Мне приснился Джек — я бы, наверное, удивилась, если бы увидела кого-нибудь другого — ведь именно он занимал мои мысли все последние часы. Мы лежали на песке у костра напротив друг друга и беседовали. Болтали обо всем — Джек рассказывал, как он попал в рабство, и как ему удалось сбежать, как он заключил договор с Дейви Джонсом и стал капитаном "Жемчужины" и о своих приключениях в те годы, когда он пытался её вернуть. Он казался таким спокойным, умиротворенным — я не помнила, чтобы хоть раз видела его таким — разве что тогда, ночью, на палубе "Жемчужины". Лицо его словно излучало какое-то внутреннее сияние — не радости, а, скорее покоя. И я почему-то плакала, глядя ему в глаза...и проснулась, ещё ощущая эти слезы на щеках. В груди тоскливо ныло, щемило что-то...до чего дурацкий сон приснился, не к добру...неужели Джека уже нет в живых? И при этой мысли мне показалось, что на весь мир вдруг набросили черное покрывало.

В общем-то, это было верно — вокруг была кромешная тьма. Только впереди сквозь сплетения ветвей кое-где мерцали яркие проблески — огни стойбища. Мне стало страшно, когда я поняла, как близко на самом деле от него нахожусь.

— Предаваться горю нельзя... — пробормотала я и сама поразилась, как неуверенно и жалко прозвучал мой голос во мраке.

Теперь, когда стемнело, было гораздо труднее не отступиться от принятого решения. Мысль о том, что надо раздеться, здесь, в темном лесу, лишала меня остатков мужества. Быстро, чтобы оно не изменило мне, я стащила с себя одежду, оставив лишь топ, который носила под рубашкой — единственное напоминание о цивилизованном мире — медальон и кроссовки на ногах. Рубашку, жилет, штаны и шляпу я связала в один узел со шпагами, пистолет сунула туда же. Перехватила всё это добро перевязью, а кинжал...его придется взять в зубы, потому что руки будут заняты свертком. В памяти всплыл насмешливый голос Джека: "Ты можешь носить шпагу в зубах, как при абордаже — тогда никакая Ост-Индская торговая компания не посмеет приблизиться к нам даже на расстояние выстрела...".

Я поёжилась. Было тепло, но очень непривычно ощущать джунгли всей кожей. Непривычно и некомфортно. Особенно некомфортно было без штанов. И как это индейцы по джунглям голыми ходят? Кошмар какой-то...

Осторожно ступая, я приблизилась к тихо журчащему ручью, села и бесшумно спустила ноги в воду. Слава богу, неглубоко! И дно, кажется, глинистое. Кстати, о глине...

Я посмотрела на свои руки, грудь, живот, отсвечивающие молочно-белым в полумраке. Руки загорели, но только до локтей, лицо, наверное, тоже — я уже не помнила, когда в последний раз смотрела на себя в зеркало. Не раздумывая, я зачерпнула глины со дна и начала обмазываться ею с ног до головы. От холодных прикосновений бросало в дрожь, но зато теперь заметить меня гораздо сложнее. Вот только со спиной проблемы...

— Потрите спинку, что вам стоит, — прошептала я, стискивая зубы, чтобы не стучали. Постаралась думать о чем-нибудь отвлеченном — вот, например, в фильме "Коммандос" как Шварцнеггер наносил камуфлирующую краску себе на спину? Или он только перед размалевал?

От сравнения себя со Шварцнеггером мне стало так смешно, что я даже на секунду позабыла о том, что меня ждет. Однако спину как-то закрасить всё-таки надо. Подумав, я наощупь начерпала глины и разложила её на берегу, потом упала на неё и начала кататься. Ну, будем надеяться, что достаточно. Вообще до сих пор мне удивительно везло — может, так будет идти и дальше? Хотя удача — штука капризная...

Спускаясь в воду и подхватывая сверток с одеждой и оружием, я старалась не думать о том, что могла и опоздать...

