Одарённый из рода Ривас Текущая книга

На четвёртый день моего пребывания во дворце царя всех морей и океанов Тритона после завтрака мы вновь прошли с Тритоном в его кабинет. Кстати, как я понял из случайной обмолвки, Тритон — это не имя, а, скорее, титул. Собственного имени у царя не было. На этот раз меня интересовала вторая война с ужасом глубин:

— Ты сказал, что во второй раз вы понесли значительные потери. Но как вам вообще удалось победить?

— Мы использовали живые мины. Запустив одновременно несколько десятков смертниц, нам удалось обеспечить прорыв всего одной. Она взорвала себя на теле ужаса и смогла всерьёз его ранить.

— И какова была мощность мины?

— Около ста пятидесяти тысяч арков.

— Ого! Ну и как против такого существа поможет лёгкое оружие с зарядом в сто раз менее мощным?

— Ну, ты силы не ровняй. Концентрированный удар нескольких стрелков это ведь не чистое сложение силы получается. Да и отвлекать они будут здорово. Так что, надеюсь, в этот раз таких жертв не понадобится.

Я задумался. Всё-таки что-то не сходилось в рассказе Тритона. И главное — чём хранилась энергия до взрыва? Накопители ведь не предназначены для мгновенного высвобождения энергии? Единственное вместилище, приходящее мне в голову — арпад. Но как их смогли доставить к месту сражения, да ещё и в таком количестве?

Когда я поделился с Тритоном своими проблемами, тот думал недолго:

— Пойдём, — позвал он меня за собой.

В этот раз для передвижения Тритон использовал колесницу, в которую было запряжено четыре гиппокампа. Добирались до места назначения — небольшого участка, отличающегося буйствующей растительностью, мы недолго. Различные водоросли настолько разрослись, что полностью скрыли от посторонних глаз небольшую расщелину, змеящуюся по дну. Покинув колесницу, Тритон подал мне пример, первым ныряя в расщелину.

Спустившись метров на тридцать глубже дна, мы оказались напротив входа в пещеру. Тритон, не задерживаясь, проплыл туда, мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

В пещере царила абсолютная тьма, мало того, ночное зрение и обычный светляк там не работали, так что я замер на входе, пытаясь подобрать необходимое заклинание. Впрочем, Тритон вскоре зажёг освещение.

Мы с ним оказались в довольно-таки узкой пещере, перегороженной массивной решёткой, сделанной, по-моему, из костей каких-то животных. Когда Тритон подплыл к решётке и что-то пошептал над ней, решётка осыпалась, и мы проследовали дальше. Плыли мы недолго и оказались перед как будто затянутым тьмой проходом. Тритон безбоязненно сунул руку в эту тьму, которая тут же рассеялась.

Передо мной оказалась небольшая ниша, где-то два метра в высоту и метр в ширину. Ниша была поделена на семь полочек, в которых лежали необычные треугольные ракушки.

Тритон осторожно взял в руки одну из них, что-то пошептал ей и ракушка медленно, как бы нехотя, открылась. В середине ракушки находился на первый взгляд точно такой же пузырёк воды, как мне вручила Айна.

Тритон жестом подозвал меня подплыть поближе, я повиновался:

— Это хранилища для той энергии, которая использовалась во вторую войну, — сказал мне царь.

Про себя я присвистнул. Если это правда, то у меня в руках возможность поставить на колени всех окружающих, включая Горынычей. Вслух же я спросил:

— И как ими пользоваться?

— С помощью вот этого артефакта. — С этими словами Тритон подал мне небольшой, неожиданно очень тяжёлый цилиндр.

Я осмотрел поданный мне артефакт. Поверхность цилиндра украшал какой-то сложный узор, навевающий какие-то неясные ассоциации. Я вопросительно посмотрел на Тритона. Тот вздохнул:

— К сожалению, я не знаю точно, как это работает. Раньше, до того, как мы потеряли все источники магической энергии, мы клали в середину артефакта хранилище, а сам артефакт помещали в источник. Когда хранилище заполнялось, артефакт раскрывался и предоставлял нам заполненное хранилище.

— А откуда у вас этот артефакт?

— От Горынычей.

— Что?! Вы торгуете с Горынычами?

— Торговали. Теперь нам нечего предложить им, а просто так они помогать не хотят.

— Понятно. А где живут вот такие ракушки?

— Уже только здесь. Это остатки, то, что удалось спасти, когда вблизи того места, где они жили, появился Ужас глубин.

— То есть, даже если мы опять раним его...

— Ты прав, кардинально это не улучшит положение с хранилищами. Пусть они и размножаются здесь, но очень медленно и очень мало. То, что ты видишь перед собой — весь "урожай" за последние две тысячи лет. А победа хотя бы позволит нам протянуть ещё несколько тысячелетий. Может быть, за это время мы сможем найти выход.

— А если восстановить жемчужницу-стража?

— Тогда у нас будет гораздо больше времени.

— А что требовали Горынычи за помощь в восстановлении стража?

— Ничего. Они попросту отказываются обсуждать этот вопрос.

Царь предоставил в полное моё распоряжение пять хранилищ. Обратно к дворцу мы путешествовали в полном молчании.

