Смотритель

— Слушаемся, товарищ Сталин, — хором сказали два чекиста и, неловко повернувшись на каблуках, вышли из кабинета.

Командировка в Шамбалу

Кабинет генерала медицинской службы Бурденко. За столом хозяин кабинета, генерал Абакумов и капитан Добрый День Екатерина Федоровна.

— Какие есть мнения по медицинскому объяснению факта исчезновения трех человек с поля боя? — деловито спросил генерал Абакумов. — В каком направлении нам вести поиски? Дело очень важное и находится на контроле там, — генерал поднял палец вверх, подчеркивая важность порученного дела. — Учтите, вся наша жизнь зависит от этого дела. Даже ваша Катынь, Николай Нилович, не так важна, как это дело.

— Может, Виктор Семенович, послушаем специалиста по этим вопросам? — предложил генерал Бурденко и, уловив одобрительный кивок головой, сказал капитану Добрый День, — будьте так любезны, Екатерина Федоровна, изложить свои соображения по данному вопросу.

— Я могу сказать, что у нас огромное поле для поиска и вероятность того, что мы их найдем, равняется нескольким процентам, — сказала капитан, — но я попробую определить направления поисковых мероприятий. Все люди инкарнируются в богов и в существа небожественного происхождения. В греческой мифологии таких людей называли титанами. Следующая группа инкарнаций это добрые или злые существа в виде духов, фей, чертей и ведьм. Затем — животные. Кое-кого мы уже нашли, но установить с ними контакт невозможно. Хотя, нет, установить контакт возможно, но что мы будем делать с этим контактом? Есть еще группа идагов-чудовищ, вечно терзаемых голодом и жаждой, обитателей различных чистилищ и подвергаемые там жестоким мучениям. Это тоже отбрасываем. Предметы и растения тоже отбрасываются, хотя нахождение в вышеперечисленных группах тоже не вечное. Даже боги не вечные. Через какое-то время проходит новая инкарнация и люди превращаются снова в людей или переходят в одну из перечисленных групп в зависимости от того, какие поступки они совершали, пребывая в том или ином состоянии. Поэтому искать нужно среди людей, и я еще раз повторю, что вероятность их нахождения очень мала. А появление на поле боя монаха с резонатором в виде медного котелка и железного била может указать нам направление и место поиска. Это Памир. И если они попадут в Шамбалу, то нам придется очень долго искать то, что до сих пор еще не найдено.

— Что-то вы, Екатерина Федоровна, так долго говорили, а назвали только одно место — Шамбалу и то с малой долей вероятности, — сказал недовольно Абакумов.

— Я для того и говорила подробно, — сказала Добрый День, — потому что в случае неудачи будут обвинять меня, а ведь объект поиска может быть простым камнем или пнем там же в районе прошлого боя.

— Как это пнем или камнем? — не понял Абакумов.

— Человек может инкарнироваться и в неодушевленные предметы, как то: деревья, камни, искусственные сооружения, предметы обихода. Например, вот вы сейчас курите Северную Пальмиру, а кто может ручаться, что это не инкарнация какого-нибудь Сидорова Ивана Петрович? — не удержалась от язвительного вопроса капитан.

Абакумов поперхнулся дымом и затушил папиросу, размышляя, то ли ему запить сказанное, то ли пойти в туалетную комнату и порыгать. Вот, дура баба, скажет такое, а потом оно еще и ночью приснится. Надо будет кого-нибудь в футбольный мячик инкарнировать, пусть его попинают как следует. И монаха такого с медным котелком на службу принять. Присвоить ему младшего сержанта, а потом указать ему пальцем на кого нужно, постучит он в свой котелок и вот злобный Берия уже свиньей хрюкает, и понять не может, куда его НКВД подевалось.

— Хорошо, — сказал Абакумов, выдав свои смятения за начальнические размышления, — служба технической поддержки изготовит для вас необходимые документы, деньги в любой валюте и вперед. Все сообщения направлять в адрес профессора, чтобы никто не догадался, что тут замешаны спецслужбы.

