Время Обречённых-2

— Подпоручик Спорыхин, командир взвода управления, — представился офицер.

Я пожал всем руки и представился в ответ. Представился и мой взводный-1 Лутошкин и тоже пожал руки. Затем настала очередь ординарца.

— А это тоже мои управленцы, — Спорыхин отмахнул рукой в стороны своих орлов. — Мой разведчик Суховерко и радист Самотейкин... Сейчас от лица вашей роты передадим большущий привет ляхам. Как тут у вас, ротмистр, у железки? Жарко небось, а?

Спорыхин улыбнулся. Участок моей роты, перечеркнувший почти перпендикулярно железную дорогу, и впрямь оказался самым горячим во всём Южном секторе. Оно и понятно, ж/д путь — кратчайшая прямая к городу.

— Жарко, но и мы даём прикурить, — отвечаю разведчикам. — А чем приветствовать-то будете? Любопытно... Вы, получается, ночью на плацдарм скувырнулись?

— Так точно, — подпоручик даже головой кивнул в подтверждение. — Вы тут на станции аж двенадцать "семьсятпяток" захватили. А артиллеристов резерва в вашенской бригаде нет... Вот нас и сбросили. Мы из шестой бригады к вам... Наша-то всё ещё под Витебском разворачивается. А когда клич кинули, от добровольцев отбою не было, повезло не всем... Погрузились на АНТы и к Сувалкам. Оттеда без передыху и задержек уже к вам на плацдарм...

— Выходит, мы аж дивизионом приросли? — у меня вдруг от этой приятной мысли зазудел затылок, пришлось снять каску и почесать. — Двенадцать пушчонок, да со всем парком...

— Дивизион — не дивизион... По нашим штатам скорее рота, но дюжина стволов — сила! Правда, силу эту ваш начарт не в кулак собрал... Раздёргал побатарейно. На Северный сектор, да на Западный...

— Я и этому рад, — искренне ответил я Спорыхину, а сам подумал, что скоро подпоручик привыкнет считать нашего начарта и своим тоже. — Так вы что, выходит, пушки на прямую наводку поставите?

— Зачем? — Спорыхин удивился и блеснул зубами. — Огневики будут с закрытой позиции палить. Ведь и с пушки можно, если умеешь.

Я кивнул и мы все скопом, кроме телефониста Чонкина, потянулись на выход. Чонкин же ждал появления напарника, чтобы сдав ему пост, уйти в передовые окопы с другим телефоном и катушкой.

В этот раз поляки изобрели нечто новое. Точнее — поменяли тактику, вместо густых пехотных цепей, наступающих волновыми перекатами, появились бронеходы. А за ними, стараясь не отставать, трусцой неслись группки пехоты. В бинокль "самокаты" удалось распознать не сразу, но всё-таки распознал. Двенадцать английских "Виккерсов" образца тридцать пятого года. Не ожидал их здесь встретить. Сталкиваться с ними приходилось в Испании, да и то — всего-то один разок, однако и этого хватило, чтоб их очертания намертво в подкорку запали. Выходит, ляхи не только у французов и чехословаков бронеходы закупали, но и у англичан. А у этих "Виккерсов" на глаз и модификацию не определишь, может даже они из последней — восьмитонной серии. Броня не ахти какая — 13 миллиметров, но зато 47-мм пушка у этой неказистой калоши вполне способна заставить с собою считаться, тем более когда на тебя прёт целый эскадрон. Интересно, а если здесь не один только эскадрон объявился? А батальон или полк? Впрочем, по польской доктрине, они свои бронеходы больше чем в батальон не собирают. Непосредственная поддержка пехоты и кавалерии — таково единственное предназначение их "самокатов".

Бронеходы надвигаются громко рыча двигателями, часто оставляя мутные облака бензиновых выхлопов. Постреливают то с коротких остановок, чтобы получше выцелить, то с ходу беглым и частым огнём. Фонтаны взметённой земли вспухают вблизи передовых окопов то с недолётом, то с перелётом, но накрывает иногда и сами окопы. Ощущаю, что мне немного муторно... Сейчас до бронеходов где-то с три четверти версты, а они уже строчат пулемётами — далековато для прицельного огня, но когда рядом с тобою свистят пули, дурью браваду вышибает на раз!

