Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И это свершилось!
Если в августе 1939 года общих границ у СССР и Германии не было, то всего лишь через месяц с лишним она образовалась.
Правда, между СССР и Германией подписан договор, но ... Договоры тоже расторгаются и нарушаются. Пусть даже не завтра, а послезавтра. Титул графа Тышкевича пришел. Надо говорить с родными.
Поражение японцев на Халхин-Голе и развал Речи Посполитой прибавляли оптимизма, но на западном фронте ничего не двигалось. Англичане и французы, собрав армии, явно чего-то ждали. А вот чего? Наступления немцев на восток, чтобы ударить им в спину? Совместного с немцами участия в войне с СССР? Может быть, ведь Гитлеру явно подарили Австрию и Чехословакию, а потом и Польшу. Возможно, это аванс за правильное поведение или что-то еще там. Да, граница с Германией куда западнее, чем прежня по Збручу и недалеко от Минска, но эти километры сильно меньше, чем может пролететь бомбардировщик.
Надо ждать встречи в будущем году и пытаться убедить родных хотя бы при угрозе захвата Кировограда не тянуть с уходом на восток. Хотя разговор о возможном оставлении территорий и раньше был весьма опасен с точки зрения 58-10, а после успехов этого года может просто не быть воспринятым. Ладно, может дальше аргументов накопится побольше.
Западная Белорусия и Западная Украина были приняты в состав СССР. Вениамин по этому поводу подумал, что в стране теперь прибавится с десяток областей, а также областных управлений НКВД и не менее сотни районных отделений, и, возможно, у него появится шанс вернуться в строй? Но пока не звали, да и потом, как оказалось, тоже. Либо о нем забыли, либо его дело лежало в числе тех, которые совершенно не нужны.
Забегая вперед, в следующем году число союзных республик снова прибавилось, и снова появилась мысль: а не потребуется ли он там? Ну, или кого-то отправят туда, а на его здешнее место начнут искать замену? Увы, не начали. Или начали, но не с Михновского.
Пока же заводу увеличили план на артиллерийскую составляющую производства. И Вениамину дважды давали премии-видимо, главный инженер помнил про помощь с капсюльными втулками и химией взаимодействия латуни и кислот.
Еще военкомат перевел его в административный состав и переаттестовал в техники-интенданты 1 ранга. Налицо рост в звании, хе-хе. Но вслед з этим его обязали посещать вечерние курсы командиров запаса. И 'бедный бес под кобылу подлез'.
Хорошо, хоть дамы сердца сейчас не было— не так тяжело отрываться от нее и идти учить, как устроен тыл стрелковой дивизии и как работает система подвоза в нем. Материал был совершенно незнаком, но что уж поделаешь? И начал учить прежде незнакомое или малознакомое.
В конце зимы Вениамин снова прошел медкомиссию от военкомата и поразил врачей результатами. Поскольку Анатолий-который — из— Кореи просил не упоминать его в официальных учреждениях, то Михновский бодро рассказал, что все лето ходил на речку, где прогревал пострадавшую ногу в воде на мелком месте, прикладывал к ней речной ил, то, это, наверное, и помогло. Потом добавил, что еще принимал народное средство, которое Авиценна и Бируни называли мумие. Ему лекарство привез его знакомый из Средней Азии, там его находят в пещерах. По виду, вкусу и запаху оно напоминает смолу, но растворяется в горячей воде. Он его пил и постепенно становилось легче. Сначала перестала отставать пострадавшая половина лица, потом и нога стала получше. Сейчас зима, и он не может совершить многокилометровый марш для проверки, но думает, что наступит весна, и поход поможет это выяснить и уточнить, насколько стало лучше.
