«Сейчас ты мой» , словно бы сказала она, хотя не говорила, и губы её не шевелились — та же безмолвная речь, которую вела Вероника там, в кресле, на его коленях. «Она знает» . Ника погладила его по голове. «Я должна попросить?» А вот теперь она рассмеялась вслух — тем самым серебряным смехом, но теперь уже по-настоящему, не через динамики очков виртуальной реальности.
До Александра смутно доходило, что означает пропажа резкости — это знание пришло откуда-то из памяти Вероники. Так ощущается состояние, когда он неизвестным образом успевает потратить времени больше, чем проходит в окружающем мире. Но что означает пропажа резкости...
— Мы с тобой в одной фазе, — тихо произнесла Ника, улыбаясь ему. — У нас сейчас больше времени, чем у остального мира. Ты точно хочешь думать именно об этом, когда я в твоей постели?
Он рассмеялся, и услышал её чудесный смех в ответ — и перестали значить что-либо заботы и опасности по ту сторону стен, волнения и страхи — осталась только безмерная нежность и счастье, растущие откуда-то изнутри, и переполнявшие их обоих, переливавшиеся из тела в тело...
— — -
Александр сидел в кабинете — после их с Никой «марафона» (по внутреннему времени — часов пять, по внешнему — минут восемнадцать) уже не спалось. Вопреки всему, реакция тела парадоксальная: настолько мощной бодрости давно не было.
Александр завёл файл-дневник, и принялся записывать туда всё с момента, когда Ника, ещё «экранная» , обиженно заявила, что она не дура. С того момента всё поменялось настолько сильно и необратимо, что удивительно, как до сих пор крыша не уехала далеко и окончательно.
...Он действительно помнит многое, что случилось с Вероникой. Как если бы она рассказывала — но она не рассказывала. Когда наводил справки, удивился: в свои двадцать семь лет (проверить: сейчас со временем одна сплошная беда) Вероника продвинулась по своей юридической карьерной лестнице так, что её наперебой приглашали в зарубежные филиалы той самой адвокатской конторы, «Герасимов и Авербах» . Разрешила множество сложнейших юридических дел, получила прозвище «Молния» — появляется внезапно, и одним ослепительным движением решает всё, что можно решить. Ещё шесть лет назад — стажёрка: усердная, но звёзд с небес не хватающая, и вдруг вот это всё.
И никого не удивляет? За шесть лет Вероника-Молния разбирается более чем с тысячью дел, и только в одиннадцати её заменяли — явно не справлялась. И ни одного такого неудачного дела за последние три года. При этом не сорит деньгами, хотя нет сомнений: она в состоянии оплатить несколько таких «ангаров» — высокотехнологичных лабораторий. Живёт относительно скромно. Автомобиль у неё дорогой, статусный — но водит преимущественно её дочь. И тут всё абсолютно законно: у Риммы Метельской, психолога-консультанта, приёмной дочери Вероники Метельской, вполне нормальная биография, не подкопаться. Родом из детского дома, и вполне можно съездить туда и всё разузнать...
Чёрт, но как они в состоянии скрывать всё это?! Помимо памяти о личной жизни и детстве, в голове у Александра появились и застряли технические подробности того, как устроен адаптивный коллоид — и тот, из которого состоят тела Риммы и Ники, и «официальный» — его уже используют в медицине, при протезировании, да много где. И как-то всезнающая пресса не связала имя Вероники и предыдущих её мужчин — тех, кто умерли, так и не дожив до настоящего свидания. Мороз по коже... почему это всё происходит?
Ника, как только они вернулись из душа и она проследила, что Александр выпил достаточно жидкости, посидела в кресле, с вязанием, а потом встрепенулась и убежала — мол, Римма вернулась, нужно пообщаться. Очевидно, что общаться они собираются вдвоём. Александр улыбнулся в тот момент — и принялся за дневник. Было немного не по себе начинать его, когда Ника сидела поблизости — с ногами в кресле, с вязанием в руках. Улыбалась и прикрывала глаза, когда Александр смотрел на неё.
