Василий (тот, который рядовой) также нашёл себе оружие по вкусу — в одной руке он держал половину Мосинки, намереваясь использовать её как дубину. В другую лёг снятый с винтовки штык. Конечно, не ахти, и любой огнестрел был бы гораздо эффективней и надёжней, но монстры, притащившие сюда эти вещи, явно знали, с кем имеют дело, и стволы оружия были безжалостно переломаны, затворы выкручены под невообразимым углом, а про патроны и вовсе можно было не вспоминать.

Комендант последовал примеру своего бойца. С ножом он обращался сносно, штык — дело немного другое, но для Горликова это была только досадная неприятность. В основном потому, что нахождение рядом с противником хорошо стимулирует обучаемость и терпение к неудобствам.

Приготовившиеся к отпору люди не учли только одного...

* * *

"Данные с поста наблюдения 3-4-21. Передача..."

Хо-хо! Кажется, товарищи готовятся дать бой. Нда, с двумя дубинами, двумя ножами и одним стулом — против "Наставника"? Хех, сейчас поглядим...

"Алгоритм готов к исполнению. Начать?"

Дарк чуть помедлил. Войти культурно, или сразу показать своё коварство? Не мастер-класс, конечно (до него как до Луны пешком) — но для "щекотания нервов" хватит. Хм-хм-хм.

Решено — будем действовать по второму плану. Сначала пугнём, а затем будем болтать о жизни через более прилично выглядящего "Бойца".

* * *

Дверь бесшумно поднялась к потолку. Стоявшие в камере ничего не увидели и не услышали — во-первых, из-за хорошей технологии, позволявшей нанитам без малейшего шороха соединятся и отделяться друг от друга. Во-вторых — за дверью царил мрак. Конструкты, полагаясь на импльсное и тепловое зрение, хорошо ориентировались даже в полной темноте — чего не скажешь о людях.

Ну и в-третьих — проход открылся на противоположной стороне помещения, аккурат за сваленными вещами. То есть там, куда ни один человек не смотрел.

"Ребячество... может, всё-таки сделать "бу"? На свой манер... вот только как бы не грохнулись товарищи с разрывом сердца. Итого — понизим мощность, и — запускаем систему подавления..."

Глаза конструкта, бывшие до этого чёрными, теперь начали светиться. Раздалось низкое гудение, после которого голубое сияние охватило уже всю фигуру робота. И одновременно включились инфразвуковые генераторы...

...Дарк имел достаточно времени, чтобы испытать акустическое оружие на пленниках. Естесственно, "добровольцами" выступило не мирное население Норильска (кстати, довольно немногочисленное — весь посёлок был, по сути, одним большим ГУЛАГом с охраной и несколькими десятками человек обслуги), и не бойцы Красной Армии, а заключённые. Отбирались наиболее сильные, гордые, и при этом имевшие авторитет среди своих — это определялось по наблюдению в помещениях. Тех, кто начинал махать кулаками, доказывать своё первенство среди соседей, отбирал у других запасы питья и продовольствия или просто делал вид, что ничего не произошло, а если и произошло — то это только на руку данным индивидуумам — тех врывавшиеся в камеры "гусеницы" и "пауки" отлавливали и тащили в экспериментальные цеха, после чего наноботы фиксировали подопытных, не давая им даже шелохнуться. Затем следовала обработка "пациентов" разными частотами разное время, с записью поведения (головы у "добровольцев" оставались свободными) и сохранением результатов.

Командующий решил пользоваться таким козырем, как звуковое оружие, только в строго ограниченных рамках — почти так же, как и суперфугасами. Но, с другой стороны, пассивное применение в этот список не входило. И потому после новой боевой рассылки все роботы установили себе соразмерные инфразвуковые излучатели малого (от двух до пятидесяти метров) радиуса действия, которые надлежало использовать только во время боя и при условии, что рядом нет союзных отрядов из числа людей. И ещё, разумеется, применение инфразвука могло быть разрешено вышестоящим начальством — команд-танками (которые пока что были в проекте), "Наставниками", "Шершнями" (благо полезного объёма у штурмовых вертолётов, несмотря на всю минимизацию их конструкции, было достаточно), а также самим Дарком.

