Сложив аккуратно лист, и попутно оглядывая его — нет ли тайных пометок, я про себя ругался, на чём корни растут. Если строки просто смыло, или заляпало грязью или кровью — их можно ухитриться прочесть. Но невозможно увидеть то, чего уже вовсе нет.
Определённо — Натан Дювьель. Слишком многое объединяет его с историей, происходящей сейчас. Его могила в церкви, которая словно взорвана изнутри. И по времени это идёт, похоже, вместе с началом всякой смуты здесь. Примерно с середины лета.
Его внешнее сходство с Даниилом и приписываемые ночному злодеяния, которые, как я чувствую, он не совершал. И боязнь священников записывать откровения Натана — вещь редкая, и заслуживающая пристального внимания. Такое случалось считанные разы — и всегда было связано с чем-то по-настоящему важным не только для людей, но и даже для нас. Вот бы найти протокол! Хотя бы то, что ещё осталось записанным. Это бы многое упростило — да где его искать? Разве что в гипотетическом тайнике, куда монахи унесли самое ценное? Вполне может быть...
Откинувшись на стуле, я потёр глаза. За окном медленно, но верно погода налаживалась на более ясную и приятную. Для меня.
Отложив прочитанное, я вернул стопку книг и листов вместе с коробкой библиотекарю. После, со сложенным из трёх пальцев знаком отвода глаз, вышел из зала. Прижимаясь к стенкам, ещё пустого коридора, поспешил к залу естественных наук.
Такой же, только более светлый, как исторический, с жёлто-красными витражами, он выглядел словно чуть веселее. Три студента усердно штудировали анатомический атлас, что-то шепча, и попеременно тыкая в жутковатые иллюстрации сухими перьями, явно зазубривая латинские названия мельчайших нервов и сосудов. Пройдя мимо них и миновав подозрительно глядящего на ни с того ни с сего вдруг скрипнувшую дверь сухопарого тёмноглазого библиотекаря, я метнулся в узкий лабиринт высоких шкафов, загромождённый всевозможными интеллектуальными сокровищами.
Пройдя мимо основ химии я, со вздохом облегчения вжавшись в угол, припал к простенькой, в картонной плотной обложке, ещё новенькой книге. Надпись на титульном листе гласила, что в руках у меня "Химия в обыденной жизни. Двенадцать популярных лекций профессора Кенигсбергского университета Лассар-Кона."
Пролистнув несколько лекций, остановился на шестой — пробежав пару листов глазами, я в полной мере освежил память относительно того, как приготовляется "гремучая желатина". Подумав немного, решил в целях сведения риска к минимуму добыть целлюлозу на текстильной фабрике. Азотную и серную кислоту в изобилии можно найти в гравировальном отделе, а нитроглицерин почти на виду лежит для отправки работающим поблизости на шахтах добытчикам руды, даже не переведённым в состояние динамита. По крайней мере, обычно так и делают.
Ладно, если что — можно в городе скоропалительно что-нибудь найти. И, что примечательно, ни следа от самого взрывчатого вещества не остаётся. Поставив книгу обратно, я так же незамеченным выскользнул в переходы, прокрался, прижимаясь к стене коридора, в исторический зал, и только тут передохнул. На время вернув библиотекарю оставшуюся стопку, я, накинув поверх светлого жилета коричневый дорожный плащ, направился обедать.
Вечером на это не будет времени, а сейчас самое-то — и солнце выглянуло, уже скоро час, как припекает. Ещё не жарко, и студенты через минут сорок покинут аудитории и ринутся набивать желудки. Пара фраз, выловленная из беседы двух людей перед выходом из здания библиотеки подсказала, где искать наилучшего обеда.
Погода снаружи оправдала ожидания. В самом деле тучи, закрывавшие небо почти полтора дня, полностью разошлись — и теперь только раздутые белые облака напоминали о ненастье. Брусчатка ещё темнела в тени деревьев и около фундаментов домов, сохраняя остатки луж и влажность. Переждав непогоду, птицы наводнили город — слышался отовсюду треск воробьиных свар и голубиное монотонное курлыканье.
