| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Портки стягивай! Чай, думала, я не вижу, сколько в них железных фигулек?
— Не могу. Я тогда совсем без одежды останусь.
Паук заворчал что-то о неприличных людишках. Я молчала. Линда, воспользовавшись моментом, когда старик отвернулся, шмыгнула мне за спину.
— А давай вернемся? — испуганно зашептала ведьма. — Переоденемся дома, сережек серебряных побольше возьмем...
Хоть кого-то из нас двоих начала пугать собственная смелость. Наверное, ведьма все же оказалась умнее меня, потому как я возвращаться без Эдмонда была не намерена.
— Шоржи. Шоржи! — ворчал старик, разворачивая щуплое тельце на странных ногах-палках. И как он ими передвигал, не путаясь?
Шустрая крысиная мордочка высунулась из папоротника.
— Деда, звали?
При более внимательном рассмотрении мордашка крошечного паучка оказалась не крысиной, а просто чуть выдающейся вперед с пышными торчащими во все стороны кошачьими усами.
Шоржи расправил лацканы изумрудного пиджачка и жутко оскалился, глядя на меня с Линдой. Похоже, это должно было означать улыбку.
— Где тебя, бездарь, только носит? Не дозовешься, — пробубнил старик, на что усы малыша обиженно опустились, а оскал стал чуть менее жутким.
— Отведи гостей Светлейшего Дартирона к моей седьмой снохе, Шелковичихе, пусть подберет наряды для авудиенций.
Паучок прищурился и скользнул взглядом по мне.
— Так ведь железо, деда!
— Сам вижу, — прошамкал старик, — отведи, говорю, своими вещами в железных фитюльках и расплатятся. Шелковичиха, помнится, не знала, чем троллей отогнать от можжевеловой томатни, вот развесит эти бирюльки на шестах, и будет ей охрана получше всяких заклинаний.
Шоржи наградил меня еще одним полным неприкрытого скепсиса взглядом.
— Ладно, пойдем.
Проводили нас совсем недалеко.
Мы прошли вдоль стены, где трава была едва примята случайными прохожими. Рассматривать что-то на ходу оказалось сложной задачей. Шоржи был на удивление прытким, приходилось почти бежать за ним. За деревьями слышались голоса и чудесная музыка. Кто-то пел нежным, переливистым, как трель соловья, голоском, совсем рядом странные существа бодро цокали копытцами в танце.
Я помнила это место пустынным, почти мертвым. Сейчас даже призрачные цветы светились ярче, а кувшинчики на корявых деревьях покачивались в ритме мелодии, как живые. Порхали над бодрыми башенками наперстянки полупрозрачные бабочки, шуршал папоротник, где-то рядом стрекотал сверчок.
Мы дошли до трухлявого пня с огромной дырой посередине.
— Вам внутрь, — порадовал новостью паучок.
При ближайшем рассмотрении ступени вниз действительно нашлись, причем каменные, добротные. Вот только темно там было.
— Давайте, леди! — и Шоржи сноровисто юркнул в дыру.
— А знаешь, Элен... ты иди, а я тут подежурю.
Помощи не дождешься, с досадой подумалось мне. Хотя о чем это я? Линда же ведьма — спасибо и за то, что в холм меня провела.
Я, вздохнув, последовала за провожатым.
Темно оказалось только вначале. Корни пня, как невпопад завитые волосы, сплетались и свисали с низкого потолка. На них, как и на вервях деревьев, росли прозрачные кувшины с ароматным светящимся соком. От сладкого, манящего запаха вспомнилось, что ужинала я очень давно.
Чем глубже я спускалась, тем более склизкими мне казались ступени, а в самом низу они как будто были даже покрыты инеем. Белым был пол, низенькую арку входа также серебрила снежная белизна.
Я дотронулась пальцем до блестящей сены, и, вопреки всему, она оказалась теплой, действительно теплой. Присмотревшись, я различила множество переплетенных нитей. Это все-таки был не мороз. Заглянув в открывшийся передо мной проход, я обомлела.