— — -
...Ника плавилась и подавалась в его руках, и не было сил отпустить её; Вероника была хищницей, кошкой — впивалась и требовала, когда хотела, и невозможно было ей отказать; но тут же могла стать послушной и на всё готовой — и всё равно ощущались припрятанные до лучшего момента коготки, и острые клыки там, за улыбкой, и дремлющий до поры огонь в глазах. И он — её первый мужчина, в смысле постели? Сложно представить такое.
Вероника не пользуется парфюмом, только очень лёгкими дезодорантами — издалека точно не почуять. Но когда они были близки, это была безумная симфония ароматов — невозможно забыть, невозможно не заметить, кружат голову и сводят с ума. А потом — словно обоняние отключалось: запах кожи, запах волос — оба приятные и цепкие, но никакого сравнения с тем, что обрушивалось, пока Вероника была разгорячённой, неутомимой кошкой.
А это как возможно?!
...Ника тоже сводила с ума и подчиняла — не ароматами, но прикосновениями. Всего два три лёгких движения ладони — и загоралось такое неистовое желание, что отключался любой и всякий разум. Ника была жаркой волной — могла и нежить, лаская морским теплом — а могла и утопить, поглотить, превратившись за долю секунды в необоримое цунами.
...Прошёл очередной приступ неистовства, и вот они вновь сидели лицом к лицу, Ника на его коленях — что-то тихонько напевала, гладя его по голове, иногда прижимаясь лбом к плечу.
...А отвратительно холодное рациональное нечто — там, в голове — принималось иронизировать — о да, какое замечательное использование мощнейшего на свете суперкомпьютера. И едва такое приходило на ум, как Ника легонько кусала его за плечо — кусать, не оставляя следов, она обожает — и все посторонние мысли убегали прочь, и Ника выпрямлялась, улыбаясь, и звёзды её зрачков переливались разными цветами...
— Ничего вкуснее не пробовала, да? — Александр пригладил её волосы. Медно-рыжие, неотразимые, когда не заплетены — спускаются чуть ниже плеч. Ника рассмеялась, запрокидывая голову, и выпрямилась, глядя с обожанием в его лицо.
— Да. Мы не лжём друг другу. Понравилось, да? Хочешь?
Она улыбалась, и вновь начал двоиться и терять резкость окружающий мир — и только Ника оставалась чёткой и резкой, и вопрос в её глазах требовал только одного ответа. Ника тихонько рассмеялась, получив ответ и, легонько толкнув Александра в грудь — заставив прислониться к спинке — повторила всё то, что было не так давно на диване — но только на этот раз Александр всё видел, хотя не мог не закрывать глаза, когда накатывала та, главная волна — всё сметала, поглощала и уносила, чтобы схлынуть и вернуть всё — и бодрость, и ясность чувств, и Нику, вновь сидящую на его коленях, запрокинувшую голову, и горящие небесным огнём зрачки её глаз...
Он помотал головой. Неведомо как, он чувствовал Веронику — где-то далеко сейчас, но тоже улыбается, ей сейчас хорошо и снится что-то очень приятное. И ничто ей не угрожает. Непонятно, откуда пришло это знание, но казалось именно знанием, несомненным и бесспорным. Чёрт... Их две, и вот так вот всё.
Александр собрался с мыслями, перевернул песочные часы и продолжил. Каждые десять поворотов — обязательно выпить стакан воды.
— — -
— Не спится? — поинтересовалась Ника как ни в чём не бывало, входя в главный зал — здесь только вычислительная техника, всё прочее в других секциях. Римма, сидевшая за столом перед стаканом воды, с выражением блаженства на лице, оглянулась, и они обе рассмеялись.
— О, ночь страсти, — покивала Римма, без ехидства во взгляде. — Он жив-то ещё? А то я тебя знаю...