Были подобраны три основные частоты, воздействовавшие на мозг и другие внутренние органы. Первая просто заставляла человека нервничать, неуверенно ища взглядом источник угрозы. При долгой обработке наступала бессоница, замедление реакции, дёрганность движений... граничный срок, после которого изменения сознания стали нести вред здоровью и перешли бы в необратимые, пока не был выяснен. Но четыре часа такой обработки господа заключённые выдержали, и даже более того — продолжали держаться, хоть и не так, как в начале процедуры. Во всяком случае, один уже пустил под себя лужу, другой судорожно трясся, быстро посматривая по сторонам. Третий был просто бледным, но сцепил зубы и продолжал сидеть в позе несокрушимого бойца.

Вторая частота была посильнее, и рассчитана на быстрое приведение противников в ужас. Долгое нахождение рядом с источником заканчивалось крайне плачевно — из борзого главаря, который недавно пытался наставить свои порядки среди сокамерников, через полчаса выходил дрожащий и пускающий слюни дистрофик. Непонятно как, но за это время подопытному удалось похудеть на десяток килограммов. Поразительно!

Третья, комбинированная частота, приводила к почти мгновенной смерти. Двадцать семь секунд под излучением — и либо кровоизлияние в мозг, либо разрыв сердца, либо остановка работы лёгких. Бывало и так, что все три эффекта накладывались друг на друга. А плюсуя безотчётный страх, судороги мышц, оцепенение нервной системы, вследствие чего отойти или убежать подальше становилось попросту невозможным...

Да, такая армия будет воистину внушать ужас на поле боя!...

...у Горликова ёкнуло сердце, когда он понял, что что-то не так. Волосы на голове встали дыбом, окружающая темень, слегка разогнанная светящимся воздухом, показалась таящей в себе неведомых врагов. А тут ещё гудение за спиной — как будто кто-то стоит, и смотрит, смотрит на тебя, ждёт, когда ты повернёшься, чтобы... чтобы что?!

Неподвижно замерший старлей, все инстинкты которого сейчас вопили о невероятной опасности, осторожно повернул голову к своему тёзке. Очевидно, тот тоже испытывал подобный страх — рука, державшая сломанный ствол Мосинки, немного тряслась, а ходивший ходуном штык не оставлял сомнений в, по крайней мере, необычности ситуации. Степан также выглядел не самым лучшим образом: он вцепился мёртвой хваткой в табурет и теперь вряд ли смог бы с ним расстаться — ведь так сильно сжать пальцы на ножке, чтобы раздался треск ломаемой древесины — это надо потрудиться!

Резкий звук, разнёсшийся по помещению, привёл коменданта в чувство. Задавив растущую откуда-то изнутри слабость, он медленно развернулся...

* * *

Место: база "Тёмный Свет". Военно-исследовательский сектор. Подсектор 2, шестнадцатый подземный этаж.

Время: 28 августа 1940 года, 17:17 (местное)

"Перестарался... — недовольно подумал Командующий, наблюдая за тем, как потерявших сознание людей аккуратно заносят в допросную. — Мда, не такими уж героями они оказались. Хотя, учитывая мои рассуждения, основанные на просмотренных фильмах... там-то да, там все чудо-богатыри: трудноубиваемые, доблестные, хитрые, с изрядной долей везения. А реальность — вот она.

Рядовые бойцы лежат, трясутся, надеются на спасение. Командиры в состоянии, близком к истерике — за исключением тех индивидуумов, у которых истерика уже случилась. Гражданские... что говорить о них? Верили в непобедимость защитников, а когда те не уберегли их от врага — растерялись. И это мягко сказано. Плач, вой, крики, и даже обвинения... Немногие стараются успокоить своих товарищей, но безрезультатно: сегодня была наглядно продемонстрирована сила, в сражении с которой проиграли считавшиеся всеодолевающими красноармейцы. Общая атмосфера среди пленных — уныние, густо перемешанное с ужасом и тихой паникой, переходящей в панику открытую, стоит только какому-нибудь конструкту показаться в поле зрения..."

Дарк быстро просмотрел записи с других точек наблюдения на Базе. Везде то же самое... почти без исключений. А исключения сейчас валяются в отрубе, в разговорной комнате. И что теперь? На что он рассчитывал, когда распихивал этих несчастных по секторам — на их несгибаемость? Три раза ха!

