Тайна деторождения: практика и теория

— А у нас новая клетка есть — моанитовая! — смело уточнил Года.

— Мы ее будем прикармливать, — пообещал господин Роберт, видно, имея в виду кулинарные таланты сына и свой в Бадуке ресторан.

— И чем именно? — сглотнул слюну отлученный с утра от стола папа.

— Чем именно? — прошелся по "фамильному" затылку отец Ника. — Соленый язык, грибочки по-тинаррски, куриный рулет с зеленью, сыр во фритюре, паштет из печени...

— А мороженое с черничным вареньем и мармеладом у вас есть? — пискнула с рук мамы Варвара, обтирающая платочком ее слезу (вот почему та молчит).

— Это — конечно, Варюша! Так, может сразу тогда к нам?

— А чего тянуть?

— Людвиг?! — заговорила.

— Гортензия? — с мольбой в глазах всем нашим скопом.

— О-ой, — растерялась та от поворота в сюжете. — Так а...

— Я замуж согласна!

— Уф-ф! — это мой жених отчего-то громко выдохнул.

— Так стоим-то мы тогда что?! — пристукнул своей тростью Года.

В общем, про меня с пустыми рюмками в итоге все позабыли. Почти все:

— Любимая? Как тебе "часть первая"? — со смехом протолкался ко мне сквозь толпу отбывающих в Бадук Ник.

— Как? — тоже выдохнула я. — Выпить... хочется. Давай с тобой?

— А, давай. Потом их нагоним, когда про нас вспомнят.

На этом "фольклорную часть" свадебного забега все посчитали закрытой. Оставив из нее лишь "самую пару крупиц" (это — мамины слова) без всяких отсылов к теме хозподворья (мое главное условие). А вот что касается остального...

— Вы не знаете, к чему снится, что тебя топят?

— Нет, Катаржина, дядя Дорн из Лучей, это не тот, который в детстве в молотилку упал, а... что ты, Агаточка, сказала?

— Доча, ты о чем? — взглянула на меня поверх очков мама.

— Ну-у, мне в последний месяц часто сон снится, будто Ник меня пытается утопить. Не по-настоящему, а в шутку. А до этого мы с ним обязательно силами меряемся.

— Силами?

— Ага.

— Та-ак, — и вовсе стянула мама свои линзы. — Давай, рассказывай всё.

Ну, я им и рассказала. Зато выводы получила совсем не те, что ждала:

— И не мог он тебя в Море радуг утащить, — мечтательно вздохнула моя тетка, а на мой немой вопрос снизошла. — Купаться, плескаться со своим возлюбленным в чистой, до того, как вы ее сами сбаламутили, воде, значит... о-о, погрузиться в пучину страсти. Это — хорошо, Агаточка. Это — очень хорошо.

— Ага? А вот...

— А меня вот, другое больше интересует, — вступила со своим анализом моя мама. — Обычно сон повторяется либо, как предвестник определенного события, либо в виде предупрежденья. То есть, знака. И в твоем случае, я думаю, имеет место второе.

— Ага? Это...

— В следующий раз надо слушать и глядеть по сторонам во сне внимательно. Где-то он обязательно должен быть.

— Кто? — открыли мы вместе с теткой рты.

— Твой знак. Где-то ты его, доча, просвистела.

— Ага... — а вот с управлением снами у меня всегда был напряг. И во время учебы и сейчас.

Да я вообще не про то хотела. Это — отступление. Есть у меня заботы и покруче иллюзорных волн. И основной из них была — Варя.

Сразу после возвращения из Джингара камушек ее трофейный с геройским папашей внутри был под подпись сдан в Прокурат и отчасти забыт. А какой смысл мусолить эту тему в семье, если она — жутко болезненная? Выводы сделаны, признания и откровения — произнесены. Остается лишь жить дальше, имея все вышесказанное в виду (раз в неделю личные занятия по управлению энергией у канцлера Исбурга). Но, это — одна часть забот. Второй неожиданно стало снятие над Варварой госнадзора. И вот тут мне открылась самая большая "неожиданность" — место повышения по службе рыцаря Ксении Штоль. Нет, не до этой "дальнозоркой" структуры, а гораздо ощутимее.