К счастью, ручей действительно оказался неглубоким — вода доходила мне до бедер, так что плыть не пришлось. Правда, на дне было полно всяких веток, коряг и прочей дряни — я старалась ступать осторожно, чтобы не прорвать кроссовки и, по возможности, не плескать. Сверток в руках мешал держать равновесие, так что всё это напоминало какой-то аттракцион — типа пронести на голове стакан воды и не пролить его.

Огни стойбища приближались — я уже различала отдельные голоса в общем шуме. По бегам ручья росла высокая, в рост человека, трава — она надежно скрывала меня. Тем не менее я невольно втягивала голову в плечи, когда какой-нибудь индеец заговаривал совсем близко. Сверху на воду периодически падали яркие отблески — кто-то ходил по берегу с факелами. Я напряженно вслушивалась, надеясь, что мои друзья подадут голос, но всё было напрасно — лишь иногда раздавались гортанные возгласы индейцев, шорох листьев и веток, писк ребенка — обычные звуки, какие услышишь и в наших поселениях.

Я остановилась в нерешительности. Что теперь? Придется всё-таки вылезти на берег и посмотреть, что там, на слух ничего не понятно. Дождавшись, чтобы голоса немного отдалились от ручья, я осторожно положила свою ношу в траву и, подтянувшись на руках, сантиметр за сантиметром вытащила ноги из воды. Послышался слабый плеск, и у меня ёкнуло сердце. Но вроде бы всё обошлось. Надо быть осторожнее, слух у индейцев, наверняка, не хуже, чем у кошек! Посидев с минуту, я начала потихоньку передвигаться вперед, где ползком, где на карачках. Трава шевелилась, выдавая моё присутствие, и я молилась, чтобы в темноте это не было замечено.

Наконец сквозь заросли мне в глаза ударил яркий свет костра. Я проползла ещё чуть-чуть вперед, и, протянув руку, слегка раздвинула траву, чтобы лучше видеть.

Картина, которая предстала передо мной, врезалась мне в память так четко, что и сейчас, стоит прикрыть глаза, я вижу её, как наяву.

Посреди большой ровной поляны жарко горел костер. Вокруг него сидели индейцы — человек десять-пятнадцать. В основном это были женщины и подростки; одна женщина держала на руках ребенка. Их кожа в свете костра имела причудливый медный оттенок, черные волосы сверкали, точно лакированные. Все они были обнажены, лишь на поясе носили что-то типа повязки из непонятного темного материала. Они смеялись и болтали между собой, вокруг них в изобилии лежали разнообразные фрукты, которыми они с аппетитом ужинали. Одним словом, зрелище было самое мирное. Когда я смогла наконец оторвать от него глаза — в особенности от фруктов — то заметила в глубине поляны несколько хижин, наподобие тех, что я уже видела на берегу — они были покрыты пальмовыми листьями.

Однако где же мои друзья? Неужто их съели первыми, а фрукты подали на десерт?

И в этот момент я увидела их! Сначала я заметила Элизабет — она сидела в стороне от костра и что-то толкла в некоем подобии грубой миски. Волосы, спутанные и грязные, падали ей на лицо, поэтому я не сразу узнала её — только по лохмотьям рубашки. Секунду спустя зашуршала трава и я в изумлении увидела Уилла — он прошел всего в нескольких шагах от меня, в руках у него было что-то типа ведра, искусно свернутого из листа пальмы. У костра стояла большая колода, выдолбленная, судя по всему, из целого ствола — Уилл вылил туда воду из своего импровизированного сосуда и отправился в обратный путь.

И никаких клеток из обглоданных человеческих костей, никаких вертелов — мои друзья даже не были связаны. Индейцы просто превратили их в своих рабов.

Однако где же Джек? В том состоянии, в котором я его оставила, он-то как раз и годился разве что в котел...Тем временем Уилл опять прошел мимо меня и исчез из виду. Так он, наверняка, таскает воду из реки! Сейчас мы его перехватим.

Я как можно быстрее проползла по уже примятой траве к берегу и, затаив дыхание, скользнула в воду. Чуть дальше из темноты донесся плеск. Я поспешно направилась туда, хватаясь за траву, чтобы не упасть.

От костра доносился смех и возгласы.