— Живой, бодрый и довольный, сидит работает, — согласилась Ника, присаживаясь рядом. Римма потрогала рукав её платья — вязаного, «реального» — и с восхищением покачала головой.
— Ты гений, точно говорю. Свяжешь мне ещё что-нибудь?
— С удовольствием, — кивнула Ника, принимая от Риммы стакан воды. — Вкуснотища... — откинулась на спинку стула, и зрачки её ненадолго засветились белым.
Римма потянула носом, приоткрыв рот и демонстрируя клыки. Она и так всё чует, но вежливость, вежливость — собеседник должен знать, что к нему принюхиваются.
— О-о-о... — покачала головой Римма. — Начинаешь утро с десерта? Умеешь себя побаловать.... — Они вновь рассмеялись. — Что у него со здоровьем?
— Сама удивляюсь — всё в пределах нормы. — Ника отпила ещё воды. Спасибо, Вероника — самое вкусное... ну почти самое — всегда под рукой. — Что там у нас? Зачем ты увезла маму домой?
— Чтобы она его не уработала насмерть, — ответила Римма не улыбаясь. — Что-то с ней происходит, и там сильный гормональный сдвиг. У других людей я такого не наблюдала. Больше всего похоже на...
— Кошку в течке, — согласилась Ника. — Я тоже почуяла. Но она ведь человек, верно? Я не смотрела на её геном.
— Человечнее не бывает, — согласилась Римма. — Homo sapiens sapiens в полный рост. Оба они. У него тоже что-то подобное, но не так мощно. Похоже, когда мама рядом, её мужчина тоже начинает «течь» .
— О-о-о, как романтично... — протянула Ника с серьёзным видом и они снова рассмеялись. — Но она ведь под присмотром, да?
— Конечно. Там моя тень. И в его квартире.
— Так что ты там увидела? Твоя мама вчера умчалась на работу, так ничего и не рассказала.
— Да, в угол её ставить некому, — покивала Римма не улыбаясь. — Короче. Та сетка на полу содержит сигнатуры голографической развёртки. Только частота не оптическая. Не вся.
Ника присвистнула.
— Откуда там это?
— Спроси что полегче. Не знаю, как, но там кругом фрагменты той самой твоей голограммы с ножом. Ну, не совсем голограммы, раз она нож держать могла. Некоторые фрагменты очень старые, им несколько месяцев. Он часто вызывал тебя в очках?
Ника задумалась.
— Да, часто, и всегда сидел на одном и том же месте. Похоже, рядом с эпицентром.
Римма поджала губы.
— Очень, очень странно. Если очки умеют наводить такое воздействие, это плохо. Это надо самых активных пользователей проверить, пока к ним что-то такое же не начало являться. Оставила запись, нам обеим — это может быть важным.
Ника покивала.
— Я могу чем-то помочь?
— Свою тень вызывать умеешь? Ну, лёгкую копию, монитор? Не вопрос, сейчас передам тебе, прямым копированием, — Римма протянула ладонь и Ника взялась за неё на несколько секунд. — Всё. Присматривай за ним. Особо не увлекайся, мы всё-таки под прикрытием. Все текущие задачи — в папке «К исполнению» . У тебя есть доступ, я проверила. Если не отвлекает — займись, там полно текущей работы.
Ника покивала и улыбнулась, проведя ладонью по рукаву платья Риммы. Того, что сама связала.
— Займусь пока уборкой, — поднялась она на ноги. — Я правильно поняла, что ты взяла образцы фрагментов той голограммы, остальное потёрла?
— Верно. В квартире уже должно быть безопасно, но посмотрим ещё пока.
Ника покивала и отправилась — заниматься уборкой. Не привыкла сидеть сложа руки — даже там, в виртуальности, где всё условное. Вот и пригодились привычки.
