Он очень легко улыбнулся, затем отступил назад рядом с Шарлиэн и махнул рукой в сторону ротанговых кресел, удобно расставленных по террасе.
— А теперь, сказав все эти унылые формальные вещи, не могли бы вы все присоединиться к нам, пожалуйста? Мы подумали, что пообедаем здесь, на террасе — при условии, что мы сможем удержать проклятого попугая Жанейт от того, чтобы он налетел и все украл! — а Жан и Жанейт скоро присоединятся к нам. Однако, прежде чем они обрушатся на нас, нам нужно многое обсудить с вами. Например, у нас было сообщение Мерлина о вашем побеге из Тэлкиры, но сейджин имеет тенденцию... преуменьшать свою собственную роль в такого рода безрассудствах. Мы хотели бы услышать вашу версию этого, и мы также хотели бы получить возможность ответить на как можно больше ваших вопросов в подходящей неформальной обстановке. Боюсь, нам придется устроить официальный прием, и в конце концов пригласить министров и членов парламента, чтобы они поговорили с вами обоими — и с вами, милорд, — добавил он, снова взглянув на Кориса. — Но нет необходимости сразу погружаться в это. Мы подумали, что дадим вам по крайней мере пятидневку или около того, чтобы обжиться у архиепископа, прежде чем кто-нибудь начнет таскать вас повсюду, как какие-то трофеи. Вас это устроит?
Признанный законным правящим князем Корисанды или нет, Дейвин быстро взглянул на Айрис, которая чуть криво улыбнулась.
— Думаю, что это не просто удовлетворительно, но и немного более изящно, чем мы — чем я — ожидала, ваше величество. Или ваши величества, я полагаю, я должна сказать.
— Иногда это действительно становится сложным, — сказала ей Шарлиэн, заговорив впервые, и улыбнулась ей в ответ. — На самом деле, здесь, в Старом Чарисе, Кэйлеб — это "ваше величество", а я — "ваша светлость". В Чисхолме мы переворачиваемся. — Императрица пожала плечами с заразительным смешком. — По крайней мере, это помогает нам понимать, кто с кем разговаривает!
— Вижу... ваша светлость, — Айрис сделала еще один реверанс. — Постараюсь помнить об этом различии.
— Уверена, что вы это сделаете, — сказала Шарлиэн. Затем ее улыбка исчезла, и она склонила голову набок. — И прежде чем мы перейдем ко всей этой неформальной беседе, позвольте мне официально заявить, что все, что только что сказал Кэйлеб, он действительно сказал от нашего имени. Знаю — я знаю, Айрис, — что ты чувствовала, когда убили твоего отца. И знаю, что вся ненависть, которая лежала между мной и ним, должна была сыграть свою роль в вашем мышлении. Но эта ненависть была между мной и им, а не между тобой и мной или Дейвином и мной. Ты — не он, и, какой бы несовершенной я ни была во многих отношениях, я стараюсь помнить, что говорит Писание. Я не собираюсь перекладывать вину отца на его детей, и вы действительно в такой же безопасности здесь, в Теллесберге, как и в Мэнчире. Я потеряла своего отца; Кэйлеб потерял своего; вы с Дейвином потеряли своего, а также брата. Думаю, что всем нам было бы хорошо извлечь уроки из этих потерь, попытаться найти способ создать мир, в котором детям не нужно беспокоиться о том, что они так рано потеряют тех, кого любят. Я не могу говорить за Бога, но думаю, что это заставило бы Его улыбнуться, если бы нам удалось сделать немного хорошего после стольких страданий и потерь.
Айрис посмотрела в эти огромные карие глаза, и что-то — какой-то последний, холодный остаток страха и недоверия — растаяло, когда она не увидела ничего, кроме правды, смотрящей на нее в ответ. Это признание не наполнило ее волшебным образом уверенностью в будущем, и она не думала, что вся добрая воля в мире, какой бы искренней она ни была, может гарантировать то, что может принести будущее. Дочь любого правителя рано усвоила эти реалии, потому что мир был суровым наставником, и ее уроки были суровее, чем у большинства. Только время могло сказать, с какими политическими требованиями столкнутся она и Дейвин, какие решения могут еще вынудить их вступить в новый конфликт с Домом Армак, и она это знала. Но в отличие от Жэспара Клинтана, Кэйлеб и Шарлиэн Армак не были ни чудовищами, ни лжецами. Врагами они все еще могут быть или снова стать, но достойными. Они имели в виду то, что только что сказали, и они будут стоять за это перед лицом самого ада.