— Уилл! — прошипела я на пределе слышимости, — ты здесь?

Плеск прекратился.

— Ксю, это ты? — шепотом отозвался Уилл, — глазам своим не верю!

— То есть ушам? — я двинулась на голос и почти сразу наткнулась на Уилла. Он нащупал мою руку и крепко сжал. Я видела только смутные контуры его фигуры во мраке.

— Как у тебя хватило смелости сюда пробраться?

— Об этом потом. Где Джек?

— В хижине, на той стороне поляны. Лежит пластом, но индейцы его не трогают. Пока, по крайней мере.

— Они его не били?

— Нет, что ты! Но как только они нас схватили и поволокли, Джек почти сразу потерял сознание. Я не успел даже шпагу вытащить, с такой скоростью они на нас напали. И главное — молча, точно призраки...тебе крупно повезло, что ты отошла от костра!

— Ты так думаешь? Ладно...ты можешь пробраться к нему?

— К Джеку? Думаю, да — вчера ночью нас всех вместе держали в одной хижине, думаю, и сегодня будет так же.

— Тогда передай ему вот это, — я нащупала шнурок, на котором висел медальон, и перерезала его кинжалом. Вложила медальон в ладонь Тернера, который всё ещё не отпускал моей руки.

— Что это?

— Черная метка, блин! — к своему удивлению, я ещё была способна шутить, — надень этот медальон ему на шею, только обязательно, слышишь, Уилл?

— Слышу. Но что это даст?

— Ему станет легче. И быть может, он придумает, как вам сбежать отсюда. Кстати — те пираты, которых захватили раньше нас — они с вами?

— В соседней хижине. А сейчас их угнали за дровами.

— Постарайся поговорить с ними. И вот ещё что, Уилл...

— Тише! — я почувствовала, что он пригнулся к самой земле, и тоже инстинктивно сжалась в комок.

Где-то вдалеке, в джунглях, послышались голоса. Они быстро приближались.

— Быстрее, Ксю — что?

— Я принесла ваши шпаги и пистолет Джека — спрячу их под берегом, на этом самом месте.

— Нет, здесь нельзя! Они ходят сюда за водой.

— Хорошо, тогда в трех метрах дальше по берегу. И возьми вот это, на всякий случай, — и я, не раздумывая, всунула ему в руку свой кинжал. Послышалось шуршание — Уилл спрятал оружие под рубашкой. Потом он ещё раз крепко стиснул мою руку, быстро зачерпнул воды своим ведром и выпрямился.

— Я постараюсь снова придти сюда, — прошептала я, — а пока буду здесь, неподалеку. Прорвемся, Уилл!

— Теперь я в это верю! Спасибо тебе! — и Тернер в два шага поднялся по берегу со своей ношей.

Я вернулась к тому месту, где оставила сверток, быстро отвязала от него свою одежду, а шпаги и пистолет закопала поглубже в траву. Медальона больше не было и плечи с каждой секундой ныли всё сильнее. Прижимая к себе одежду, я двинулась в обратный путь. Как же мне не хотелось уходить от, пусть и слабого, света костра в темноту джунглей!

Однако, когда я вернулась на то место, где был мой временный лагерь (я узнала его на ощупь по разрытому берегу и примятой траве), то обнаружила, что здесь не так уж и темно. Слабый, голубоватый свет струился с дерева, под которым я спала. И в кустах неподалеку тоже поблескивало что-то яркое. Охваченная любопытством, я даже забыла о боли в плечах и, быстро натянув штаны (без них всё-таки было слишком непривычно), подошла к кустам.

Удивительная вещь! На нижних ветках сидели две...больше всего эти существа напоминали личинок с палец величиной. На голове у каждой было два пятнышка, испускавшие такой яркий свет, что ему позавидовала бы светодиодная лампочка*. В европейских лесах ночью мне, конечно, доводилось видеть светящиеся гнилушки и прочее, но чтобы живое существо испускало такой свет, что при нем можно было читать! В жизни не видела ничего подобного. Я с замиранием сердца смотрела на это чудо, пока мне не пришло в голову, что его можно использовать и в практических целях. Я аккуратно обломила ветку, на которой сидели личинки — брать их в руки как-то не хотелось — и перенесла её по "своё" дерево.