Стереотипы мышления подвели даже его. Теперь надо срочно исправлять ситуацию, пока пленники не наложили на себя руки от безысходности. Времени почти не осталось.

* * *

...Сировец медленно открыл глаза. Прекрасно помня недавние события, он сильно удивился, обнаружив себя лежащим в небольшой комнате с серовато-голубыми стенами и потолком. Ещё сильнее он удивился, когда понял, что лежит на кровати, а сзади из окна падает солнечный свет.

"Приступ, что ли? Да нет, слишком всё было по-настоящему... значит, отбились? Или..." — размышления воентехника прервал тихий лязг на потолке. Точнее — за ним, где-то выше. Мгновение тишины — и быстрое цоканье многочисленных ножек, поставившее человека перед фактом: металлические механизмы-насекомые одержали победу над защитниками Норильска, а сам инженер теперь находится где угодно, но только не в родной комендатуре.

Плен... точно, он попал в плен. Быстро поднявшаяся паника столь же быстро сменилась привычной холодной рассудительностью.

"Если это оно... ну, что ж. Потерпим. Очевидно, со мной будут разговаривать — значит, не стоит мотать себе нервы до прихода дежурного. Вот когда выведут из камеры... кстати, а где тут дверь? Окно-то вот... — Павел дотронулся до стекла. Открывшийся пейзаж был, мягко говоря, необычен — песчаный берег моря, чистое лазурное небо, солнце в зените. В зелёных верхушках тропических пальм можно было даже разглядеть висящие кокосы. — Непонятно. Это сколько я без сознания был, что меня успели провезти до... ёп, это же Африка! Или где-то рядом с ней. Экватор. Чертовщина какая-то — совсем недавно я был далеко на севере!"

Шуршание за спиной. Сировец повернулся, мельком отметив, что за ним откуда-то наблюдают — раз так подгадали момент для начала действия. А потом...

"По крайней мере, двери они делают на совесть..." — подумал он, глядя на то, как ровный участок стены практически бесшумно отодвинулся вбок. В комнату вошёл человек, одетый в боевую экипировку, причём настолько странную, что воентехник даже затруднился бы сказать, что смутило его в первую очередь.

Светло— и тёмно-зелёный, а также чёрный цвет — нечто подобное есть в Германии, но там однообразный серый "фельдграу", а тут множество пятен и полос. Голова скрыта глухим круглым шлемом, слегка вытянутым вперёд и вниз. Лицо не рассмотреть из-за непрозрачной, чуть бликующей вставки — скорее всего, стеклянной. На плечах, груди и, видимо, спине — расчерченная квадратами броня из неизвестного материала, на первый взгляд кажущаяся очень тяжёлой... или это так силён её обладатель?

Руки покрыты мешковатым материалом, прижатым в области предплечий пластиной с изображением... стилизованных крыльев, держащих шестигранник, внутри которого нарисована шестерня. Мысленно перебрав гербы наиболее известных стран, Павел пришёл к выводу, что ничего подобного у соседних государств нет — или он просто не смог вспомнить.

Ремень, с висящими на нём ремешками и кармашками — того же тёмного цвета. Рисунок на прямоугольной пряжке повторяет рисунок на предплечьях. Штаны, низкие ботинки... за спиной солдата виднелся ствол винтовки, что самое занятное — ремня, на котором она бы держалась, спереди нет.

"В чехле? Всё равно было бы крепление... не к спине же он её прицепил? Ох, чёрт, о чём я думаю? Тут, возможно, меня сейчас колошматить будут, а я размышляю о вражеском оружии... хм, нет, не отнять, никак — вот он стоит, и сразу видно, что внимательно наблюдает. Врасплох не застать, а винтовка у него длинная, даже отобрав, можно просто не успеть её развернуть. Да и к тому же, — подумал Сировец, заметив ещё двух охранников, заглядывающих внутрь, — это будет бесполезно. Вон их сколько..."