И в апреле сорокового года Вениамин взял часть отпуска и поехал к родным уговаривать их. Разумеется, призрак Анатолия из будущего не упоминался, но пришлось настаивать на том, что эта информация не предназначена для обсуждения с широким кругом общественности бывшего Елисаветграда. И пришлось потребовать клятвы о неразглашении. На вопрос же о том, откуда он это знает, Вениамин многозначительно глядел, как бы намекая на то, что вопрос неуместен. Вслух же сын и брат сказал, что он говорит об очень серьезных вещах и не стал бы из хулиганских побуждений или с перепугу говорить о недостоверных сведениях. Муж старшей сестры Рувим поддержал Вениамина, сказав, что знаком с некоторыми евреями-беженцами из бывших польских областей. И у них создалось такое впечатление, что их прошлое как бы поменялось в настоящим. В 1918 году немецкие войска олицетворяли порядок и относительную законность, хотя этот закон и порядок мог вылезти боком бедному еврею. Но убивать бы его немцы не стали. Тогда же существовали разные националистические правительства, и батьки, и их 'сынки', от которых можно было ждать все, что угодно.
Сейчас же в окрестностях Лемберга и западнее беженцы увидели противоестественный гибрид прежних кайзеровских солдат и 'батькиных сынков', когда солдаты в похожем обмундировании, сапогах и касках вели себя не как прежние солдаты кайзера. Да, собеседники мужа Деборы не видели никого убитого ими, но грабеж и нанесение побоев видели и ощущали неоднократно. И эти солдаты, хоть и не выглядели отощавшими и много дней не курившими, но очень охотно отнимали еду и табак у беженцев. Знакомые сказали, что если бы солдаты искали и отнимали золото, то это было бы понятно, но отнятие продуктов? То же самое со стороны 'сынков' было обыденным во время гражданской войны, но сейчас, со стороны немецких солдат?
Поэтому Рувим подозревал, что в муштру современных немецких солдат внесен некий дополнительный фактор, а именно что-то им дозволяется, и, скорее всего именно по отношению к евреям. Возможно, в других местах и к другим нациям этого нельзя. А, значит, в случае войны с СССР могут быть и другие разрешения, скажем, делать с евреями, что захочется, но не на центральных улицах городов, а во дворах. А к потомкам немецких колонистов в Польше позволения пока нет. Или будет, но потом.
Бромверт промолчал, но явно что-то задумал. Женская часть семейства и муж Сусанны сказали, что все это невозможно и Вениамина кто-то, скажем так, снабдил неправильной информацией. Его никто не подозревает в обмане, но любой человек может зря беспокоиться.
Вениамин понял, что его не захотели услышать и сказал, что надеется, если войны не случится в ближайшие лет десять, то будет совсем хорошо, но он просит все же учитывать сказанное им, и, если война таки наступит и начнутся бомбежки Кировограда или бои неподалеку-вспомнить о том, что он сказал. И тогда не трястись над тряпками и посудой. И снова напомнил про завесу тайны.
Ему вяло пообещали. В общем, это прогнозировалось: пока угроза маячит где-то в отдалении— человеку трудно оторваться от привычных дел и сделать что-то резко изменяющее привычное вокруг себя.
))))
Но назвать акцию провальной было нельзя. Рувим согласился, да и Бромверт не зря демонстрировал вид что-то задумавшего.
И на следующий день поделился своими мыслями:
-Вениамин, я хочу сказать, что с тобой согласен. Я, как ты знаешь, когда-то был швейцарским подданым, хотя еще до Мировой войны сменил его на подданство императора Николая. Когда ты собрался служить в ОГПУ я, как ты помнишь, тебе об этом рассказывал, хотя, поскольку с твоей мамой мы так до сих пор в ЗАГСе не побывали, то это тебе не помешало служить там. Кстати, и религиозный брак— даже и не знаю, как оформить. Разве что напрямую обратившись на небеса.