В тот же вечер я вновь постучался в двери покоев Тритона. Обойдясь без долгих предисловий, я попросил:

— Возможно ли доставить меня к тому месту, где вы общаетесь с Горынычами?

— Да. Хочешь попробовать достучаться до них?

— Я не столь наивен. По их головам надо кувалдой бить, чтобы достучаться, а подходящей кувалды у меня нет. Но вот заставить их выйти из состояния благодушной расслабленности — попробую.

— Жаль, не смогу присутствовать при этом разговоре. Отчего-то я уверен, что у тебя всё получится. Так что, как только ты будешь готов, тебя доставят на место. Что-то ещё?

— К сожалению, я не могу взять с собой к Горынычам свою спутницу. Не мог бы ты позаботиться о её возвращении?

— Разумеется. В любой момент.

Я поклонился и вышел. Быстро собравшись, следующие несколько часов я потратил на ожидание Аликс, которая занималась вместе со стрелками принцессы Озуны где-то за пределами дворца. Как я и опасался, известие о том, что мы должны покинуть дворец Тритона, причём покинуть по отдельности, никакого энтузиазма у неё не вызвало. Впрочем, она дисциплинированно подчинилась, попросив только об одном — чтобы назад её доставили те же самые стрелки, которые как раз должны были выходить на патрулирование в те воды. Разумеется, я согласился.

На следующее утро первой стартовала Аликс, я же выехал только после завтрака. Добирался я на той же самой платформе, только вот вместо "русалок с ногами" её экипаж составляли четыре обычные русалки. Разумеется, в креслах им было неудобно, поэтому они лежали прямо на платформе.

Весь путь занял четыре с половиной часа. Наконец, платформа всплыла в какой-то пещере. Попрощавшись с экипажем, я указал им не ждать меня и сошёл на берег. Платформа беззвучно опустилась под воду.

Оставшись в одиночестве, я осмотрелся. Пещера была довольно-таки велика, хоть и не подавляла своими размерами. Освещалась она обычным дневным светом, проникающим сверху через несколько небольших проломов. Пахло морем и почему-то мёдом.

Мне пришлось подождать около десяти минут, после чего стены пещеры в одном месте раздвинулись, и передо мной предстал Горыныч, кажется, тот же самый, который встречал меня в прошлый раз:

— Ты хотел нас вид...

Горыныч осёкся, во все глаза глядя на сияющий всеми красками на моей груди герб Гипербореи. Не дав ему опомниться, я заговорил:

— У меня совсем недавно было, что предложить вам для обмена.

— И что же?

Частица первозданного хаоса.

Его явно пробрало до самой печёнки.

— Где?!

— Уничтожил. Вас я позвать не могу, а самостоятельно переносить подобные вещи с места на место — не умею.

— Жди.

Где-то через час появился старейшина Горынычей, протянув мне чёрного зверька с острой мордочкой и куцым хвостиком, на спине которого полоски серебристой шерсти складывались в узор, напоминающий паутину. В длину зверёк не превышал двадцати сантиметров:

— Если тебе вновь попадётся что-то интересное, передай образ этого ему, и кто-нибудь из нас тут же прибудет. — Говоря это, он ну совершенно не обращал никакого внимания на герб, сияющий на моей груди.

Я осмотрел животное. Внезапно мне в голову закралось интересное подозрение:

— А с самим кротом я могу делать всё, что хочу?

Горыныч вздрогнул всем телом и медленно проговорил:

— Да. Считай это нашим подарком за то, что не додумались сразу предоставить тебе средство связи. И ещё. Ты волен посещать наш остров в любое время. Если тебе будет нужен наставник в артефакторике, он будет предоставлен. Куда тебя доставить в этот раз?

— В замок Обан.

— Хорошо — сказал Горыныч и ушёл.

В замок меня доставил опять-таки молодой Горыныч, правда не тот, что в прошлый раз. В замке Обан меня явно не ждали и долго упрашивали остаться на обед. Особенно усердствовал какой-то молодой хлыщ, присланный королём Яковом для того, чтобы контролировать обстановку вокруг этой стратегической точки Бритстана. Я так понял, что кроме своих официальных обязанностей, он также и ухлёстывал за Синельдой Обан, находившейся дома до начала третьей кварты. Мне его представили как сэра Виктора, виконта Ланкастер. Он вызвал у меня настолько сильное отторжение, что я, извинившись перед Синельдой, отклонил все предложения задержаться. Впрочем, сама Синельда меня поняла.

Не меньший ажиотаж место моего отправления вызвало и у портальщиков. Впрочем, на этом и строился мой расчёт, когда я решил попутешествовать порталами. Пусть все решения о слиянии моих предприятий с портальщиками уже приняты, никогда не следует упускать возможность кинуть камешек на свою чашу весов. А регулярное общение с Горынычами — отличный "камешек".