— Подпускаем поближе... — говорю Лутошкину. — Раньше времени раскрывать себя не будем. А то перещёлкают наши пулемётики...

Три "Л" одобрительно кивает и вот по окопам пошла разноситься по цепочке его команда "не стрелять!"

— Антоха, беги-ка во взвод Тучкова, — посылаю ординарца. — Пусть до моего сигнала сидят тихо, как клопики в матрасе.

— Есть! — Незагоров прошмыгивает мимо меня и скрывается за изгибом.

Звонкое урчание и близкий взрыв. Я и Лутошкин успели пригнуться, по каскам лупит земля и мелкие камушки. Приходит мысль, как в такой кутерьме, когда окопы поливают свинцом пулемёты и пушки, работают артразведчики? Спорыхин должен быть где-то не так далеко и ему ведь надо в оптику глядеть...

— Воздух!!

Кручу головой по верхотуре, кого ж на сей раз принесло, бомбёров или истребителей на штурмовку? Оказывается, мать их, что и тех, и других. Пришли с разных сторон. Мигом оцениваю воздушную угрозу: три шестёрки истребителей заходят на боевой курс на наши окопы, а бомбёры (по-моему это "Лоси" — их я ещё в живую не видел, до этого бомбили "Бленхеймы" и "Караши") начали заход на соседнюю высоту. Пять "Лосей", очень похожих спереди на наши ильюшинские, но с двумя килями, как у германского Dornier-17, обрушились в пике на соседей. Ещё одна пятёрка ушла бомбить второй батальон. И только теперь я различил ломанные трассеры зенитных ДШК. Не густо их, но зенитчики, окопавшиеся где-то в городском предместье, не зевают.

Завывая моторами, истребители шустро проносятся вдоль окопов, вспарывая землю пулемётами. Первая шестёрка просквозила на бреющем, визг от них такой, что аж уши заложило. И если честно, в груди как-то леденяще становится... Спасают нас кривизна окопов и изгибы, не-то расстреляли бы ей-богу с воздуха как в тире. Вторая и третья шестёрка пронеслись на высоте метров триста, уронив на нас бомбы. От грохота аж голова загудела, да в придачу спрессованный воздух накрыл. В ноздри моментально набилась пыль и запах горелой взрывчатки.

Истребители убрались, похоже перенацелившись на зенитчиков. А соседей всё ещё утюжат другие. Вскоре повернули домой и "Лоси", бомбившие высоту 205,0, но над прочими высотами появляются новые "Лоси". А над городом расчертили небо редкие красные трассеры, что-то там в Ольштынеке горит, на высоте примерно с версту идут клиньями тройки других "Лосей". Это что ж они, с такой высоты бомбят? А ежели бомба в жилой дом угодит? Своих же соотечественников в усмерть...

Вдруг обжигает мысль, что поляки за время бомбёжки успели подойти к нам вплотную... Одним махом прилипаю к снесённому взрывом участку бруствера.

Бронеходы в это время воспользовались ситуацией сполна. При всех артобстрелах бόльшая часть надолбов, торчащих из земли на добрую дюжину вершков, всё-таки уцелела. А вот колючка между ними уцелела далеко не везде. И теперь польские панцирники скучковались у проходов и расстреливают окопы в упор. Да и не везде мы успели надолбы врыть, кое-где они отсутствуют на довольно длинных отрезках заграждающего рубежа. Но есть и отрезки, где вместо них стоят ежи, мою идею приспособить их полковник предвосхитил — сам распорядился выставить ежи на участке моей роты. Некоторое количество натыкали и на участках соседних рот. Естественно паны бронеходчики к ежам не лезут, я и не надеялся на подобную с их стороны глупость, но почему-то они не лезут и к оголённым участкам. По-видимому, имеют какое-то своё соображение, где им лучше продавливать нашу оборону. Так что, к моему удивлению, пустые отрезки их не прельстили. Мин что ли опасаются? Или волчих ям? Ан мин у нас нет, ямы тоже не отрыты... Вот наблюдаю, как проходит прореху в надолбах первый "самокат", вот за ним газанул карбюраторным движком второй... Пехоте же надолбы и вовсе не помеха. Во многих пролётах ещё в предыдущие атаки жолнёры сноровисто поперекусывали проволоку щипцами, залегая у надолбов.