Белый цвет пек глаза — настолько ярким и чистым казался. В большом, увитом белой узорной паутиной помещении не было ни единого темного пятнышка. Узором ложился толстый ковер и тонким кружевом поднимались по стенам снежно-белые портьеры.
— Леди! Я не могу ждать вас весь день!
Недовольный паучок нетерпеливо бил лапкой по мягкому полу и шевелил кошачьими усиками.
— Да, простите, пожалуйста. Такое необычное зрелище. Я просто не ожидала, что тут окажется так бесподобно красиво!
Послышался лающий звук, Шоржи едва успел отскочить с дороги, когда в противоположной от входа арке показалось необъемное складчатое тело с пухлощекой головой и одной-единственной рукой, торчащей невпопад там, где у нормальных людей руки не растут совсем. Разве что образно.
Лицо, впрочем, оказалось вполне человеческим и, кажется, даже радушным.
— Как приятно, когда твои труды ценят по достоинству. У меня так редко бывают гости.
— Добрый день. То есть... доброй ночи. Это все сделали вы одна?
Лающий звук повторился, Шелковичиха смеялась.
— Да, деточка. Чем же еще заниматься скромной королевской швее, когда нет достойной работы?
Вопрос спорный.
— Это бесподобно.
Напоминавшая скорее гусеницу женщина гордо кивнула.
— Видела бы ты, что я творю с нарядами.
— Тетушка, — пискнул притихший Шоржи. — Деда ее сюда за нарядом-то и прислал. Чтоб вы гостье платье подобрали. Негоже являться к пресветлому королю в одеже, железа полной.
— Так что ж ты молчал, негодник? А ты ступай за мной, деточка, — махнула фейри единственной рукой. — Да иди, не бойся, я людей, почитай, не ем.
Просто прекрасно — мне прямо сразу стало спокойнее!
Мы прошли несколько комнат, похожих одна на другую, кое-где из стен выступали плетеные белые ширмы и свисали с потолка длинные продолговатые коконы, светящиеся изнутри ровным белым светом. Несмотря на окружающую красоту, с каждым шагом мне становилось все больше не по себе.
Первая мысль была почему-то о том, что я могу больше никогда не увидеть Дориана. Она пришла раньше тех, в которых фигурировала мучительная смерть в роли примотанного к стене кокона, и показалась невыносимой.
Я точно свихнулась.
К счастью, терзаться сомнениями слишком долго не пришлось. Мы вошли в очередную белоснежную комнату, только побольше предыдущих. На болванках у входа висели разноцветные шляпки, украшенные перьями и крыльями, а одна даже лапками птиц. Дальше висели платья.
Невероятные расцветки от перламутрово-радужной парчи до тончайшего лазурного шелка. Невесомая паутина-ткань колыхалась от одного моего дыхания. Я провела по ближайшему наряду рукой, наслаждаясь прикосновением, как изысканным напитком.
— Божественно, — заставила себя подобрать слова. Яркость и пестрота сочетались в самых невероятных пропорциях и видах. Одно платье демонстрировало плечи и живот. Другое призвано было скрывать даже голову и кисти рук.
— Это настоящие произведения искусства.
Шелковичиха противно забулькала. Переборов первый страх, я поняла, что это смех — такой же, как лай, что я уже слышала, только глубже. Она выдернула с хвоста своего грузного тела тончайшую нить и поднесла к моей талии.
— Только твоих размеров у меня немного, деточка. Я все больше платья на заказ готовлю, а так, чтоб только две руки и две ноги...
Она пробубнила что-то про себя и скрылась среди обряженных в невероятные наряды манекенов. До меня только и доносились обрывки слов.
— Где-то же оно было... нет, и не тот цвет, и рукава... длина не та, да и...
Наконец она появилась передо мной с сильно раскрасневшимся лицом и небольшим темно-зеленым свертком в руках.
— Извини, милая, наверное, тебе только это и подойдет. Много лет лежало, думала, и не пригодится совсем.
Она развернула платье, и ткань разгладилась на глазах. По темному шелку шел тончайший, более насыщенный зеленый узор. Кружева в виде листьев украшали ворот и окантовку широких рукавов, переходя от изумрудного до солнечно-золотого. Золотые же вставки в прорезях рукавов и вдоль юбки, легкие и прозрачные, на ощупь казались тоньше пуха. Платье на мой вкус было слишком уж откровенным, но, с другой стороны, не нарушало человеческих норм приличий.