Вечером, в своём кабинете в Ипре, я окончательно разобрался с подарком Горынычей. Мне в руки попал настоящий "тоннельный крот", способный прогрызать пространство в разных направлениях. Конечно же, не путешествие по складкам пространства и не порталы, но тоже кое-что. Он в каждой точке пространства может двигаться в конечное количество точек, причём не тех, которые вы хотите, а тех, в которые получается. Да и часто использовать его не получится — сделав тоннель, он на некоторое время, от нескольких часов до нескольких суток, зависит от длины проделанного тоннеля, впадает в спячку. Но возможность предварительного просмотра доступных направлений, открывает широкие перспективы его использования в качестве средства передвижения. И да, его можно привязать к себе так, чтобы он передавал картинку напрямую привязавшему его.

Однако, была у этого способа перемещения и отрицательная сторона. "Тоннели", которые проделывал этот крот, были весьма узкими, и чем дальше расстояние, тем уже тоннель. К тому же и длительность пути по тоннелю прямо коррелированна с расстоянием, преодолеваемым путешественником. Свету как-то в рамках какого-то проигранного спора заставили переместиться по такому тоннелю на пятьсот километров в реальности. В каком виде она оттуда выползла — лучше не вспоминать, для неё это оказался километр ползком в постоянно пульсирующем тоннеле. Как она сама потом говорила, создавалось полное ощущение, что её, как кусок недопереваренной пищи, гонят по пищеводу. Так что дальше, чем на двести километров за раз я не рискну пользоваться подобным способом передвижения. Впрочем, не буду загадывать. Как говорится, необходимость — лучший стимул.

Глава 09

Берлин 2 мая 6022 года.

Канцлер Тхиудаланда барон Клейст в последний год часто засиживался на работе допоздна. Вал сообщений с мест с каждым днём, сигнализируя о подступающей буре. И на каждое сообщение надо было отреагировать, чтобы ликвидировать последствия, а лучше — предупредить неприятности.

Вот и сейчас перед канцлером, затянутым в мундир чёрных гусар, лежала стопка докладов. Взяв очередной, он начал вчитываться в ровные строчки докладной записки от графа Кобленц, только пару месяцев назад занявшего должность начальника тайной полиции.

Канцлер втайне гордился своей способностью сходу схватывать суть сообщения, но вот в этом случае его способность явно дала сбой. Ему пришлось дважды внимательно перечитать докладную записку и приложенный к ней протокол допроса графа Лестера для того, чтобы уяснить все изложенные в ней нюансы. Про себя канцлер поморщился — такой талант завуалировать свои ошибки на настолько ответственной должности может принести немало проблем. И что самое неприятное — заменить графа пока некем.

Встав, канцлер подошёл к окну. Окна его кабинета выходили на оживлённую в любое время суток Кайзерштрассе. Когда барон только занял нынешнюю должность, он хотел перенести свой кабинет на другую сторону здания, дабы его не отвлекал уличный шум. Однако, вскоре он понял своего предшественника, который часто стоял у окна глядя на улицу, во время заслушивания докладов подчинённых. Так что вместо переезда были усилены глушащие звуки чары на окнах и обычное стекло заменили на зеркальное, чтобы с улицы невозможно было рассмотреть, находится ли канцлер у окна или нет.

Канцлер долго стоял у окна, глядя на поток проезжающих по улице. В Берлине стояла тёплая, по-настоящему майская погода и большинство экипажей были с открытым верхом, демонстрируя пышные наряды куда-то спешащих дам. Позволив себе ненадолго отвлечься от грустных мыслей, канцлер задумался над вопросом — куда они все так торопятся. И тут же поморщился, вспомнив, что его жена вот уже две недели как мягко намекала ему, что второго мая открытие театрального сезона. Нет, конечно же, канцлерская ложа ждёт и её и детей, но отсутствие самого канцлера на премьере может нанести болезненный удар по положению Марты в обществе, которое и так-то было не очень прочным.

Барон искренне любил Марту, свою вторую жену, на которой он женился после гибели своей первой жены. Причём влюбился сразу же, с первого взгляда, безвозвратно утонув в её зелёных глазах. К его счастью, чувство, вспыхнувшее в нём, оказалось взаимным. Но вот встреча влюблённых произошла при несчастливых для них обстоятельствах: барон, тогда ещё шевалье Клейст приехал свататься к её младшей сестре. И если бы только это! Дело в том, что Марта была бесплодна, и этот диагноз подтвердили все многочисленные врачи, к которым обращались родители сестёр. Так что про женитьбу наследника баронов Клейст и Марты не могло быть и речи. Да и сама Марта была категорически против того, чтобы Клейст связывал свою судьбу с ней.

Следующие десять лет барон не мог вспоминать без стыда за себя. Его жена Флавия вначале искренне тянулась к нему, стремясь сделать его счастливым, он же постоянно отталкивал её, пропадая на работе. Даже дети не смогли примирить его с судьбой. Ничего удивительного, что Флавия в конце концов ожесточилась и пустилась во все тяжкие, закономерным итогом чего стала её смерть от собственной палочки, причём, как показала экспертиза, баронесса в момент смерти была пьяна до невменяемости.

Упорные слухи о самоубийстве баронессы не успели утихнуть, как барон дал новую порцию пищи для пересудов, привезя Марту к себе, якобы для того, чтобы она позаботилась о детях.