— Слушаюсь, товарищ генерал, — капитан Добрый день встала и вышла из кабинета.

— Как с размножением Метелкиных? — спросил начальник СМЕРШ у профессора Бурденко.

— Оплодотворены десять добровольцев женского пола, — доложил профессор.

— Аааа, — задумчиво протянул Абакумов, — а не пробовали для этого дела привлечь добровольцев мужского пола? От них и солдаты покрепче будут.

— Думали над этим вопросом, но не создал Бог мужчин способными к размножению в своем чреве, — сказал профессор.

— Что за старорежимные разговоры о каком-то там Создателе? — поморщился генерал-чекист. — Бога нет, не было и не будет. Наш Бог — это Карл Маркс и товарищ Ленин. Используя марксистко-ленинскую научную методологию, мы сможем достичь невиданных результатов. Помните, мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор, нам Сталин дал стальные руки-крылья и вместо сердца пламенный мотор Вот как нужно вести науку. Все можно сделать и мужиков заставить детей рожать.

— Работаем над этим, — пробормотал Бурденко, понимая, что Абакумов разошелся не на шутку. Взбредет ему в голову и заставит дрессировать обезьян и делать из них стахановцев, чтобы все пятилетки выполнять в три года. А зачем тогда план пятилетний принимать? Прими трехлетний план и выполняй его на здоровье.

— И за какое время вы думаете получить потомство? — спросил генерал.

— Как обычно, не раньше, чем через девять месяцев, — сказал профессор, — потом нужно будет подождать до юношеского возраста, а это еще пятнадцать лет, так что лет через шестнадцать можно будет определенно сказать, удачен наш эксперимент или нет.

— Вы что, издеваетесь надо мной? — закричал Абакумов. — За это время война закончится, да и я товарищу Сталину обещал, что скоро будет результат.

— Постараемся сделать побыстрее, — сказал профессор.

— Да уж, постарайтесь, — сказал раздраженно Абакумов, — это вы, грамотеи, тормозите научный и технический прогресс. Нужно все делать быстро. Сказали — нужно! Ответили — есть! И за работу. А через месяц уже первый доклад. Как мы противотанковые оружия делали для защиты Москвы? А? Две недели и готово. Ладно, я пошел, а вы работайте побыстрее. Нам сильный народ позарез как нужен. Бабы не успевают рожать, на вас вся надежда.

В добрый путь один

В оперативно-техническом отделе Главного управления контрразведки СМЕРШ Екатерине Федоровне Добрый день выправили документы на гражданку Швейцарии Гутен Таг Екатерину Фридриховну.

Профессор провожал на вокзале свою лучшую работницу и желал ей удачи.

— Вы там, голубушка, уж поберегите нашего пациента, — говорил он, — это будет революция во всей медицине. Да что там в медицине, во всей науке. Возможно, что мы узнаем тайну нашего мироздания, а, может, узнаем фамилию, имя и отчество нашего Бога.

— Профессор, да что вы такое говорите, — испугалась капитан Гутен Таг — Добрый День, — это же кощунство

— Нет, милочка, это не кощунство, — парировал профессор, — мы божьи дети и имеем право знать имя Отца нашего. Но это потом, езжайте, милочка, езжайте

Паровоз дал резкий гудок, затем колеса паровоза закрутились быстро-быстро и состав плавно тронулся с места.

В добрый путь два

Оперативно-технический отдел главного управления имперской безопасности (РСХА) изготовил документы на имя Марии Федоровны Добрый День, которые в этот же день вручили гауптштурмфюреру СС Гутен Таг Марии Фридриховне.

— Мари, ты должна найти нашего питомца, и он должен быть жив, — напутствовал ее профессор Гутен Таг (Guten Tag) — руководитель проекта Зильбер Кугель (Серебряная Пуля). — С этим человеком связана большая тайна, которую я раскрою тебе только после возвращения вместе с ним. С нами Бог и Фюрер. Хайль Гитлер, — и профессор отвернулся, смахивая в платочек непрошенную и крупную слезу. Затем он вышел из лаборатории и в его твердой походке чувствовалась решительность немца, бросившего вызов всему цивилизованному миру.