Первый боец чуть вытянул правую руку к Павлу, затем ткнул указательным пальцем в себя, после чего развернулся, махнул ладонью в сторону двери и, так и не произнеся ни звука, зашагал к проёму. "Предлагает идти за ним... хотя какой там "предлагает" — приказывает! Идти — не идти? Наверное, не на... — только что шагавший солдат остановился и чуть повернул голову к замершему Сировцу. Спустя три секунды, в течение которых инженер не сдвинулся с места, стражник медленно снял винтовку со спины (кстати, никаких чехлов и держателей не было) и навёл ствол на человека. — Твою... убьёт ведь. Как есть убьёт. Проклятье... придётся топать. Эх."

Удовлетворённо кивнув, молчаливый солдат повторно махнул рукой. Воентехник пошёл за ним...

* * *

Они шли уже десять минут. Или двадцать? А может — и полчаса. Павел быстро потерял счёт времени — длинный коридор, то идущий под уклон, то начинавший подниматься вверх; неяркий свет, идущий, казалось, от самого воздуха; многочисленные ответвления — квадратной, круглой и шестиугольной формы, в глубине своей неизменно оканчивающиеся броневыми заслонками; снующие туда-сюда по потолку насекомые, провожающие человека взглядом своих мерцающих синим глаз; размеренный шаг конвоиров — один спереди, двое сзади...

На попытки заговорить солдаты сначала не обратили внимания. Затем идущий первым боец приложил ладонь к губам... то есть к тому месту, где под шлемом должны быть губы. Когда же Сировец, невзирая на это, снова решил выяснить хоть что-то, охранники остановились и опять пригрозили оружием. Один из них выразительно провёл ладонью по горлу, затем сжал её в кулак и показал инженеру. Тот проникся, и оставшийся путь прошёл в молчании.

"Сами не говорят, и мне запрещают... но жестами общаются. Может, у них так принято? Нет, сумашествие. Оружие... с лампочками? Полоски какие-то, и светятся. Не понятно — как, и главное, зачем? Броня явно смотрится "родной", то есть сидит на них как литая. Вывод — они её носят очень часто, имеют опыт. Но обычный человек наверняка был бы рад поманкировать правилами и снять тяжёлое обмундирование — а здешние таскают его на себе без всякого напряжения, то есть привыкли к нему как к второй коже. Снова вывод — Устав соблюдают, дисциплина на высоте, в итоге имеем хороших, очень хороших бойцов, на уровне ОСНАЗа, а то и выше. Складываем это со странной экипировкой — и получаем неизвестно кого, обладающего большими возможностями для обеспечения собственной безопасности, с профессиональными боевиками на службе."

Цок-цок-цок... по потолку полз длинный механизм — отчасти похожий на пауков, только у этого было множество сегментов, наростов, а к голове крепилось нечто, напоминающее короткоствольное орудие.

"Вот тоже — совершенно же другой уровень техники! Прицепить пулемёт или винтовку на бездушную железяку, а затем отправить её воевать — и не важно, что проживёт она от силы полбоя, главное — успеет выстрелить раз, два, три, десять, и при этом попадёт в живых людей... гениально — и мерзко. Сражения без потерь, таким способом — верх военной мысли, но цинизмом разит за километры. Не трусостью — как мог бы подумать, к примеру, Крыжов, нет. Именно извращённым цинизмом. Враг не щадит себя, геройствует на поле боя, показывает свою значимость — в моральном плане — а ему навстречу посылается толпа вот таких... пауков. Это как минимум неуважение к тем, кто проливает кровь, неважно, с чьей стороны. А как максимум — открытое презрение: дескать, вот вы стараетесь, гибнете, бьётесь за какие-то идеи — и можете продолжать дальше, а мы тем временем посидим тут, в тылах, и будем натравливать на вас живые машины. Но всё равно — сильно, очень сильно. К тому же имеется налаженное производство. А вдруг... — возникшая идея заставила чуть замедлить шаг, — всё, что случилось в Норильске — как раз полевое испытание подобной техники? И скоро на Советский Союз со всех сторон обрушатся орды механизмов, управляемых всего несколькими людьми? Это же крах, смерть! Совершенно другая война — где цена человека как воина стремительно пойдёт вниз, а значимость всяких учёных и интеллигентов резко возрастёт. Булыжник — оружие пролетариата, а у капиталистов, видать, нашлось кое-что пострашнее..."