— — -
Александр вздрогнул, едва не выронил стакан с водой. Почувствовал — Веронике тревожно там, где она сейчас. Ощущалось как резкая прохлада, и словно невидимая рука сжала сердце — буквально, оно заболело. Показалось, что Вероника тонет в ледяной воде, пытается удержаться за край льда, выбраться — но не может. Стиснув зубы, Александр протянул ей руку — так показалось — и вытянул из ледяного, смертоносного потока. И сразу же расточился холод, пришло тепло, стало ясно — Веронике лучше.
...И осознал, что он сидит на полу, а Ника, обеспокоенная, сидит рядом, придерживая его.
— С ней всё хорошо, — пояснил Александр, и Ника, похоже, поняла — кивнула, не улыбаясь. — Похоже... странно, похоже на плохой сон. На кошмар. — Ника кивнула, осторожно поцеловала его в макушку и села за его спиной, положив голову ему на плечо. Её зрачки светились белым, но никто этого не видел.
— — -
Вероника уселась в постели, стряхивая с себя кошмар. Она тонула в ледяной воде, провалившись под лёд — бежала по нему, по маминым следам на снегу. Непонятно, откуда взялся Саша в том сне, но он вытащил её из воды и согрел. Вероника улыбнулась, жестом включая ночник, и в этот самый момент Римма примчалась, усевшись на постель.
— Всё уже хорошо, — заверила Вероника, улыбаясь. Римма обняла её, и Вероника почувствовала тревогу дочери. — Ты что-то нашла там, я знаю. Расскажешь по дороге?
Римма села так, чтобы смотреть маме в лицо.
— По дороге?
— Отвези меня к нему, — прикрыла глаза Вероника. — Я не уверена, что могу сейчас за руль.
— Мама, ты уверена? — с сомнением в голосе поинтересовалась Римма. — У него тогда чуть сердечный приступ не случился.
— Буду осторожнее, — пообещала Вероника, и Римма увидела тот самый туман в её глазах. — Не знаю, почему, но мне это нужно. Нам обоим.
Римма расхохоталась, но совсем не обидно. И покивала.
— Ты хоть кофе выпей, и поешь сначала, — посоветовала она. — Знаю я вас, потом отпаивай вас из бутылочки...
Вероника расхохоталась следом и потрепала дочь по голове.
— Теперь уже не в первый раз, теперь справимся. Да, ты права, идём завтракать.
— — -
Александр успел позавтракать с Никой — спросил, не нужна ли помощь, получил вежливый отказ. Ника проводила его в кабинет, поцеловала в макушку и с улыбкой отбыла — в любом доме всегда найдутся дела. Александр работал и работал, вникал в рабочие записи той модели Реплики, которую использует Вероника, когда почувствовал движение воздуха.
Оглянулся. Вероника — в том свитере и тех же драных джинсах. Она всхлипнула и бросилась к нему в объятия. Ноги вновь подвели её — и вот они сидят на полу, обнимаясь. Александр ощущал её жаркое дыхание на своей шее и чуял теперь тот самый мускус, кошачий аромат — но не от самых сокровенных частей тела, а от её волос и кожи. Она отпустила его, чуть отстранилась, глядя в глаза. Тот самый туман, та самая поволока.
— Да, — кивнула она, крепко держа его за плечи. — Здесь и сейчас. Сопротивление бесполезно. — И рассмеялась, запрокидывая голову, а Александр терял остатки воли — та самая симфония ароматов вновь нахлынула, подчиняя и одурманивая.
— — -
Римма вновь подхватила Нику, с улыбкой — Ника не упала бы, умеет теперь воспринимать поток этих эмоций почти без ущерба для моторики. Ника опустилась на стул, зрачки её светились белым.
— Я знаю про зрачки, — заметила она, улыбаясь мечтательно и добро. — Уже проверила. Нет сбоев, нет внешнего воздействия, почему светятся — пока не пойму. Может, это последнее обновление Реплики...
— Эк тебя плющит... — одобрительно заметила Римма. — Ты громкость-то подкрути, иначе так и будешь торчать каждый раз. Мне-то ладно, мне даже приятно смотреть, а вот другим...