— И что теперь нам с Ником делать со всем этим — ума не приложу, — приложила я ладонь к пылающему вместе со щеками лбу.

Канцлер Исбург, сидящий в своем неизменном, весьма вышарканном мускулистой хозяйской спиной и задом кресле, скривился в пасмурное окно:

— Да, дело сложное.

— Но почему?

— Да потому что, Агата — межгосударственное. Мать Варвары — гражданка Бередни и осуждена была на ссылку в Грязные земли по решению их суда.

— Но, за убийство нашего гражданина, — прихлопнула я ладонь к столешнице. — Разве не так? Нет убиенного — нет состава преступления. К тому же, за убийство демона ни в одном государстве Алантара даже в каталажку не потащат, а, наоборот, руку пожмут. В худшем случае.

— "В худшем случае", — не отрываясь от голых деревьев за стеклом, повторил канцлер. — В худшем... Что Николас говорит?

— Николас? — вспомнила я и слова его, и сжатые кулаки, да и постеснялась повторять — бывший мой педагог, все ж. — Я боюсь, как бы мне накануне собственной свадьбы без жениха не остаться, — лишь выдохнула зло и ожесточенно заскребла ногтем чернильное пятнышко на красном сукне стола. Вот сколько лет стол этот помню, оно — всегда на месте. Тоже, видно... "традиция"...

— Да-а... — вздохнул тем временем ее ценитель и, вдруг, неожиданно выдал. — Агата, а ты прессу читаешь?

— Что? — удивленно сузила я глаза. — Не-ет... А зачем?

— В сегодняшнем "Куполградском фонаре" на второй странице статья интересная есть, — уткнув взгляд в тоже пятнышко, буркнул он. — Занимательная статья. Обязательно ее прочитай. А потом мы с тобой снова... увидимся. Когда у нас следующее занятие с Варварой?

— В следующую среду, — совсем опешила я. — Так, а...

— О, а я и забыл: ты ведь теперь здесь работаешь. Вот же... и самому в отставку пора. Значит, завтра и приходи, как прочитаешь. И скажи: как тебе в родном заведении?..

А как мне "в родном заведении"? Недурно. Если отбросить соседство по преподавательской с престарелой госпожой Лэшок (ехидство которой до сих пор — в цвету) и все перипетии с тоже бывшей моей "родной конторой". И вот уж мне этот канцлер Исбург, педагог-иносказатель! Это Нику хорошо такие намеки на обстоятельства с умным видом втирать. Он, в отличие от меня, прекрасно в столичной "мути" гребет. А вот я...

А я так и сидела сейчас с этой статьей, перегнутой пополам и отброшенной на самый край стола, в зале для кадетов таверны "Бесхвостый дракон". Вот эту "традицию" можно теперь и нарушить. Да только не тянет меня в соседнюю, "преподавательскую трапезальню". Здесь как-то уютнее, что ли: и стол родной, с теми же, семилетней давности, бороздами, и зал сейчас, в разгар утренних занятий, почти пуст.

— Доброго дня! — вот насчет "пустоты" я точно, съурочила:

— И тебе того ж. По старой памяти меня нашел? Я ведь...

— Угу, больше на меня не работаешь, — упал Глеб на противоположную скамью от стола. — А что, так просто нельзя? Может я соскучился?

— Ты?.. Тебе скучать некогда. Ты у нас — весь в политике, чтоб ее.

— У-ух, — демонстративно выдохнул некромант, повернув голову к моей свежей прессе, и удивленно хмыкнул. — Читала?

— Ага, — ткнула я вилкой в кусок мяса.

— И что?

— Да ничего. Не поняла там ничего.

— А что надо было там понять?

— Глеб, я в тебя сейчас этим куском вместе с вилкой запущу.

— Да ладно тебе, — на всякий случай откинулся назад некромант. — Лучше, давай: спрашивай меня.

— Спрашивать? — а что, в самом-то деле? Если он мне не объяснит, то кто тогда лучше?.. И спросила. — Вот скажи мне: какая связь между воссоединением алмазной корпорации "Грань" и снятием с Варвары госнадзора?