Солнце... прижмурясь, я запрокинул лицо вверх — глаза, утомлённые быстрым чтением бумаг и путаных заметок, пронизали лучи. Данни, скорее всего, уже медленно звереет от скуки — ещё бы, в такой день стоять на привязи.
Чуть помахивая портфелем, словно студент — меня вполне можно было за него принять по возрасту и недорогой одежде, я направился в сторону кафе.
Хотя, если разобраться, это был самый настоящий буфет для вылетающих шумными голодными стайками студентов. Но сейчас занятия либо уже кончились, либо ещё идут — и там должно быть относительно тихо.
Сапоги мягко ступали по вытертой в некоторых местах до небольших ямок старинной мостовой — камни слежались в одну серую щербатую шкуру, словно весь холм — тело уснувшего в давние времена дракона, и все мы ходим по его спине, стирая чешую. Проснётся ли он, когда чешуя исчезнет, и мы коснёмся его плоти?.. Под ногами шмыгнула трясогузка с бело-серым опереньем, за спиной шушукалась парочка студенток — радикально настроенных и весьма рвущихся проявлять независимость и свободомыслие... Однако, как меняются времена! Раньше на территории университета из дам были только кухарки.
В небольшом скверике среди старинных дубов — гордости муниципалитета, и ровных липовых аллеек, стоял небольшой аккуратный домик в стиле романских строений. Крепенький, толстостенный и массивный. Над входом висел здоровенный фонарь, а стилизованная под Тёмные века вывеска изображала заложенную пером книгу. Кафе "Забытая книга". Любимейшее на всём холме место студиозусов.
За домиком, окружённая кустами давно отцветшей сирени и жасмина, располагалась площадка с деревянным полом — множество круглых простых столиков отделялись друг от друга кустами или декоративными решёточками. При желании, впрочем, их можно было перепрыгнуть — прямо на моих глазах один студент, размахивающий листом, с радостным воплем преодолел две преграды, присоединяясь к своим напряжённо жующим в ожидании вестей друзьям.
Официантов в чёрно-белом и слегка итальянской внешности не наблюдалось, зато между столиков бродил с огромным подносом высокий и довольно кряжистый мужчина с каштановой бородой. Студенты не смотрели, кто приносит им еду, а буйный их темперамент нужно было в определённых случаях обуздывать.
Усевшись на скамейку, я обнаружил положенную на соседний стул стопку смятых газет — пододвинув его поближе, бегло просмотрел заголовок на верхней. Да, с заданием стоило поспешить — Уатингтон не собирался переносить сроки запуска производства своей доли позже сентября.
Официант, грозно смерив взглядом обнимающихся и скачущих вокруг стола студентов, пошёл в мою сторону. Один из счастливых молодых людей держал в вытянутой руке вилку с картошинкой — интересно, на котором взмахе она улетит? И как далеко?
— Вам чего? — протянув уже изрядно затёртый листок меню, бородач внимательно оглядел меня. Хвост вызвал у него ухмылку.
— Бараньи котлеты с гарниром из картофеля, стакан томатного сока, ээ... вот... А, и одну порцию яблочного пирога, — с трудом разобрав затёртую до состояния жирноватого серого пятна надпись (очевидно, этот вид десерта заслуженно пользовался особой популярностью), я вернул меню бородачу. Сунув его в карман чистого, но зловеще пятнистого фартука, он скорым шагом удалился.
Через несколько минут — с подносом, на котором уместился весь заказ, официант вернулся — я только успел вчитаться в проповедь одного священника, он, как и ожидалось, призывал паству покаяться и признать грехи свои. А Фарр, как я тогда и предощутил, скончался. Ничего, естественно, не нашли. Вернее, никого.
— Ваш заказ, — всё так же любезно буркнул он, принимая у меня оплату и довольно щедрые чаевые. Даже они не согнали с его лица выражение, присущее пиратам, из-за мелкого препятствия вынужденным наблюдать, как соперники уводят добычу из-под носа.