— Оно, конечно, простовато... — потупилась женщина-гусеница.
— Нет-нет. Оно замечательное. То, что нужно. Спасибо большое!
Мне очень не хотелось обижать отнесшуюся ко мне с такой заботой фейри, и в порыве показать это я дотронулась до ее руки. Моя ошибка. Шелковичиха тут же отпрянула, воззрившись на меня испуганными глазами. Платье, оброненное единственной рукой странной женщины, волной осело на пол.
Я тут же подняла его, стремясь хоть как-то сгладить оплошность, и отступила на пару шагов.
— Простите.
Женщина сдавлено улыбнулась и грустно покачала головой.
— Не подавай никому здесь руки, деточка, не благодари — это оскорбительно. И имени своего настоящего не называй. Хотя чую, все эти предосторожности не спасут тебя.
С этими словами она выползла из комнаты. Что ж, буду изо всех сил надеяться, что здешние обитатели не страшнее вампиров. Поворачивать назад и так уже слишком поздно.
Платье действительно оказалось впору. Оставлять джинсы взамен такого наряда было совсем не жаль, а вот кроссовки...
Их тоже пришлось снять — с платьем, понятное дело, они не смотрелись. Во владениях Этейюнилире многие фейри были босы. Думаю, нижний мир не исключение и король не сильно оскорбится, если я явлюсь в таком виде. Главное ноги не изранить.
Я откинула назад волосы и покрутилась перед зеркалом, улыбнувшись своему отражению.
Однорукая фейри ловко перехватила пару прядей моих волос, вкрутив в них несколько золотистых узелков, распустившихся в небольшие бузинные листья.
— Хороша, — заключила Шелковичиха. Шоржи, тайком заглянувший в дверь, застыл на пороге.
Надо попросить его нас проводить. Его я уже знаю: есть надежда, что не заведет куда не надо.
— Уж думала, и не придется ему на ком-то достойном красоваться. Я ведь его тоже для человечки шила.
— Тут часто бывают простые люди? — осторожно поинтересовалась я, раздумывая, как бы половчее узнать у нее про Эдмонда.
— Бывают, — вздохнула Шелковичиха. — Приводят иногда заблудших. А это платье я для особенной девушки шила, по вашей же моде, кстати. Один из рыцарей Светлейшего Дартирона привел, но не приглянулась она нашему правителю, не позволил ей остаться, хоть девочка и просилась.
И, обернувшись к паучку, фейри-гусеница поманила его тонким пальчиком.
— Отведи-ка наших гостей к светлейшему королю. Пора ему и на эту мою работу полюбоваться. Да смотри, по мягкой траве веди: гостья к нашей земле не приучена, изранит ножки.
Паучок кивнул и поспешил к выходу. Я хотела поблагодарить портниху, но вовремя вспомнила ее предупреждения и просто еще раз похвалила увиденные наряды.
Линда при виде нас помахала, прощаясь, зеленокожему существу с сучковатыми, похожими на ветви руками. И, довольно улыбаясь, подпорхнула к нам.
— Ты была права. Эдмонд действительно здесь! — взгляд ее голубых глаз скользнул по моему новому наряду, и лицо ведьмы вытянулось.
— Что-то не так?
— Красивое, — надменно прокомментировала девушка. — Вот только цвет...
— Зеленый.
— Любимый цвет фейри, Элен! Не говори мне, что даже этого не знаешь! Будь внимательна: кому-нибудь из здешних подданных короля фей может прийти в голову идея оставить тебя себе. Опростоволосишься — вытаскивать тебя не стану. Имей в виду.
Все это было сказано, пока жадный взгляд ведьмы блуждал от кружева на лифе до изумрудно-золотистого подола платья.
Я даже улыбнулась столь явной демонстрации зависти. Не требовалось опускать ментальный щит, чтобы понять ее чувства.
— Не думаю, что кто-то из них окажется хуже де Витта.
Ведьма фыркнула.