— "Какая связь"... — с расстановкой повторил за мной некромант и неожиданно хмыкнул. — Представь себе, Агата, не такая уж и длинная. Я сейчас расскажу, — и качнулся ко мне через стол. — В чем все дело... "Грань" эта, лет сто, как процветающая по всему нашему континенту, прошлым летом, вдруг, дала внутри себя трещину. И развалилась на две составляющие ее семьи. Тут же подоспели конкуренты, скупившие под эту ситуацию часть вполне перспективных в плане добычи алмазов шахт и, ей бы и вовсе сгинуть, если б не этот торжественный момент, как раз описанный в данной статье.

— Так она семейная получается? — брякнула я вилку обратно в тарелку.

— Угу. Еще какая.

— А почему тогда распалась?

— Видишь ли: одна из ее сторон, вдруг, перестала внушать доверие своим постоянным покупателям. Оскандалилась, попросту. А в деле, где часть договоров годами заключается под одно "честное слово", это — непростительный ляп.

— Глеб, я все равно ничего не поняла.

— Слушай дальше, — взмахнул он рукой. — Почти полгода ушло на восстановление доброго имени. Сколько алмазов ради этого продали по дешевке, я не знаю, но, наконец, свершилось и "Грань" воссоединилась под прежним общим клеймом. Аллилуйя!

— Не богохульствуй. И-и?

— И теперь — главное. Фамилия одной из сторон — Бенгальские. А другой — Сирок... Тебе она ни о ком не...

— Сирок? — выдохнула я. — Тысь моя майка. Ну так... а как же он?

— Не он, а его родной брат.

— Родной брат бывшего Верховного рыцаря Прокурата?

— Совершенно верно, Агата.

— Того, что в спешке ушел в отставку после инцидента с Велиаром?

— Угу. Но, это еще не все, — довольно откинулся на спинку скамьи Глеб. — Ты знаешь, как звучит девичья фамилия матери Ксении Штоль?

— Неужели? — выкатила я глаза.

Некромант скрестил на груди руки:

— Тоже Сирок. Она — их двоюродная сестра.

— Чтоб меня демони супрезел аних.

— Аних, аних, — зашёлся в смехе Глеб. — А теперь представь себе картину: дело инкуба Ясона всплывает на пересмотр, причем, межгосударственный. Вслед за ним непременно туда же — его бывший "мутный" покровитель. И всё вновь повторяется для только что, с таким трудом воссоединенного общего семейного "блага"... Ксения Штоль решает: давать ли ему ход?

— Ага, — почесав лоб, выдохнула я. — Она. В ее компетенции рассмотрение данного...вопроса... Да, тысь моя майка! Глеб!

— Что, ненавистница политики, преследуемая ей?

— А делать-то теперь нам...

— Сложно.

— Будто я сама то не знаю. И... — вдруг, дошло до меня. — Ник...

— Конечно, он — в курсе. И, видимо, "кипит"?

— Еще как "кипит". Боюсь, как бы "крышку"... не сорвало. Вот теперь, по-настоящему боюсь, — потрясенно глянула я на Глеба.

— Та-ак, — медленно поднялся тот из-за стола. — На какое число вам назначили оглашение вердикта?

— Что? — рассеянно прищурилась я. — А, на двадцатое марта. Через день после свадьбы.

— Понятно, — протянул некромант. — Я-то на нее...

— Тебя повторно пригласить? С поклонами?

— Не надо, — оскалился Глеб. — Открытки достаточно. И мой тебе совет.

— Как моего "дважды бывшего начальника"?

— Как "погруженного на дно политики некроманта". Забудь.

— Что?

— Пока забудь. И готовься к своей свадьбе. А я попробую... по своим каналам. И... ты сейчас никуда не спешишь?

— Тысь моя майка! — подорвалась я из-за стола, зашарив по карманам. — Мне ж Варю из гимназии через пять минут! У нее танцы вот-вот... О-о!

Глеб, глядя на меня, лишь кудрявой головой покачал...

"Забудь"... Забыть... Всю следующую неделю у меня этот процесс получался с трудом. Хотя некромантский совет слово в слово был повторен и канцлером Исбургом. А потом жизнь нас с Ником так закрутила, что...

— А как меня зовут?

— Ты меня пугаешь, любимая. Вставай.

— Тысь моя майка.