— Р-рота!.. огонь!!! — по моей команде взвод Лутошкина разразился прицельной пальбой. Следом за лутошкинцами подключаются тучковцы. Чуть позже позади нас, следуя нашему примеру, со второй линии начинают бить пулемёты и винтовки "косматых". И кажется, с позиций взвода Космацкого начали полосовать длинными очередями максимы. Комбат нас станкачами усилил? Похоже, что так. Это очень даже радует.

Видимо, поляки не ожидали столь внезапного и главное плотного огня, они неслись на нас гурьбой, верно считая, что после артподготовки и штурмовки в окопах почти не осталось защитников. Где-то треть их сразу же выкосило. Словно великанская коса в страдную пору по переднему краю прошлась. Только вместо травы вражеские солдаты. А среди залёгших тут же заогневели разрывы мин — это дала очередь батарея Божедарова. Лишь бронеходы не замедлили темпа, уже четыре из них прошли в прореху... и ещё два в другую прореху... а мне подумалось, что кажется артразвечиков убило. Вот как вышло, только познакомились и...

— Живы, чертяки! — вернулся посланный мною к Спорыхину ординарец. — Раскопались. Засыпало их... от бомбы...

— Что ж они, мать их... — я отнял от глаз бинокль и нырнул вниз за покосившийся козырёк окопа. Самое время ударить по бронеходам. А то ведь за ними накатывается вторая волна пехоты — штыков шестьсот, может и семьсот. И всё на нас. А ведь и на соседей не меньшие силы брошены.

Впрочем, подпоручик Спорыхин со своими разведчиками не мешкал. Пушки, стоявшие на закрытой огневой, открыли огонь залпами по первой волне. За минуту три залпа осколочно-фугасными. И не одна граната не попала в бронеходы по счастливой для них случайности. И сразу же трофейная батарея принялась залповать по второй волне, создавая огневой заграждающий рубеж. Пехота неприятеля залегла уже на четвёртом залпе.

— Вызывай "Выступ"! — бросаю устроившемуся поблизости телефонисту.

Чонкин крутит ручку и протягивает мне трубку.

Сжав тангенту, приказываю Божедарову:

— Беглый огонь вдоль заград-инженерного рубежа! И поплотней у ориентира двенадцать! Там пехота больно скученно залегла... Сейчас это шляхетное панство как оклемается, да как полезет за "самокатами"!..

— Заявка принята!..

— А дальше, Витя, смотри сам. Можешь лупить под самыми нашими окопами! Когда до штыков дойдёт — не до правил стрельбы! Это если мы наверх не выскочим...

— Соображу, Елисей. Будь уверен... Я вас там как под лупой просматриваю.

Отдав трубку, я подскочил обратно к брустверу. Не прошло и четверти минуты, как вдоль надолбов, мимо которых уже начала просачиваться прикрываемая огнём бронеходов пехота, стала рваться первая серия мин. Но очухавшиеся поляки только прибавили в темпе, стремясь поскорей проскочить простреливаемую полосу. Вижу, как то одну фигурку, то другую сражают осколки, иных настигают пули моих бойцов. Но огонь из окопов теперь слишком редок — уж очень плотно наши позиции поливают свинцом пулемёты "Виккерсов".

И в этот момент, когда казалось, бронеходы и следующие за ними короткими бросками жолнёры первой волны вот-вот достигнут окопов, и когда на моих глазах "Виккерс" метким выстрелом совсем рядом накрыл пулемётное гнездо, а надо мною профукали осколки от ещё одного близкого взрыва 47-мм гранаты, заговорили наконец наши горные безоткатные пушки. Подключилась штатная бригадная артиллерия, чтоб её... Проснулась наконец-то! Низкопрофильные и поэтому удобные при маскировании, 37-милиметровки стали бить прямой наводкой бронебойными. В общем свистопляске я только успел заметить промчавшиеся росчерки. Первый же из них ударил передовому бронеходу под башню и проломил тонкую броню. Идущей позади машине повезло, граната прошла в притирку с башней, а вот в третий бронеход лупанули сразу два орудия. И оба попали в катки, повредив их. Остальные две пушки батареи должно быть ведут сейчас огонь по бронеходам у другой прорехи. Их результативность я пока что наблюдать не могу.