— Церемониться с тобой, как он, тут уж точно никто не станет.
Настроение ее было заметно испорчено. Расспрашивать об Эдмонде я не стала: если посчитает нужным — расскажет сама.
Шоржи вел нас по мягкой траве, стараясь избегать дорожек, острая кладка которых больно врезалась в ступни. Пересекая их, я изо всех сил пыталась не морщиться и не сбавлять шаг.
Жители холма оказались значительно интереснее тех, что я видела в верхнем доме фейри. Тут почти не было маленьких крылатых феечек, но чаще встречались зеленокожие девушки с прозрачными стрекозиными крыльями и огромное множество совершенно невероятных существ с рогами вместо рук, клешнями вместо голов и хвостами там, где должны были быть ноги.
Вопреки увещеваниям Линды, никто не показался мне отвратительным. Существа, бесспорно, выглядели необычно и интересно, но чувства брезгливости в большинстве своем не вызывали.
Только раз мне действительно стало жутко. Когда мы проходили мимо одного из столов, к нам повернул голову фейри с бараньими рогами. Кровь, размазанная по его острозубой морде, вызвала в душе почти священный ужас.
И, конечно, многие провожали нас заинтересованными, жестокими, голодными, а иногда даже откровенно кровожадными взглядами. Там, где мы проходили, замолкали беседы, затихала музыка. Несколько фейри пристроились позади, и хвост из любопытных становился все длиннее.
Жители холма бросали напитки, еду, танцы и присоединялись к нашей молчаливой процессии.
Линда нервно оглядывалась, да и вообще по всем признакам начинала паниковать. Шоржи же, преисполнившись важности своей миссии, шествовал все вальяжнее. Кошачьи усы смешно топорщились от его напыщенного вида.
Сатир с обломанным рогом, игравший на флейте, бросил танцующих и, поклонившись нам, пристроился рядом с Шоржи, заиграв совсем другую, отнюдь не танцевальную мелодию.
Флейта пела о гордом величии и будто вливалась в ритм шагов образовавшейся процессии. Шумела, как водопад, переливалась, как бойкий ключик, шуршала опавшей листвой и свистела запутавшимся в ветвях ветром.
Так мы вышли к поляне, где танцующие пары расступились, пропуская нас вперед. В отдалении виднелось возвышение. Со всех сторон его обступили фейри в светлых одеждах.
Маленькая женщина с ежиными колючками вместо волос и лошадиным хвостом вынырнула из толпы, подмигнула мне алым глазом и, закружившись, скрылась среди более рослых танцоров. Размышлять долго, что именно меня насторожило в ее поведении, не пришлось. Правую ногу пронзила резкая боль. Я даже с шага сбилась и стала двигаться медленнее, изо всех сил стараясь не хромать. Останавливаться сейчас было нельзя. Возможно позже, когда станет чуть меньше зрителей. Я потянулась к источнику внутри, призвала воду. Охладила рану, остановила кровь. Иголка вошла глубоко в ногу, отзываясь на каждый шаг острой болью. Я чувствовала, только не об этом сейчас надо было думать. Пробежалась взглядом по толпе. Только фейри, ни одного человека.
Линда тронула меня за плечо, кивнув в сторону каменного трона. Ошибки быть не могло. У самых ступеней, облокотившись на руку, полусидел Эдмонд.
Одет он был странно: тренировочный костюм сверху украшали повязанные яркие ленты. К голове грубой веревкой был примотан олений рог, на котором зачем-то красовался букет подвявшей наперстянки. Напомаженные щеки алели, подчеркивая насыщенный темный оттенок ядовитых цветов. Эта же веревка связывала его шею, и другой конец ее уходил куда-то в толпу. Выглядел младший Уорд сонным или, скорее, каким-то одурманенным. Мы подошли уже достаточно близко, чтобы я могла рассмотреть вертикальные порезы на обеих его щеках — то, что издали я приняла за краску. Покрасневшие и опухшие, они смотрелись жутко. По лбу мужчины ползала жирная зеленая муха, а он даже не замечал ее. Мое сердце сжалось от негодования, когда насекомое, спустившись с виска, уселось прямо на рану.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