Бомбардировщик немецких люфтваффе, натужно гудя, совершил посадку в Стамбуле, бывшем как бы нейтральной, но пронемецки настроенной территорией, на которой кишели сотни разведчиков со всего мира, выискивая то, не знаю что и неизвестно для чего, но никогда и никакая информация не оказывалась бесполезной.

— Мадам, давайте ваш чемодан, Ахмед всего лишь за пару пиастров поможет, — сказал смуглый носильщик на русском языке.

Мария Федоровна не удивилась и спросила:

— А что, турецкие лиры сейчас не в ходу, — и отдала свой чемодан носильщику, расплатившись с ним двумя бумажками.

Вечером в кабинет Абакумову вошел секретарь с папкой.

— Радиограмма.

В радиограмме было три слова: Роза Тибет Шамбала.

— Так, так, — удовлетворенно ухмыльнулся генерал, — посмотрим, чей соловей поет лучше.

Примечание. Пение соловья означает удачу и хорошее здоровье для слушающего.

Кабинет Лаврентия Берии.

— Приказываю, — генеральный комиссар безопасности чеканил слова, поблескивая стеклами круглых очков, которые он надевал, когда был сильно не в духе, потому что пенсне сваливалось с носа, — установить круглосуточное оперативное наблюдение за козлом полковника и за свиньей политрука. Изолировать их от общения с местным населением и дождаться, когда они снова переселятся в их тела и тогда обоих отдать под трибунал. Обоих, и под трибунал, чтобы знали, как под личиной сотрудника доблестного и народного комиссариата внутренних дел скрывать личину верующего козла, а под личиной политического работника скрывать обыкновенную свинью и еще в свинском состоянии распевать Интернационал. Что он, других песен не знает. Например, вот эту, — и он начал притоптывать ногой, вспоминая подходящую к случаю песню, — ты же мени пидманула, нет, лучше вот эту, — шумел камыш, да ну его, пусть Щербаков с ним разбирается.

Кабинет начальника Главного политического управления Красной Армии Щербакова.

— Вы говорите, что свинья хрюкает Интернационал? — кричал Щербаков. — Да как вы смеете оскорблять пролетарский гимн? Да я вас всех на партийную комиссию, всех из партии исключу, подлецы, свинью зарезать и скормить ее, — и он прикрыл рот ладошкой. — А товарищ Сталин знает об этом?

— Так точно, знает, — подтвердил помощник.

— Тогда так, — откашлялся Щербаков, — для свиньи построить отдельный свинарник, дать ей усиленный рацион и охрану, охрану выставьте, чтобы не дай Бог, какая-нибудь сволочь не объела бесценное приобретение и доказательство того, что марксизм-ленинизм охватил весь живой мир. Если так пойдет, то и воробьи будут чирикать цитаты из классиков, напоминая людям из враждебных нам государств, что идеи Маркса, Ленина и Сталина это мощное оружие в борьбе с мировым империализмом и они всесильны, потому что они верны.

Где-то в Тибете

Тибет. Горная тропа. Завывает ветер и бросает в лицо пригоршни снега. На тропе Савандорж с медным котелком, штурмфюрер фон Безен и лейтенант Метелкин.

— Савандорж, — сказал штурмфюрер, — ты что наделал?

— Я, однако, — ответил монах, — только тучи и дождь хотел вызвать, а вот смотри, как получилось. Сильно котелок звенел.

— Ты куда нас занес? — вступил в разговор Метелкин, удивляясь тому, что он говорит по-немецки так, как будто это его родной язык.

— Однако, не знаю, где мы, — сказал Савандорж, — сейчас вот в котелок постучу и узнаю.

— В бубен тебе настучать надо, — сказал по-русски фон Безен, сам удивляясь тому, что говорит на языке своего врага и что русский лейтенант свободно говорит по-немецки.

— Однако, у Савандоржа нет никакого бубна, поэтому в бубен стучать не будем, — сказал монах, — а вот вы оба можете смотреть друг на друга как в зеркало.

