже подбросили соломы в костер разгорающейся войны. Недаром одеты они были на манер горских иррегуляров на валашской службе — в длинные, до колен, шерстяные накидки, подпоясанные ремнями и портупеями, и в серые с синей каймой шемахи. Ни дать, ни взять — "дикие полки", как звали местные не слишком дисциплинированных, и при этом злобных и жестоких горцев.

С двумя взводами Хорга прискакал и Злой, в валашском мундире, раненый в руку, которая была небрежно замотана промокшей от крови тряпицей. А за отрядом Хорга Сухорукого двигалось не меньше двух сотен всадников под командой того самого коренастого с резаным горлом, которого мы видели вместе с владетелем Бри в палатке у Хорга. И были эти всадники явно из тех, что могут воевать по-настоящему, как и обещал "резаный".

С этим отрядом прибыл и сам белобрысый владетель Бри Блеклый, окруженный добрым десятком самых настоящих головорезов.

— Строй своих людей! — скомандовал Хорг "резаному", которого, как выяснилось, звали Сергом, и был он в прошлом капитаном в армии какого-то северного княжества и дело свое знал. — Командиры взводов — ко мне!

Три сотни, уже серьезная сила. Без обоза, то есть еще и подвижная. Запас самого необходимого везли во вьюках, нагруженных на мулов, которыми обеспечили отряд местные владетели. И дела наши явно пока не закончены, Хорг собирается приказы раздать, кому и что делать полагается.

— Мастера взводные! — обратился он к нашей короткой шеренге. — Пока все идет по плану, но дела наши пока не закончены. Цель операции — захват форта Речной вместе со всей артиллерией. Сумеем — мы молодцы, барон Верген нам этого не забудет. Не сумеем — болваны мы, способные только коров за дойки дергать, а в строю нам делать нечего. Сумеем?