Картофель был молодой, а не с прошлого года, бараньи котлеты на самом деле не так давно бегали по полям и блеяли, а томатный сок не содержал странных комковатых примесей и шкурок. Пирог просто пах — но так, что, пользуясь тишиной, недалеко от меня прыгал по доскам настила, явно прося подачки, пухлый желтоклювый воробьёныш. Увлёкшись обедом, я задумался, прикидывая, где можно найти нитроглицерин, не окажись его на заводе, и как его транспортировать.
— Ой, ты посмотри кто там сидит!!! Давай подойдём, поздороваемся!!! — звонкий детский голосок, мне незнакомый, прорезал сытое затишье этого места. И фраза, как я всей спиной почувствовал, была сказана про меня. Ну не Эдвард же это! Обернувшись, я увидел нечто в самом деле потрясающее. Губы сами собой поползли в улыбке — где моя холодность... Небо, да это ж просто шапито передвижной!!
На помост заходила троица примечательнейших существ. Одно из них оказалось мне знакомо, и даже очень. В центре шёл мрачноватый Даниил, в чёрном костюме и в экстравагантных солнечных очках с зелёными линзами. В мороке сорокалетнего травленого жизнью мужчины. Слова из легенд колыхнулись в сознании, и мне стоило труда отвести от него взгляд.
Идущий слева от него юноша в первую очередь отличался изысканной бледностью, анатомической худобой и чертами лица двуликих чистой крови. В светло-сером, под цвет выразительных глаз, новеньком костюме, с забранными в хвостик волосами, напоминающими шкуру молодого зимнего волка.
Справа от Навь, дёргая его за рукав засунутой в карман руки и подпрыгивая на каждом шагу, крутилось юное нечто. Или нечто юное — явно из нашей Ветви, непонятной половой принадлежности и, очевидно, уже надоевшее своим спутникам. В целом они смотрелись как убитый родственными узами дядюшка, его старший умученный братом племянник и ...и всецело довольный собой и жизнью маленький чёртик в ангельской шкурке. В глазах этого ребёнка светилось маниакальное торжество, когда он утянул всех за мой столик, не спросив, естественно, разрешения присоединиться. Пирог, которым я хотел завершить трапезу, тут же вместе с тарелкой переместился к нему в руки.
— Доброго дня, — с таким видом, словно это день Страшного суда из человеческой мифологии, поприветствовал меня Даниил. Он сел на газеты, поморщился, вытянул их из-под себя. — Что у нас новенького?
— Священники проповедуют, люди умирают.
— Аа... Ничего новенького. Ну да... — невидяще поглядев на страницы, он зачем-то передал их старшему "племяннику". Тот перекинул их украдкой на соседний столик.
— Не знал, что у тебя столько родни, — с ехидством протянул я, наблюдая, как чудовищный ребёнок отъедает добрую четверть моего пирога одним укусом. И руки не вымыл и даже не протёр салфеткой... Чтоб ему несварение заработать!
— Вот это? — Навь приподнял бровь в сторону маленького наглеца. — Ещё немного в таком же духе, и это уже будущая закуска. Вы с ней, в общем-то встречались. Правда, одежды на ней тогда наблюдалось гораздо меньше.
"Закуска" только хмыкнула, запивая моим томатным соком особенно большой кусок, и даже попыталась протолкнуть его подальше в глотку пальцем, чтобы побыстрее обрести право слова.
— Эй!... — я уже без стеснения отодвинул тарелку, когда она сломленной веточкой попыталась наколоть недоеденную котлету. — Сочувствую.
— Ты кушай, кушай, не стесняйся, — Навь с маниакальной ухмылкой погладил фэйри по голове. — От сладкого кровь становится такой... Мм...
— Что будете?
Юноша рядом с Навь вздрогнул и дёрнулся, когда неслышно подошедший официант возвестил о своём присутствии, протягивая ему замусоленный листок.
— А... Э-э...
Даниил перехватил меню у растерянного двуликого.
— Так... Яблочный пирог, однозначно. Восемь порций. Мы тебе компенсируем, — он мельком глянул на меня поверх очков. — Ещё котлеты, судя по тому, как ты их защищаешь, тоже заслуживают внимания. Две порции. Брайен, сардельки в соусе будешь?