И, как немец, хоть и швейцарский, скажу тебе честно: у всех немцев поколениями в голову вбито послушание начальству, иногда доходящее до кретинизма. Особенно это касается тех немцев, что веками живут в родной Вестфалии или Саксонии. Швейцарских немцев— тоже, хотя мы, в отличие от вестфальцев или саксонцев, видим, что и те и другие— немцы, и различаются очень мало, только выговором и любовью к разному алкоголю. Хотя они будут продолжать себя называть вестфальцами, а других саксонцами, и только немногие скажут, что мы все германцы. И у нас, немцев, есть та самая черта: когда спросишь каждого немца по отдельности, то он вроде бы умен, знает свое ремесло и имеет какие-то мысли о правильном устройстве мира. Но стоит собрать нас в кучу, потом построить в шеренгу, назначить старшего-и все, получается одна масса, которая пойдет туда и сделает то, куда и что скажем старший
Бромверт сделал перерыв на свертывание самокрутки. Он отчего-то, ранее вынужденно перейдя на них, так и остался верен самокруткам, хотя уже много лет табачные магазины предлагали весьма разнообразную продукцию.
Вениамин ждал.
-Поэтому, сын моей Софии, ты, получив под свою команду роту вестфальцев, можешь сделать с их помощью то, что тебе захочется. Я считаю, что они задумаются, делать или не делать приказанное тобой, только когда прикажешь им вспороть себе животы, как это делают японцы. Если ты им прикажешь зайти в дом и подорвать там бомбу, то они могут и выполнят приказ. если взрыв произойдет быстро и до них не дойдет смысл сделанного.
Оттого, если их начальник, как в армии кайзера Вилли, прикажет, чтобы они вели себя пристойно, то они и будут вести себя пристойно. Если их начальник из армии Гитлера сейчас прикажет им перерезать всех евреев этого города, то они приложат все усилия, чтобы выполнить его, и, по -собачьи преданно заглядывая ему в лицо, ждать поощрения за то, что они справились быстрее, чем приказано. А значит, нашу семью от возможного ужаса отделяет тонкая ширма того, что сейчас еще нет приказа резать евреев.
Я не буду спрашивать тебя, откуда ты это знаешь. В тебе нет ничего от Ойлешпигеля, который не засыпал, не обманув кого-то. Значит, это так, а кто это сказал-ну, для простоты— пусть кто-то с твоей прежней службы.
Но я человек уже немолодой и прожил рядом с Софи много лет, поэтому немного знаю, как нужно поступать с ней, когда она чего-то не хочет. Сейчас ты ее не убедил, и не смогу это сделать я. Но могу пообещать, что, когда дело запахнет предсказанным тобой, то возьму ее в охапку и поволоку на восток, невзирая на укусы и царапины. Обещать этого по отношению к твоим сестрам я не могу— у меня ведь только две руки, и на троих женщин их будет мало. Остается надеяться, что Рувим это понял. А муж Сусанны... Хоть он и начальник цеха, но иногда ведет себя словно ему пятнадцать лет. Будем надеяться, что в случае нужды он вспомнит, что ему немножко больше, чем пятнадцать, и он не бессмертен, как думают пятнадцатилетние, решившие сделать что-то рискованное.
Извини, я, наверное, тебя заболтал, иногда со мною это случается.
-Да ничего страшного. Но я хотел спросить вот про что: ты в свое время уехал из Швейцарии, да и довольно много других уроженцев Германии -тоже. Почему?
— Я ухал уже давно, как только выучился ремеслу и мог бы работать самостоятельно. Почему? Тогда я думал, что мне просто хочется посмотреть на мир, а не только на свой Аппенцелль-Иннероде или мастерскую дядюшки в Берне. С годами я понял, что под этим скрывалось другое, более значительное. Я не хотел ходить строем от колыбели и до кладбища туда, куда ведут меня кайзеры, патеры и папа Римский, правительство кантона и прочие. Да, Швейцария как бы нейтральна, и юноши не обязаны идти на фронт войны у Льежа и Соммы, в отличие от вестфальцев. Но может ли кто-то предсказать, что Швейцария целиком или кусками не войдет в состав нового рейха, как это произошло с Австрией два года назад? И все кричали 'хох', кидали цветы входящим в город войскам и радостно шли писать доносы в полицию, что полгода назад Михель Цаукке назвал канцлера Гитлера драной задницей. Да, не удивляйся, это тоже часть воспитания 'ходить строем'. Просто сейчас это не обязательно, а завтра потребуется, и первым доносчикам будет полагаться премия. Вот и побегут. Ты слышал про Жана Кальвина? Он в свое время убежал из Франции, опасаясь, что станет жертвой инквизиции за желание реформировать церковь в духе Лютера. Но, спасенный от сожжения за ересь во Франции, он приложил руку к сожжению Мигеля Сервета за ересь в Женеве. Кстати, того же Сервета приговорили к сожжению во Франции, тот бежал в Женеву, чтобы сгореть тут.
