Жертва

— Я давно сошел с ума, — он притянул ее к себе.

— Я не верю в безумие.

— А во что веришь, Беатрис?

— В здесь и сейчас.

Здесь и сейчас было тепло. Тепло в том самом смысле, которого он избегал. Несмотря на собственные метания, Рэйвена на хвосте и вирус. Он согласился бы и в самом деле сойти с ума, только чтобы остаться рядом с ней.

24

Беатрис виделась с Лютером в начале восьмидесятых, в Вене. Он почти не изменился: тронутые сединой русые волосы, морщинки в уголках серых глаз, подтянутая фигура. Про таких говорят "без возраста". Мало кто мог бы предположить, что ему уже за семьдесят.

— Отлично выглядишь, — улыбнулась она.

— Ты тоже.

Когда-то она спасла ему жизнь, вытащив из серьезной подставы с политической подоплекой. С кем-то побеседовала, кого-то пришлось убрать. Беатрис передала данные ему, и он лично разобрался со своей проблемой. Такие, как Лютер, не забывают ни хорошего, ни плохого. Сегодня он возвращал долг: Беатрис взяла из его рук запечатанный конверт — документы для нее, Сэта и Авелин, и досье на Дэвида Кроу.

— Спасибо.

— Твоей дочерью тоже занимается Кроу.

Беатрис приподняла бровь. Глупо было предполагать, что он не наведет справки о каждом, для кого сочинял легенды. Новость одновременно принесла облегчение и заставила насторожиться. Где Кроу, там и Вальтер. Проблема всего одна, но серьезная. Дело дрянь.

— Он раньше был...

— Человеком.

— Хорошо его знаешь?

— Лучше, чем хотелось бы. Мы работали вместе.

Беатрис промолчала, а он коротко кивнул, развернулся и пошел в сторону парковки. У нее было много вопросов, но задавать их Лютеру бессмысленно. Он с лихвой вернул долг, она снова сама по себе.

В такси Беатрис откинулась на спинку сиденья и чертила на запотевшем окне разные фигурки. Малыши обожают так делать. Детство Авелин закончилось очень быстро — с появлением Сильвена. Люка беззаботная пора тоже обошла стороной, но у него уже никогда ничего не будет. Ни встреч с девочками, ни первого поцелуя. Она не могла перестать думать о том, что даже не попрощалась с ним.

Беатрис усилием воли заставила себя сменить ход мыслей. Они ехали вдоль моря, и рассветное солнце бликами играло на поверхности воды. Небо прощалось с ночной синевой, становилось светлым и высоким. По ее просьбе водитель остановил раньше, Беатрис спустилась к морю мимо закрытых кафе. Пройдет пара недель, и Адлер станет похож на муравейник, а пока можно наслаждаться одиночеством и тишиной, нарушаемой лишь шелестом листьев и шумом волн.

Галька в начале пляжа была крупная, но если идти вдоль берега к Мзымте, становилась мелкой и почти черной. Небольшие ракушки и их осколки повсюду, а крупных на берегу не найти. Разве что в сувенирной лавке.

Беатрис не пошла дальше. Устроившись на волнорезе, наблюдала за прибоем и слушала крики чаек. Время будто остановилось, и она наслаждалась этим затянувшимся мгновением. Хотелось, чтобы в жизни было больше таких мгновений, но она сама превратила ее в гонку на выживание.

* * *

Когда она вернулась, Сэт еще спал, и Беатрис постучала к Авелин.

— Доброе утро.

Дочь не пошевелилась. Она сидела на кровати с закрытыми глазами, скрестив ноги, словно увлеклась медитацией. В раскрытое настежь окно врывался прохладный ветер, играя занавесками и длинными темными волосами Авелин. Беатрис прошла в комнату и с треском захлопнула окно. Только после этого дочь открыла глаза и повернулась к ней.

— Твой билет в новую жизнь, — Беатрис достала из пакета непрозрачный конверт и бросила ей, — если будешь умницей, никто тебя больше не потревожит. Я не знаю, что в нем. Ни имени, ни телефона, ни города.