— А... Да, — Брайен почему-то смущался всего и казался растерянным, словно приехал из глубинки в большой шумный город день или два назад.
— Ещё...м... Так, кофе здесь неважный, значит... Сок томатный — три штуки, чай — тот, что помягче и сахара побольше, и ещё яблочный сок — тоже три, порцию зелёного горошка, картошку и салат под номером четыре. Две штуки.
— Хорошо... — бородач с сомнением оглядел компанию довольно стройных, а местами и тощих субъектов и двинулся к домику, загибая пальцы, чтобы ничего не перепутать.
Я со вздохом отодвинул тарелку ещё дальше — пирог кончился, сок тоже, и прутик пытался проникнуть сквозь зубья вилки к картофелю.
— Огонёк!.. — прошипел Навь. На большее его уже, видимо, не хватало.
— А что, я буду ждать, пока вы с Юстином... Ой...! — фэйри, как маленький проговорившийся ребёнок, зажала рот обеими ладошками и испуганно уставилась на Даниила. Тот же, чуть отстранясь от стола, молча смотрел на неё поверх очков холодными немигающими глазами, словно ожидая дальнейших действий. Но немая сцена, похоже, стала ещё и неподвижной.
— Юстин? — я по-новому взглянул на смущающегося тощего юношу. Имя показалось удивительно знакомым. И довольно редким.
Потерянный волчонок, которого всё же забрал один из опекунов? Да... Не повезло мальчику, хотя, кто знает, может, со мной не повезло бы ещё больше.
— Да, — Навь перевёл взгляд на меня и фэйри, улучив момент, попыталась сползти под стол, но не успела. Ночной оказался быстрее и ухватил её за кончик торчащего из пепельных кудряшек уха. — Думаю глупо сейчас говорить, что тебе послышалось... Огонёк, сиди смирно, — столь же спокойным тоном обратился он к вертящейся фэйри, пытающейся если не освободиться из захвата, так хоть сделать его менее болезненным. — То, что мы не родственники, ты видел и так. Позволь представить тебе Юстина Соласа, — выпустив из пальцев алый, под мороком чуть обвисший кончик уха, Навь откинулся на спинку стула, глядя на Юстина с некоторой долей отеческой даже заботы. — А это — Габриэль Сен-Гильерн, виконт Л'Атонн, представитель Аэс Сидхе старшей крови, — с мелькнувшей на губах лёгкой улыбкой представил он меня.
— В общем, его лучше не есть... — доверительно шепнула совет двуликому фэйри, едва успев уклониться от повторного щипка за ухо.
— Надо же! — я улыбнулся покрасневшему отчего-то волчонку. — Не успей Даниил раньше, быть бы мне твоим опекуном. Апрелис, кажется, написал всем, кого знал. Видимо, он о тебе беспокоился.
Навь дёрнул уголком губ в скептической ухмылке, видимо, он был другого мнения на сей счёт. — А тебя-то как с Соласом познакомиться угораздило?
— Лет пять назад мы вместе путешествовали — оказалось по пути, а потом он, в своей манере, некоторое время крутился рядом, — я решил умолчать при и без того смущённом Юстине, что Апрелис занимал у меня хронически денег и избавлял, сам того не ведая, от нежеланных воздыхательниц.
— О, наконец-то еда! — всё время крутившая головой по сторонам Огонёк первая заметила приближение официанта. Зрелище было примечательное. На каждой ладони он нёс поднос, нагруженный снедью — казалось, попадись ему хоть малейшее препятствие, и вся эта посуда и её содержимое ароматной гремящей лавиной обрушится вниз. Интересно, как он их ставить будет?
— Пахнет изумительно, — несколько странно для человеческого глаза втягивая воздух волчонок прижмурился, когда поднос, сохраняя горизонтальное положение, ухнул с руки на стол. Ничего не пролилось, хотя колыхалось по краешкам. Второй поднос опустился перед Огоньком, как самой прожорливой в компании. Навь расплачивался с разносчиком, а она уже перетянула к себе три тарелки, и выбирала стакан побольше среди совершенно ровного ряда.