— Я бы хотела этого, ваша светлость, — услышала она свой голос, и ее собственные губы слегка задрожали. — Мы заставили Его плакать более чем достаточно, — продолжила она и увидела, как в глазах Шарлиэн мелькнуло понимание ее намеренного выбора слов. — Конечно, пришло время вместо этого заставить Его немного улыбнуться.
.V.
Завод Делтак, графство Хай-Рок, королевство Старый Чарис, империя Чарис
— Что ж, это определенно выглядит впечатляюще, Эдуирд, — сухо сказал отец Пейтир Уилсин. — Если он просто не взорвется и не убьет нас всех сейчас.
— Я раздавлен, отец, — спокойным тоном сказал Эдуирд Хаусмин интенданту Чарисийской империи. — Я поделился с вами всеми расчетами доктора Маклина, и мастер Хантир и мастер Прейджир проделали отличную работу. Кроме того, меньшая модель работает у нас уже более двух месяцев.
Они стояли бок о бок под дымовой завесой, поднимающейся от того, что стало известно как завод Делтак, чтобы отличать его от дополнительных комплексов, которые Хаусмин строил на озере Лайман в баронстве Грин-Филд. Или, если уж на то пошло, двух, которые он расширял недалеко от Теллесберга, и совершенно нового комплекса, строящегося за пределами Мейкелберга в чисхолмском герцогстве Истшер. Ни один другой человек никогда не владел таким количеством мощностей по производству необработанного железа, но завод Делтак оставался самым большим и производительным из всех. Действительно, никто до Эдуирда Хаусмина даже не мечтал о таком огромном, разросшемся предприятии, и его производительность затмевала производительность любого другого металлургического завода в истории мира.
Хаусмин на самом деле не выглядел как новатор, потрясающий мир. На самом деле, он выглядел удивительно обычным и нелепо молодым для того, кто добился так многого, но было что-то в его глазах — что-то вроде яркого, ищущего огня, который горел далеко в их глубине, даже когда он улыбался. Он всегда был там, — подумал Уилсин, — но сегодня он сиял еще ярче, чем обычно, когда он махнул рукой двум мужчинам, стоявшим позади них.
Мужчины, о которых шла речь, улыбнулись, хотя непредвзятый наблюдатель мог бы заметить, что они выглядели более нервными, чем их работодатель. Не потому, что они сомневались в качестве своей работы, а потому, что, несмотря на всю свою непредубежденность и явно дружеские отношения с Хаусмином, Пейтир Уилсин был интендантом империи, человеком, которому было поручено следить за тем, чтобы ни одно неосторожное нововведение не нарушало Запретов Джво-дженг. Он подписал сертификат на устройство, которое они должны были испытывать, но это всегда могло быть изменено, и вина (как и некоторые другие вещества) пошла бы в разнос. Если интендант передумает или Церковь Чариса откажет ему, последствия для ремесленников и механиков, которые сконструировали устройство, которое они должны были опробовать, могут быть... неприятными.
— Я хорошо осведомлен о качестве их мастерства, Эдуирд, — сказал теперь Уилсин. — Если уж на то пошло, я уже катался с вашей адской штуковиной на лодке. И я очень верю в цифры доктора Маклина. Но "значительный" — это не совсем то же самое, что абсолютная вера, особенно когда я не могу притворяться, что понимаю, как на самом деле работают все эти уравнения и формулы, и этот "двигатель" намного больше, чем тот, что в вашей лодке. Если он решит взорваться, ожидаю, что ущерб будет значительно более серьезным.