— Решила поиграть в шпионов?

— Если меня схватят, не хотелось бы все растрепать. Те, кто идут по нашему следу, умеют убеждать.

Авелин взглянула на конверт. Сквозь безупречную сдержанность проступили истинные чувства: она смотрела на него со смесью брезгливости и сожаления.

— Очередная новая жизнь. А что мне делать со старой?

— Решать тебе. Чем быстрее уедешь, тем лучше. У меня для тебя еще две новости: хорошая и плохая. Хорошая — враг у нас один. Плохая — он может устроить нам "веселую" жизнь.

Авелин молчала, и осуждать ее за это Беатрис не собиралась. Им стоило поговорить о прошлом, но продираться через форпосты дочери не было сил. Столько всего кануло в Лету: настоящего, искреннего. Этого уже не вернуть. От воспоминаний становилось больно, поэтому Беатрис направилась к двери, на ходу бросив короткое:

— Удачи.

Продолжать давний разговор не стоило. Она хотела поставить точку, разве что подсознательно надеялась перешагнуть через давние обиды и отчаяние, которые сейчас мешали дышать.

— Мама, — голос Авелин прозвучал как ответ на эти мысли, нежданно и неуверенно. На мгновение Беатрис показалось, что не было всех этих лет, что прошлое — лишь выдуманный кошмар. Она смахнула слезы, медленно обернулась, а Авелин поднялась. Остановилась, будто передумала, но потом шагнула к ней и обняла.

— Прости меня, мама, — едва слышно прошептала она. — Прости за боль, что я причинила тебе.

Беатрис поняла, что не готова ответить. Не потому, что не может простить. Не получалось выдавить из себя ни слова: мешал ком в горле. Она молча обняла ее в ответ, неосознанно притягивая к себе и понимая, как сильно хотела это сделать.

— Я люблю тебя, мама. Всегда любила.

Дочь гладила ее по спине и прижимала к себе так, будто боялась, что Беатрис растворится в воздухе, а она не успеет договорить.

— Я тоже люблю тебя, — слова дались ей с трудом, они словно были заморожены внутри. Она ни разу не говорила Люку, что любит его, и теперь уже не скажет.

Кому-то надо было разорвать эти объятия, и Беатрис взяла эту роль на себя. Авелин сделала для нее гораздо больше, чем могла себе представить.

— Я не хочу потерять тебя, — прошептала та. — И не только тебя. Есть мужчина, который мне дорог. Из-за меня за ним сейчас следят. Мне не привыкать скрываться и прятаться, но я не хочу такой участи для него.

— Я сделаю все, чтобы этого не произошло.

Авелин посмотрела на нее удивленно и растерянно: сейчас она напомнила ей малышку, которую Беатрис держала на руках. Будто и не было между ними холодного отчуждения, растянувшегося на долгие годы.

Авелин всхлипнула и закрыла рот рукой, отступая назад.

— Я не заслуживаю такой матери, как ты.

— Считай, что тебе крупно повезло.

— Береги себя, — сквозь слезы улыбнулась Авелин.

— Договорились, — Беатрис подмигнула ей и, не удержавшись, погладила дочь по щеке. Забытый жест, который память тела хранила не менее бережно, чем разум — воспоминания. Она помедлила, но все же закрыла за собой дверь, направляясь к себе в номер. Интуиция подсказывала, что разговор с Сэтом тоже будет не из легких.

25

Сэт чувствовал себя скверно: мысли путались, сильно болела голова. Вчера жизнь казалась удивительной, а сейчас он словно вернулся в безрадостное прошлое, в котором не было Беатрис. Он чувствовал, как с каждым днем приближается их разлука. Знал, что иначе не получится оторваться от их преследователей. Знал, но не хотел отпускать ее. Он бы ни за что не покинул Беатрис по своей воле, но она решила иначе: потому что привыкла принимать решения в одиночку. Так сказала Авелин.