Уехав из рая для ходящих строем, я, возможно, что-то и потерял. но что-то и приобрел. Скажем, я понял, что такое жизнь в Германии и Швейцарии, и не прожил свою жизнь, ощущая то. что она не по мне, но не понимая, отчего моя душа так мучается, живя ею.
Но я говорю тебе о себе. У других, уехавших оттуда, могут быть свои резоны, у каждого собственные. Мой средний брат тоже уехал куда-то в Южную Америку, когда родители его любимой девушки отказали ему в браке с Марией, дескать, он слишком ветреный и легкомысленный, и передавать ему дело будущего тестя семья не желает. Возможно, Вольф, уехав туда, ощущал Южную Америку как испытание на мастера в старину-сможешь или нет. Он поехал. Вроде бы даже хорошо устроился и даже хвастался доходами, но через полтора года умер от местной лихорадки. Мы не были так близки, чтобы он делился со мной мыслями о устройстве жизни и устройстве мира и его месте в нем. Хотя я уехал раньше него, практически на год. В Южной Америке ведь, когда у нас зима— там царит лето и наоборот. Оттого он и подбирал время, чтобы приехать туда в подходящий сезон...Мне уезжать был проще, поезда ведь ходят и зимой, и летом. Поэтому до Генуи я доехал на поезде, а потом сел на пароход и приплыл в Одессу. Вот с языком вышло не так,
Но я справился, хотя еще пару лет от моего выговора у многих на лице появлялась улыбка.
Так что теперь у Вениамина стало немного легче на душе.
И он задал вопрос, а чем занимался отец Бромверта и его старший брат, как наследник семейного дела?
-Сурками. Они были знахарями, лечившими людей разными средствами из сурков. Жир этих зверьков используют для лечебных целей, как накожно при болезнях кожи, так и едят-скажем, при туберкулезе. Мясо тоже с лечебной целью можно применять. Желчь сурка помогает при болезнях печени, желчного пузыря, да и глистов выгоняет. Однажды я пошутил, что и сурка для лечения не используют только его дерьмо, и то только потому, что никто не решился так сделать. Отец тогда со мной целую неделю не разговаривал. Но это был не перв мой выпад против лечения жиром сурков, просто тогда мне уже не смогли бы надавать по шее, я уже вырос. А отец стал искать родственников, готовых взять меня на обучение своему делу, и довольно быстро нашел. Но я его в итоге тоже разочаровал, не оставшись в мастерской дяди, когда он умер
Правда, дядя мне мастерскую завещать не успел, а долго судиться с родственниками — у меня таких планов не было. Я ведь учился ремеслу краснодеревщика, а не ремеслу судейского по вопросам наследования. Поэтому я собрал свои вещи, инструменты, которыми учился работать, взял пару вещиц на память о дяде, и оставил удовольствие судиться троюродным сестрам. Мне потом говорили, что они судились еще года три, кому и что принадлежит.
И кто из двух наследниц будет курить дядину трубку и пить пиво из его любимой кружки. Когда у меня на душе бывало тяжело, я представлял себе, как кузина Минни курит эту трубку, и как кузина Милли пьет пиво из любимой кружки, придерживая другой рукой крышечку, чтобы она не стучала ее по носу-это мирило меня с происходящим!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |