Кану тщательно подбирал свои мысли и слова. Они говорили по-французски, поскольку их хозяева свободно говорили на этом языке, а французский Кану был не таким ужасным, как его арабский.
— Я едва знал свою бабушку, — сказал он. — Она посетила Землю ровно один раз за всю мою жизнь, и это было совсем близко к концу ее жизни. Но я могу сказать вам вот что. — Он улучил минутку, чтобы налить еще мятного чая с медом для Ниссы и их хозяев. — Она ни на секунду не почувствовала, что ее гениальность была упущена из виду. Она провела часть своей жизни, будучи художницей, и скромно зарабатывала этим на жизнь, но когда пришло время, она была совершенно готова отказаться от этого.
— Надо сказать, что позиция Санди была исключительной, — вставила Нисса. — Это был ее выбор — уйти из семейного бизнеса, но эти деньги всегда были при ней, если она решала вернуться. — Она взглянула на Кану, словно ища его одобрения.
Кану кивнул. — Да. Она была начинающей художницей, но у нее всегда была эта страховочная сетка. И когда пришло время, она почувствовала, что у нее нет другого выбора, кроме как взять на себя свою долю семейной ответственности. Но это не было капитуляцией. Насколько я понимаю — а здесь историк Нисса, а не я, — Санди могла бы продолжать создавать произведения искусства бесконечно.
— Она и так была достаточно плодовитой, — сказала миссис Карима Аль Аснам. — Представьте, как трудно было бы разобраться в ее работе, если бы она продолжала работать еще столетие!
— Пикассо создал около пятидесяти двух тысяч произведений искусства, — сказала Нисса, — а Вермеер — меньше пятидесяти, и все же они представляют для нас равный интерес. Однако это правда: наследия Санди уже более чем достаточно для большинства из нас. И это до того, как мы начнем беспокоиться обо всех потерянных фрагментах, разбросанных по Земле и Солнечной системе.
— Мне просто жаль, что она не смогла принять в этом участие, — сказал мистер Аль Аснам. — Это было бы благословением для ее жизни. Какой смысл обладать всей этой славой и престижем, если тебя уже нет в живых, чтобы разделить их?
— Ты слишком много думаешь о смерти, — упрекнула миссис Аль Аснам, кладя руку на запястье мужа. — Это нездоровое увлечение.
— Я думаю о смерти, чтобы посмотреть ей в глаза, — ответил мистер Аль Аснам с внезапным неистовым энтузиазмом.
В этом обмене мнениями была какая-то шаблонность, которая заставила Кану заподозрить, что он уже репетировался раньше, возможно, много раз. Аль-Аснамы, казалось, уютно устроились в своих буднях, им было так же комфортно друг с другом, как паре перчаток.
— Вы должны еще раз рассказать нам, как вы познакомились, — сказала миссис Аль Аснам. — Нисса быстро объяснила, но, по-моему, я не совсем поняла. Вы когда-то были женаты, а теперь встретились снова из-за вашего общего интереса к Санди?
— Мы познакомились в Лиссабоне, — сказала Нисса. — Случайно. Но если бы не работа Санди, этого бы не случилось.
— И вы заранее знали о стипендии миссис Мбайе? — спросил мистер Аль Аснам.
— Как же он мог не знать? — спросила миссис Аль Аснам, как будто это была самая глупая вещь, которую он когда-либо говорил.
— Вообще-то, я не знал, — сказал Кану, улыбаясь. — Понимаю, это ужасное признание, но по-настоящему я заинтересовался Санди только с тех пор, как вернулся домой. И это было совпадением — наша повторная встреча.
— Мир все еще способен удивлять нас, — сказал мистер Аль Аснам, явно довольный собой из-за выражения этого чувства. — Это вселяет в меня надежду.
— Рано или поздно, — сказала Нисса, — наши пути пересеклись бы. В некотором смысле, возможно, это не такое уж и совпадение. У меня появился интерес к работе Санди из-за нашего брака, и, должно быть, это всегда было на задворках сознания Кану, нечто такое, во что он хотел вникнуть.
— Но я рад, что это случилось, — сказал Кану. — Я не осознавал, как сильно скучал по Ниссе, пока не вернулся на Землю.
С определенной неизбежностью они снова стали любовниками через неделю после их воссоединения в Лиссабоне. Поначалу это было неуверенно, они оба понимали, что их новообретенную дружбу можно так же легко разрушить, как и укрепить. В равной степени ни тому, ни другому было нечего терять. Если бы они стали любовниками, а потом решили, что это не сработало, ни одной из сторон не было бы причинено большого вреда. Они все еще могли бы расстаться в хороших отношениях, что было бы лучше для опыта. Тем временем, как и во всем остальном, Кану решил довериться своим инстинктам и надеяться на лучшее.
Оба изменились за столетие, прошедшее с тех пор, как распался их брак. Кану был намного старше Ниссы — действительно, очень стар даже по современным меркам. Он извлек выгоду из своей генетической трансформации в жителя моря, которая защитила его от худших последствий падения Механизма. Нисса была в менее выгодном положении, но когда она приблизилась к рубежу своего третьего столетия, стало ясно, что она самым мудрым образом использовала свое богатство и связи, отыскивая лучшие методы продления жизни, доступные в этом более суровом и простом мире. Они оба носили свои шрамы, как внутри, так и снаружи.
— Мне нужно поработать, — сказала она, когда они лежали рядом друг с другом в одной из гостевых спален. — Слишком много работы и недостаточно времени. Я пока не готова сдаться.
— Я вспоминал то, что сказал мистер Аль Аснам. В его словах был смысл, не так ли? Какой смысл во всем этом великолепии, если Санди нет рядом, чтобы стать его частью? — Кану говорил тихо, не желая беспокоить других спящих в доме. Было поздно, и ночь была тихой. Он чувствовал себя в эпицентре почти совершенной тишины, как будто Танжер был неподвижным стержнем, вокруг которого вращалась остальная вселенная.
Возможно, дело было в вине.
— Половина всего существующего великого искусства и литературы осталась непризнанной при жизни их создателей, — ответила Нисса тем же тихим шепотом. — Я знаю, это ужасно несправедливое положение дел, но такова жизнь. По крайней мере, твоя бабушка не была несчастна, не голодала и не подвергалась преследованиям. Это больше, чем удалось некоторым из них.
— Я не неблагодарный. Мы оба были бы беднее без ее работы.
Нисса перекатилась к нему на живот, оседлав его. Она начала рисовать ленивые спиралевидные узоры у него на груди, круги внутри кругов, колеса внутри колес. — Репутация — это все для вас, Экинья, не так ли? Ты всегда должен раздвигать границы, заглядывая за горизонт.
— Не все из нас.
Она погладила его по шее. — Что случилось с жабрами?
— На Марсе они мне были не нужны, а в скафандре от них одни неприятности. — Кану начал поглаживать ее по щеке, проверяя линию ее подбородка по своей памяти. — Возможно, мне следует отрастить их обратно. Похоже, мои дни космических путешествий закончились.
— Это позор. Я подумала, что тебе, возможно, захочется посмотреть на мой корабль.
— У тебя действительно есть корабль?
— Ужасная трата денег, большую часть времени — просто висит на орбите, обесцениваясь.
— Тогда продай его.
— Я бы с удовольствием, но сейчас не совсем подходящий рынок для сбыта. Здравствуйте, вы хотели бы купить космический корабль? Почти новый, один заботливый владелец? Единственный недостаток заключается в том, что вам нужно будет потратить месяц на подачу заявки на полет, даже если вы хотите слетать только на Венеру и обратно. О, и там плавают огромные инопланетные твари, которые, возможно, вот-вот убьют нас. Большинство людей это не беспокоит. — Она прокладывала себе путь вниз по его животу, медленно и осторожно, словно составляя карту чужой территории. — Кроме того, мне это снова понадобится. Все, чего я жду, — это разрешения.
Она была расплывчата в своих планах на будущее. Кану начал понимать почему.
— Ты хочешь куда-нибудь лететь?
— Недалеко — просто исследовательская экспедиция, продолжающая расследование.
— Это как-то связано с Санди?
— С правильной точки зрения, все связано с Санди. Но я серьезно — я подумала, что тебе, возможно, захочется посмотреть на корабль.
— Я подумаю об этом.
— Ладно, не переусердствуй с энтузиазмом.
— Нет, правда, это было бы здорово. Кстати, куда именно ты направляешься?
— Ты не сможешь узнать все мои секреты сразу, Кану Экинья.
Он улыбнулся ее застенчивости. — И я бы не хотел этого делать.
Они предались бессловесным, почти беззвучным занятиям любовью, после чего снова легли в постель и попытались уснуть.
Но Кану счел это невозможным. После нескольких беспокойных часов он встал, оделся, как можно тише вышел из комнаты и начал прогуливаться по залитым лунным светом коридорам, лестницам и внутреннему двору дома. Когда ставни были распахнуты настежь, окна оказались украшены резьбой по дереву, вырезанной с потрясающим мастерством в виде завораживающих исламских узоров. Днем они наносят переплетающиеся узоры на плитки внутреннего двора, которые развиваются в течение нескольких часов, подобно медленно раскрывающемуся математическому аргументу. Ночью та же теорема повторялась в более бледных оттенках лунного света.
Но отсутствие стекла странным образом выбило Кану из колеи, как будто оно было опущено исключительно для того, чтобы сбить его с толку. На Марсе между ним и смертью стояло стекло толщиной в большой палец. Он привык полагаться на святость стекла, мог спокойно спать под его присмотром.
Он старался не потревожить Ниссу, когда возвращался в их постель.
— Ты не можешь уснуть?
— Все еще по марсианскому времени, — сказал Кану.
— Ты вернулся на Землю несколько недель назад.
— Это займет некоторое время. Возможно, это из-за Луны. Сегодня ночью очень жарко и насыщенно, и я никогда хорошо не спал, когда светло. Я — морской организм, мы живем за счет приливов.
— Ты хочешь сказать, что ты существо из воды?
— Что-то в этом роде.
— Тогда тебе следует пойти со мной, когда я сяду на корабль. Я собираюсь в кое-какое мокрое место.
Он улыбнулся. — В Солнечной системе не так уж много влажных мест.
— Тебе нравятся сюрпризы или нет?
— Иногда. — Но, помолчав, он добавил: — Конечно, не Европа? Только не говори мне, что ты собираешься туда?
— С тобой неинтересно. Ты слишком легко угадываешь.
— Это было всего лишь предположение.
В ночи раздался кошачий визг. Кану знал, что его шансы заснуть теперь безнадежно потеряны. Было бы лучше всего смириться с этим. Очень скоро с телефонных мачт и солнечных башен старого Танжера верующих призовут к молитве.
Аль Аснамы были замечательными хозяевами, но Кану и Ниссе нужно было повидать мир, а время для этого было ограничено. Из Танжера они сели на прибрежный экспресс до Дакара; из Дакара они пересекли Гвинейский залив до Аккры на изящном старом клипере, который когда-то плавал автономно, но теперь его паруса убирала шумная команда закаленных в море морских жителей. Вечером, когда корабль рассекал винно-темные воды, Нисса и Кану сидели на палубе. Они слушали веселые песенки о безрассудных моряках и беспокойных сиренах и засыпали под экваториальными звездами. Кану спалось на корабле лучше, чем дома, даже когда они попали в штормовое море у Фритауна.
В Аккре можно было посетить музей, скромное общественное сооружение, но, тем не менее, светлое и ухоженное. У них было шесть экспонатов Санди на постоянной экспозиции — три картины, две скульптуры в стиле масаи и керамический кувшин, который она купила на лунном блошином рынке и покрыла глазурью по своему собственному дизайну. Нисса терпеливо объяснила различные источники происхождения этих произведений и их относительно малое значение в более широком выпуске программы Санди.
— На самом деле, — сказала она, когда они оказались вне пределов слышимости хозяев музея, — это просто предлог посетить Аккру. В это время года здесь чудесно.
Так оно и было, но после Танжера в настроении Кану поселилось беспокойство. Это было с ним в любое время суток. Если оно начинало ускользать, простого наблюдения за его уходом было достаточно, чтобы заставить его вернуться.
Когда-то они были женаты, но это была более ранняя часть его жизни, и в течение многих лет Нисса едва ли занимала его мысли. Он никогда бы не пожелал ей зла, но в равной степени не проявлял никакого интереса к ее повседневным делам. Если она хотела подвергнуть себя опасности ради интеллектуального любопытства или академической награды, это было ее право; он бы возмутился, если бы Нисса сказала ему, что он идет на абсурдный риск, живя на поверхности Марса. Теперь они снова были любовниками и компаньонами, и было естественно, что он проявлял больший интерес к ее благополучию. Но он не думал, что этот легкомысленный роман продлится до конца их жизни. Он пришел бы к своему естественному завершению, как и их брак, и они снова пошли бы разными путями. И со временем настанет день, в течение которого он не будет думать о Ниссе, а потом и неделя, и рано или поздно то, что она делала с собой, перестанет его волновать.
И все же они были здесь, бродили по общественным садам Аккры, и мысль о том, что она поедет на Европу одна, вонзила в него нож.
Кану пристально смотрел на переливы света в фонтане, когда его беспокойство перешло в фокус.
Он понял, что его беспокоила не совсем Европа. И дело было не в том, что Нисса отправилась туда на своем маленьком корабле.
Это был страх того, что его там не будет.
Они застали "Наступление ночи" над Африканским рогом. Корабль был припаркован на орбите, где его оставила Нисса, и спокойно занимался своими делами. Как и все космические аппараты, он обладал уровнем автономности, который был бы необычным или запрещенным на поверхности Земли.
— Я предупреждала тебя, что он маленький, — сказала Нисса, когда их шаттл завершил свой последний заход на посадку.
— Я не ожидал увидеть голокорабль. — Кану плавал у иллюминатора, держась за него кончиками пальцев. — На самом деле, он больше, чем ты заставила меня ожидать. Довольно старый корабль, не так ли?
— Говорят, старое — это хорошо. Он достаточно хорошо служил мне на протяжении многих лет. Я внесла несколько изменений с тех пор, как пользовалась им в последний раз.
"Наступление ночи" было наконечником стрелы угольного цвета, острым с одного конца и расширяющимся до пригоршни двигателей с другого. Они причалили и поднялись на борт, одновременно внося свой багаж. Нисса выполнила несколько основных проверок, а затем просигналила, что шаттл может отправляться в путь. Кану быстро сориентировался, исследуя жилые помещения, две отдельные каюты, командную палубу. Для старого корабля "Наступление ночи" было ярким и современным внутри. Там была пара переносных криосаркофагов, но в сточасовом путешествии в космос Юпитера они им не понадобятся.
— Могу сказать, что это твой корабль, — сказал он.
— Я бы хотела на это надеяться. Нам пришлось бы здорово поплатиться, если мы состыковались с каким-то другим.
— Запахи и цвета напоминают мне о нашем старом доме. До сих пор я о них забывал. Ты выбрала все здесь, точно так же, как и тогда.