— Слушай, монах, — сказал штурмфюрер, — перестань говорить загадками, я смотрю на своего врага и не вижу самого себя, он не зеркало.

— А вот видишь, только ты не догадываешься, — начал говорить монах, закатывая глаза к небу, — и он тоже не догадывается, — продолжил монах, указывая на Метелкина.

— Ты чего-нибудь понимаешь? — спросил фон Безен у лейтенанта.

— Совершенно ничего не понимаю, — ответил тот, — хотя, если исходить из того, что если я гляжу на тебя и вижу себя, а если ты глядишь на меня и видишь меня, то мы с тобой внешне похожи. У тебя есть родинка за левым ухом? — спросил Метелкин.

— Вроде бы есть, — сказал штурмфюрер, — посмотри сам, а потом я посмотрю у тебя.

Они осмотрели друг друга, нашли родинки и сели рядом на тропе, забыв о пронизывающем холоде.

— Выходит, что мы с тобой родственники, — сказал Метелкин по-немецки.

— Выходит, что так, — подтвердил фон Безен по-русски, — мне часто снилось, как моя мама пела мне колыбельную песню на русском языке.

— А я помню, как моя мама пела колыбельную на немецком языке, — сказал Метелкин.

— А как же мы оказались в разных местах и даже в разных армиях? — вздохнул фон Безен.

— А вот это загадка, — согласился Метелкин. — Савандорж, стучи в бубен!

Монах стал стучать в котелок, и снова темная туча закрыла небо, а снежные заряды стали заносить трех спутников, неизвестно как оказавшихся в горах.

Мадам Лохонг

Безымянная деревушка в тибетском районе У-Цанг. Северо-восточнее район Амдо, юго-восточнее — район Кам.

Безымянной деревушку назвать было нельзя, потому что жители считали ее верхней и так и называли ее — Верхняя.

Екатерина Федоровна Добрый День, а по документам Екатерина Фридриховна Гутен Таг разместилась в гостинице, то есть в доме старой вдовы Лохонг.

В этот же день ближе к ночи в гостиницу прибыл новый постоялец. Вернее, постоялица — Мария Федоровна Добрый День, ранее бывшая Марией Фридриховной Гутен Таг.

Чтобы не запутаться в них, благо они похожи друг на друга, будем называть их Екатериной и Марией, или просто — Катя и Маша.

— Вы, девки, не сестры, однако? — спросила мадам Лохонг, подслеповато прищуриваясь на новых постоялиц.

— Нет, нет, — дружно заверили они, и как-то так получилось, что обе сказали это на тибетском наречии.

— Ну, ничего страшного, — сказала мадам, — у меня всего одна женская комната, так что не подеритесь, хотя, бывает, чаще всего сестры и дерутся между собой. А на ужин дам вам кислого молока с лепешкой, спать будете крепче.

Встреча у мадам Лохонг

Снежная буря все усиливалась, а крупный снег падал и подхватываемый ветром прилеплялся к горам и всему, что было на них.

Сквозь снег был еле слышен стук била в медный котел. Наконец последний звук смолк и вздрогнула вершина горы, как будто холодный и мокрый снег попал ей за воротник. Еще раз дернувшись, гора вызвала снежную лавину, которая понеслась вниз, сметая все на своем пути и прихватывая то, что плохо лежало на горе.

Лавина остановилась на окраине безымянной деревушки недалеко от хижины мадам Лохонг.

Выйдя с фонарем на крыльцо, мадам увидела что-то блестящее в снегу. Это оказался медный котелок.

— Вот, однако, Будда и обо мне позаботился, — подумала пожилая женщина и потянула к себе котелок.

Котелок подался удивительно легко, но он к чему-то прицепился дужкой и никак не хотел отдаваться другому хозяину. Потянув посильнее, мадам Лохонг увидела руку, которая держала котелок. Начав откапывать руку, она увидела буддийского монаха, державшего котелок. Откапывая монаха дальше, она увидела, что он держит за руку другого человека в военной форме из числа тех, кто не так давно приезжал к ним в горы и говорил, что они приехали от внебрачного сына Будды по имени Гитлер.