— Что?.. Платье? Туфли? Серьги?..

— Не-ет... Сегодня же...

— День нашей свадьбы. И мне уже пора. Осталось лишь последнее.

Вот ради этого "последнего" я окончательно все на свете забыла. Ради одного этого поцелуя. Утром, наспех, уже убегая, чтоб больше никогда в жизни не расстаться...

— Я тебя никому не отдам.

— Ух ты... Вообще-то, это — мой текст. Зато теперь я спокоен.

И ушел прямо в рассветную мартовскую муть.

Но, сам день нашей свадьбы выдался на удивление солнечным. И родственники мои, два дня, как оккупировавшие все этажи нашего родового гнезда, тоже лучились и переливались яркими тонами своих праздничных нарядов, но краше всех была Варвара, которая, кажется и спала всю ночь в обнимку с корзиной "цветочницы". Ей в пару был срочно выдвинут и "паж", серьезный Ников кадет, Игнат, прибывший сразу после казарменной побудки. И дети сейчас, едва познакомившись, путались у всех под ногами. Один — с подушечкой для обручальных колец. Другая — со своей, пока пустующей, корзинкой. Пока Софико не увлекла их в самый дальний уголок накормить (спасибо ей, а то я сама... н-да).

— Деточка, счастья тебе, — подхватила меня за длинный кружевной подол старушенция с красными намалеванными губами.

— Спасибо... мама, а кто это?

— Ой, я вас не успела познакомить. Это — твоя двоюродная бабка по отцу из Медянска, Доротея.

— А-а.

— Чтоб здоровья на много чад и в доме без чада, — подмахнул к нам крепыш с глазами, скошенными прямиком в курносый нос.

— И вам... спасибо.

— А это — твой дядя по моей линии, тот, который в детстве в молотилку упал. Он плохо слышит... Мы потом все вместе их с женихом поздравим!

— Мама! Я-то слышу хорошо.

— Ой, а ты пойди пока куда-нибудь, не провоцируй народ своим... с-своим...

— Мама!

— Я не буду, доча. Не буду...

— Тетя Катаржина, вам платочек принести?

— Ох, Варенька... Софико! А где те розы, что надо срочно на лепестки Вареньке порвать?

— Славек и Кети этим как раз занимаются!

— Агаточка, дай ленточку в волосах поправлю. И вообще, переплести бы их еще раз.

— Тетя Гортензия, кыш! Фу!

— Едут!.. Едут!!! — я еще удивиться успела, до того, как сердце мое упало вниз на два этажа, что самым первым этот факт разглядел мой дядя из молотилки. Да, тьфу! А откуда он? — Приехали! Вы-во-ди!..

Ник, внизу, у самого основания нашей скрипучей лестницы, показался мне рыцарем-спасителем в своих надраенных до блеска черных доспехах, а глаза его, гранитно-серые, которые вечно смеются... и почему я так долго к этому мигу шла? Да ради одного этого зрелища...

— Ты — прекрасней всех на свете. И... я тебя никому не отдам.

— Ага, — с последней ступени уткнувшись в его холодный после улицы нос. — Теперь это — твой текст... Веди.

От Гусельниц до Бадука — всего тринадцать с половиной миль. Мы их промахнули в одно морозное дыхание на двоих. Вдвоем в украшенной цветами и лентами крытой коляске. А у входа в городское здание бадукской управы нас уже ждал коридор из выстроенных в струнку рыцарей Прокурата. Вся родная комтурия Ника со своими пафосными шлемами в одной руке и вскинутыми в салютах мечами — в другой. И как же это... красиво. До того красиво, что весь наш семейный "шабаш" моментально проникся и притих (может, боялись, что мечами зашибут?). А вот нотариус, ждущий нас в большом гулком зале, струхнул не таясь. Но, Года его плечом поддержал (или путь заслонил до спасительной внутренней двери). Так что ритуал бракосочетания начался без заминок: гости вдоль узкой дорожки, Варвара, сеющая лепестки роз, Игнат, строевым маршем с подушечкой и заключающими — мы с папой, тихо шмыгающим носом. Ах, да, еще — музыка. Но, я музыкантов не разглядела.

— Вы что-то имеете сказать своему жениху?