Оглядевшись, я, к своему изумлению, увидела, что сквозь листву повсюду просвечивают голубоватые пятнышки. Можно было бы насобирать целую кучу личинок, но я не рискнула так себя афишировать. Хотя соблазн был очень велик...

— Свет да одолеет мрак! — прошептала я и улыбнулась. Пока всё шло не так уж и плохо. Джек жив и скоро будет на ногах. Уилл и Элизабет тоже в порядке. Без медальона, конечно, мне придется туго — но что делать! Джеку он явно нужнее. А пока займемся насущными проблемами.

При свете, испускаемом личинками, я сняла линзы и положила их в контейнер со свежим раствором. Пора, в конце концов, дать глазам хорошенько отдохнуть. За всё то время, что мы провели на острове — по моим подсчетам, уже около недели — я снимала линзы самое большое минут на пятнадцать-двадцать пару раз в день. Спала-то я в них стабильно, сдвигая их со зрачка на склеру, чтобы не так пересыхала роговица. Теперь, разнообразия ради, посплю без них.

Без линз, конечно, было очень неприятно — мир, и без того темный, совершенно потерял всякие очертания, расплылся, превратившись в сплетение черных пятен и полос и цепочек огоньков разной яркости. Но я, собственно, и не собиралась на него смотреть. К тому же я открыла ещё одну полезную вещь — глина вперемешку с илом, которой я так щедро обмазалась, неплохо защищала от укусов комаров, которые с наступлением ночи нисколько не умерили своей активности. Поэтому отмываться я не стала, а накинула рубашку прямо так и, укрывшись жилетом, устроилась на своей травяной подстилке. Глаза блаженствовали, а я продолжала строить планы освобождения Джека, Уилла и Лиз, стараясь не обращать внимания на тупую боль в плечевых суставах — я уже знала, что теперь она меня долго не отпустит. Но я так же знала, что, быть может в этот самый миг Джек приходит в себя, с изумлением ощущая, что он снова здоров и силен, и боль больше не властна над ним. А раз так, то его деятельный ум сразу же примется выискивать способы освобождения из плена.

Хотя сделать это будет не так-то легко! Я прекрасно понимала, почему индейцы не утруждают себя тем, чтобы связывать пленников или ещё как-то ограничивать их передвижение. Куда здесь можно убежать? Остров не так велик, а в лесу один индеец стоит десятерых таких, как мы. В случае же поимки, пленника, без сомнений, ждет мучительная смерть...хотя бы в назидание другим. Я вспомнила тела пиратов, истыканные десятками стрел, и меня передернуло. Как по мишени в тире стреляли...

Правда, у берега стоит корабль, но даже если пираты успели закончить ремонт — что вряд ли — спустить его на воду дело явно не пяти минут. Это тебе не фильм, где "Жемчужина" снялась с прикола по легкому мановению руки Уилла и ещё шестерых человек...А индейцы явно не будут спокойно стоять и смотреть, как мы уходим.

Можно было бы попробовать уйти на шлюпке и добраться до соседнего острова, который я видела, когда обозревала окрестности. Вот только где они, шлюпки? Что-то не припомню, чтобы они были на корабле...может, пираты вытащили их на берег? Если корабль пострадал во время шторма, их могло снести или разбить в щепки. Тогда наше дело совсем плохо...

А может, связать плот? Глупости — без инструментов...не шпагой же деревья рубить. Можно было бы использовать наши мачете, но опять же — время, время...

А что если утащить каноэ у индейцев? Должны же у них быть каноэ!

А что, если...

Я и не заметила, как погрузилась в сон.

_______________________

*речь идет о личинках тропической бабочки Fulgora candelaria, семейства Lanternflies. Название бабочки происходит от имени римской богини молний, Фульгоры. Древние считали, что их личинки несут свет молний в своей голове, но на самом деле это просто своеобразный защитный механизм. Бабочки безобидны, питаются соком цветов и имеют очень яркую, зеленовато-желтую окраску крыльев.