К головной боли добавился пока еще слабый озноб и Сэт закрыл глаза, вспоминая их прощание. Ему хотелось навсегда сохранить в памяти мгновение, когда Беатрис разбудила его. Сэт проснулся от легкого прикосновения губ и опрокинул ее на постель, прижимая к себе и вдыхая аромат ее волос. Он был бы не против, если бы она разбудила его гораздо более откровенно, но Беатрис решительно отстранилась, села на кровати и протянула ему конверт.

— Что это?

— Письмо счастья. Твои документы и маршрутная карта.

В конверте оказался паспорт на имя Александра Бронса, американца. Для него это было в новинку: держать в руках документы с собственной фотографией и чужим именем. Теперь у Сэта было настоящее прикрытие.

Беатрис отбросила волосы назад, посмотрела на него со странной смесью сожаления и решимости, и Сэт тут же забыл о конверте. Все еще питаемый слабой надеждой, он спросил:

— Мои документы? А где твои?

— У нас разные дороги. Так проще уйти от наших знакомых.

Сэт крепко прижал Беатрис к себе, зарываясь лицом в ее волосы. Что, если он откажется? Если просто поедет с ней? Не подставит ли тем самым ее под удар? Беатрис и так несладко пришлось.

— Где и когда мы встретимся?

— Не знаю.

— Не знаю — это слишком долго без тебя.

— Вот как? — она приподняла бровь. — Будешь скучать?

— Даже по тому, как ты приподнимаешь бровь, когда пытаешься скрыть то, что чувствуешь на самом деле, — Сэт отстранился и теперь вглядывался в ее лицо, стараясь запомнить каждую черту. Она как-то сказала, что перед смертью не надышишься, и была права. Он ощущал, как время утекало сквозь пальцы.

— А еще я буду думать, все ли с тобой в порядке.

— Если они доберутся до меня, то вернут с доплатой. Я умею быть невыносимой.

— Смешно, — пробормотал Сэт, с горечью понимая, что даже не узнает о том, что ее схватили. Не узнает, что ей нужна помощь. — Если я сейчас сдамся, тебя оставят в покое?

— Отставить геройство, профессор. Ваша жертва будет напрасной, потому что им нужна еще и Авелин. Большее, что вы можете для меня сделать — это не светиться и не попасть в их руки.

Сэт кивнул. Неизвестность — самое страшное, что только можно представить, и эта пропасть разверзлась у его ног. И все же оно того стоило. Перечеркнуть размеренную и привычную жизнь, чтобы встретить Беатрис.

— Я очень постараюсь.

— Где ваш оптимизм, профессор? Лично я рассчитываю на совместный отпуск где-нибудь в тропиках, подальше ото всяких погонь, перестрелок и вирусов.

— У меня всегда было сложно с оптимизмом, но я не против настоящего отпуска с тобой. Когда уезжаем?

— Сегодня. Если будешь следовать инструкциям, с тобой ничего не случится. Не поддавайся на провокации, они постараются сделать все, чтобы ты себя выдал.

— Спасибо за все, Беатрис.

— Звучит страшно официально, — она улыбнулась и легко коснулась губами его губ.

— Могу поблагодарить иначе, — Сэт опрокинул ее на постель, покрывая поцелуями ее лицо и шею. — Не столь официально и, смею рассчитывать, совсем не страшно.

— Я уже думала, не догадаешься.

Сэт был нежным. Время, данное им, быстро утекало, но он хотел запомнить каждое движение Беатрис, сбивающееся дыхание и аромат ее кожи. Он желал ее, как ни одну женщину, ласками и объятиями выражая надежду, что они вместе не последний раз. Им не нужны были слова прощаний.

* * *

Сэт поверил, что они расстаются на время. Сейчас, когда расстояние между ними увеличивалось с каждой милей, он не был уверен ни в чем. Только бы встретить ее снова, прикоснуться к ней — и никогда больше не отпускать. Сэт не представлял себе жизни без Беатрис. Именно она, а не измененные, вирусы, исследования и прочая ерунда перевернула его жизнь с ног на голову. Она стала единственной.

Помимо документов и инструкций перед уходом Беатрис вложила в конверт записку, взяв с него слово, что он не будет читать до ее отъезда. Сэт сдержал его, и сильно об этом пожалел.