— Полагаю, что это вполне разумно, отец. Не буду притворяться, что действительно понимаю цифры Ражира — или доктора Вирнир, если уж на то пошло. Но я действительно верю в них, иначе в этот момент я был бы далеко-далеко отсюда. Если уж на то пошло, модельные тесты для этой штуки сработали так же хорошо, как и для двигателей с одинарным расширением, вы знаете.
— И разве не вы однажды сказали мне, что лучшая шкала для любого испытания — двенадцать дюймов на фут? — спросил Уилсин, выгибая одну бровь и тщательно избегая таких слов, как "эксперимент", о которых инквизиция думала не очень хорошо.
— Именно поэтому вы сегодня здесь, отец.
Уилсин улыбнулся человеку, известному как "железный мастер Чариса", признавая его точку зрения, и они оба повернулись обратно к громадной массе железа и стали, за которой они собрались наблюдать. Это, безусловно, выглядело впечатляюще. Открытый треугольный каркас из массивных железных балок — по крайней мере, в два раза выше Хаусмина и почти такой же длины, как он сам, — был увенчан прямоугольным коробчатым корпусом. Три стальных стержня, каждый толщиной с человеческую ладонь, спускались с верхней конструкции через равные промежутки времени. Каждый из них на самом деле состоял из двух стержней, соединенных поперечным подшипником, а их нижние концы были соединены с коленчатым валом диаметром четыре дюйма. Все это было украшено регулирующими стержнями, клапанами и другими эзотерическими деталями, которые очень мало значили для непосвященных.
Самого его существования было достаточно, чтобы заставить нервничать любого. До попытки храмовой четверки уничтожить королевство Чарис никому бы и в голову не пришло проверять таким образом пределы Запретов. Конечно, не то чтобы в этом было что-то запрещенное. Отца Пейтира никогда бы здесь не было, если бы был хоть какой-то шанс на это! Но каждый из тех, кто наблюдал за происходящим, знал, насколько маловероятно, что великий инквизитор в далеком Зионе согласится с этим. Все они также имели очень четкое представление о том, что с ними случится, если они когда-нибудь попадут в руки инквизиции, и этого было достаточно, чтобы заставить любого нервничать, даже если у него не было никаких угрызений совести по поводу работы, к которой он приложил свои руки и разум. И, конечно, всегда существовала вероятность того, что даже отец Пейтир мог ошибаться относительно этих потенциально демонических фрагментов. Так что, возможно, неудивительно, что большинство зрителей выглядели немного встревоженными.
Однако человек, стоявший прямо рядом с ним, казался удивительно невосприимчивым к любым угрызениям совести, которые могли испытывать другие. Он ни на мгновение не отрывал глаз от причудливого сооружения — во всяком случае, от запечатанной с одной стороны стеклянной трубки.
Сталман Прейджир был маленьким, крепким, обветренным человеком с необычайно длинными руками и носом, который, очевидно, был сломан не один раз. Когда он улыбался, в его улыбке также не хватало двух передних зубов, но сегодня он был серьезным. Он стоял, машинально снова и снова вытирая руки промасленной тряпкой, надвинув кепку на глаза, и смотрел на медленно поднимающийся столб жидкости в этой трубке, наблюдая за ним, как ящерокошка, застывшая у норы крысопаука.
Теперь он резко выпрямился и оглянулся через плечо.
— Давление повышается, сэр, — сказал он Хаусмину, и владелец литейного производства посмотрел на Зоша Хантира, своего главного механика.
— Готовы?
— Есть, сэр, — ответил Хантир. — Нарман?
Нарман Тайдуотер, старший помощник Хантира, кивнул и поднял правую руку, быстрым круговым движением размахивая зажатым в ней флагом. Громко прозвенел звонок, предупреждая всех, кто находился поблизости, и особенно команду, собравшуюся у основания ближайшей доменной печи, о том, что испытание вот-вот начнется.
— В любое время, мастер Хаусмин, — сказал тогда Хантир, и Хаусмин кивнул Прейджиру.
— Это твой особенный ребенок, Сталман. Запускай его.