Из первого "самоката" уже начал вылезать экипаж, мехвода, похоже, убило сразу, а башнёров тут же расстреляли мои бойцы, как только те показались из люков.

Зачадил чёрным ещё один "Виккерс", пёрший прямо на меня, из люков никто не выбрался — в бронеход влупили сразу три бронебойных. Но из-за него, как из укрытия, застрочил ручник — польский пулемётчик нашёл себе хорошую позицию. Тут же пронзительно засвистел офицерский свисток, ляхи в едином порыве бросились в решающий рывок. Звучат окрики моих унтеров — и навстречу ляхам летят ручные гранаты. И уже без команды гренадёры срезают ближайших врагов кинжальным огнём. Гибнут и мои солдаты — "Виккерсы" всё также лупят очередями, а залёгшие и подобравшиеся поближе жолнёры и сами бросают гранаты, стараясь попасть в окоп. Вновь залёгшая польская пехота опять поднялась... К моим ногам падает опустевший магазин и краем зрения замечаю в воздухе метящую в меня смерть. Ручная граната! Где ж тот мастак-жолнёр, что изловчился так близко подобраться? Что было сил вылетаю из бойницы по узкой шейке в окоп и только я успел нырнуть в сторону, как в бойнице гремит взрыв...

Успел! Хухнул, сплюнул и высовываюсь за бруствер.

Ляхов слишком много, вся эта орущая орава наваливается на нас... Я успеваю увидеть, как под ногами одного из них разрывается мина, как хватается за раненый живот бегущий за ним... а позади нашей первой линии уже грохочет артналёт — польские пушкари решили открыть отсекающий огонь и заодно, возможно, подавить наши безоткатки.

И началась свалка. Хаос взаимно озверелой рукопашной бойни...

...А на позиции безоткатных пушек рвались 75-ти и 66-ти миллиметровые гранаты. После первых же выстрелов русских безоткаток, их засекли польские арткорректировщики, получившие приказ подобраться поближе к русским позициям вслед за атакующей пехотой. Лишь только первые русские бронебойные гостинцы пронзительно залязгали по броне "Виккерсов", арткорректировщики засекли их в мощную оптику теодолитов и не сплоховали — орудия, до сего бывшие незаметными из-за низких габаритов, озарились яркими всполохами факелов. Полякам показалось, что там впереди расцветали огненные цветы, настолько эти факелы демаскировали русских пушкарей. В эфир понеслись координаты русской батареи. И после первых пристрелочных коротких серий, в эфир ушли поправки.

Подпрапорщик Ужиров будто бы и не находился под обстрелом. Вокруг земля на дыбах, свистят осколки и вырванные из грунта камни, а он знай себе рубит короткие команды, не отнимая глаз от стереодальномера. Так думали про него артиллеристы второго огневого взвода. На самом же деле Ужирову было страшно, но он заставлял себя не замечать творящегося вокруг светопреставления, не видеть как раз за разом вспахивает землю начинённая толом стальная смерть. И через какое-то время ему стало и в самом деле спокойно на душе, и это его спокойствие, как заразная болезнь, но только с обратным — добрым знаком, охватила батарейцев.

После того, как батарею проштурмовали истребители, заметившие демаскированные позиции орудий — их оголило после долбёжки четырёхдюймовых гаубиц, когда те перенесли огонь в глубину на исходе артподготовки — Ужиров теперь остался на батарее старшим командиром. При штурмовке погибли и комбатр, и СОБ, и командир первого огневого взвода, и почти весь целиком взвод управления. Только вычислитель фейерверкер Бородун остался из управленцев, да и то тяжело контужен. В первом огневом взводе бомба разбила орудие, погиб весь расчёт, ещё один расчёт полёг от пуль истребителей и выделить к осиротевшей пушке солдат, дабы наскрести на новый расчёт, невозможно. Штурмовка проредила обслугу у каждого орудия.