"Мы больше не увидимся. Как бы страшно официально это ни звучало, спасибо за все".

Он до сих пор помнил отчаяние, охватившее его, и как опрометью бросился в номер Авелин в надежде, что та еще не уехала. Она открыла ему до того, как Сэт успел постучать.

— Беатрис тебя все-таки бросила?

Он протянул ей записку и прошел в номер. Ему было не до словесных перепалок и язвительных замечаний, он хотел знать. Знать о женщине, которую любил больше жизни, все. Понять, почему она так поступила. Решить, что делать дальше. Он не хотел верить, что Беатрис так просто рассталась с ним. Прежний Сэт выкинул бы записку и отправился дальше. Настоящий не желал отпускать свою женщину, отказываться от нее. Сэт увидел в ее прощании вызов. Разве можно вычеркнуть из памяти все, что было между ними?

Он зашел слишком далеко в стремлении изменить мир, но ни к чему хорошему это не привело. Он полюбил женщину, с которой захотел прожить остаток жизни, но ему остались лишь воспоминания о коротком ярком романе. За несколько лет Сэт узнал больше, чем обычный человек узнает за всю свою жизнь. Выбор был сделан, и ничто уже не могло этого отменить. Он изменился.

26

Санкт-Петербург, Россия. Май 2013 г.

Джеймс ловил себя на гадкой мысли, что в глубине души когда-то хотел, чтобы нечто подобное произошло. Чума измененных чуть не убила Хилари, уничтожила множество людей, но избавила землю от тысяч тварей, считающих себя хозяевами планеты и пользующихся своей безнаказанностью. Где они сейчас, те, кто выжил? Попрятались в норы и трясутся, как бы случайно не раскрыть себя и то, что раньше выпячивали как гербы и знамена: возраст, имя, так называемые достижения и заслуги. Прочие же бегают за Торнтоном, чтобы заставить его вернуть им былое могущество.

Торнтон и Воронова своим побегом создали проблему, но в этом были и свои преимущества. Например, появление вышестоящего руководства. Время, проведенное рядом с Рэйвеном, позволило Джеймсу понять, что его вряд ли пустят в гущу событий. Кроу оставался единственным вариантом, чтобы через него приблизиться к загадочному Вальтеру.

Список имен у Вороновой оказался длинный, и по ним велась серьезная работа. Сейчас, когда все внимание и силы бросили на поиски, Джеймс изучал ее дело. Данные, которые сохранились в Ордене, были скудными, но все-таки они были. При желании из них можно вытащить немаловажные детали, если штудировать досье снова и снова. Вчитываясь в примелькавшуюся и опостылевшую информацию, Джеймс чувствовал, что упускает нечто важное, лежащее на поверхности.

Когда Воронова появилась в спальне Торнтона, он не воспринял ее, как угрозу, и именно это дало фору твари, которую она привела с собой. Кем бы они ни приходились друг другу, Воронова ей доверяла. Ни один человек в здравом уме не повернется спиной к измененному. Особенно если он сам был измененным.

Джеймс вернулся к освобождению Вороновой: слишком много ниточек сходилось именно на Зальцбурге. По счастливой случайности, краткую справку по операции с приложением о ее жизни до изменения отправили в Вену вместе с основным архивом. Незадолго до того, как филиал был уничтожен.

Стивенс не считал себя параноиком, но понимал, что кто-то решил сохранить историю Вороновой для потомков. Был ли обмен данными плановым или спонтанным, сейчас выяснить невозможно. Мария была беременна, когда ее изменили. После изменения у женщин случались выкидыши, но в Зальцбурге Воронова работала няней маленькой девочки. Рэйвен предположил, что Кристи Коул стала измененной дочерью Беатрис. Что, если не измененной, а родной?

Догадка на грани фантастки, но Коул выжила во время эпидемии и не лишилась своих способностей. Можно предположить, что после потери ребенка Воронова тронулась умом, но измененные не ведут оседлый образ жизни. Для них каждый день как последний. И совершенно точно они не живут в семьях с мамашами и их дочурками.