— Да, сэр! — Огромная ухмылка Прейджира обнажила щель там, где когда-то были зубы, и он потянулся к блестящему латунному колесу, установленному на конце длинного стального стержня. Он крутанул его, все еще наблюдая за индикатором, и пар зашипел, когда открылся дроссельный клапан.
Какое-то мгновение ничего не происходило, но затем — сначала медленно — поршневые штоки огромных цилиндров, спрятанных в прямоугольной коробке в верхней части рамы, начали двигаться. Они вращались на подшипниках с поперечной головкой, где соединялись с шатунами, нижние концы которых были соединены с кривошипами, смещенными частями коленчатого вала. И когда они двигались, они поворачивали сам массивный коленчатый вал, подобно тому, как человек мог бы повернуть скобу дрели и сверло, чтобы проделать отверстие в корабельном брусе. Но это был не человек, вращающий дрель, это был первый полномасштабный паровой двигатель тройного расширения, когда-либо построенный на планете Сэйфхолд.
Поршневые штоки двигались быстрее, когда пар перетекал из цилиндра высокого давления в цилиндр среднего давления, расширяясь по мере движения. Головка поршня цилиндра среднего давления была намного шире, чем у цилиндра высокого давления, потому что для передачи энергии пару меньшего давления требовалась большая площадь поверхности. И как только цилиндр среднего давления завершил свой ход, пар, в свою очередь, вышел в цилиндр низкого давления, самый большой из всех. Это было шумное предложение, но коленчатый вал вращался все быстрее и быстрее, и один из рабочих у основания доменной печи начал энергично размахивать собственным флагом.
— Хорошо! — воскликнул Хантир, затем закрыл рот, покраснев, но, похоже, на самом деле это никого не волновало. Все они были слишком заняты, прислушиваясь к звуку, доносящемуся из доменной печи, — звуку несущегося воздуха, который становился все громче и громче, бросая вызов даже шуму паровой машины, находящейся так близко. Паровые воздуходувки системы принудительной тяги были больше и мощнее, чем все, что когда-либо строил завод Делтак, даже для печей, приводимых в действие гидроаккумуляторами, и Хаусмин просиял, когда Нарман хлопнул Хантира по спине, в то время как они дули все сильнее и сильнее в такт набирающему обороты двигателю.
— Ну, — громко сказал Уилсин, перекрывая шум двигателя и вентиляторов, — во всяком случае, он еще не взорвался.
— Полагаю, время еще есть, — ответил Хаусмин, все еще сияя. — Но что вы скажете, если, ожидая неизбежной катастрофы, мы с вами удалимся в комфорт моего офиса?
— Думаю, что это отличная идея, мастер Хаусмин. Особенно с учетом того, что, как я понимаю, вы недавно получили груз с любимой винокурни ее величества в Чисхолме.
— Почему-то думаю, что получил, — согласился Хаусмин. Он посмотрел на своих сотрудников. — Зош, я хочу, чтобы вы с Келвином присмотрели за этим еще — о, полчаса. Затем я хочу, чтобы вы, Нарман и Брад присоединились ко мне и отцу в моем кабинете. Думаю, что на этом этапе нам всем будет что обсудить. — Он сверкнул еще одной улыбкой. — В конце концов, теперь, когда он позволил нам запустить эту игрушку, пришло время рассказать ему обо всех наших других идеях, не так ли?
— Да, сэр, — согласился Хантир с чуть меньшим энтузиазмом, чем его работодатель, и Хаусмин поклонился Уилсину.
— После вас, отец.
* * *
— Должен признаться, я действительно почувствовал мгновение или два... беспокойства, — признался Пейтир Уилсин десять минут спустя, стоя у окон офиса Хаусмина и глядя на невероятную, лихорадочную деятельность. — Знаю, что конструкция была одобрена Совой и что его пульты на самом деле отслеживали контроль качества на протяжении всего процесса, но все шутки в сторону, это была бы катастрофа, если бы эта штука взорвалась! Слишком много людей увидели бы в этом доказательство суждения Джво-дженг, независимо от того, кто это засвидетельствовал. Мне неприятно думать, как далеко назад это отбросило бы весь проект, не говоря уже о подрыве моего собственного авторитета как интенданта.
