Гаор нерешительно открыл глаза. Этот кабинет был совсем другим. Блестящий тёмный паркет, обтянутые тёмной кожей диваны и кресла, огромный письменный стол и на нём искрящийся хрусталем и сверкающий полированной сталью письменный прибор, тёмные книжные шкафы с затянутыми шторками дверцами, тёмно-багровые бархатные занавеси... на окнах? Сначала Гаор даже решил, что снова оказался в "Орлином Гнезде" и понял, что сошёл с ума. Это на лифте из Дома-на-Холме в Аргате и прямо в "Орлиное Гнездо" в Королевской долине?! Но тут увидел, что и мебель, и занавеси, и картины на стенах похожи, но не такие. И трое в креслах за вторым круглым столом, уставленным бутылками и едой. Все в штатском... Фрегор, Венн и третий, желтолицый как аггр, но дуггур...
— Рыжий? — удивился Фрегор, вставая из-за стола с рюмкой в руке. — Это ты?
Вопрос был идиотским, но Гаор, не так понимая, как догадываясь, что после недели в пресс-камере его и впрямь трудно узнать, прохрипел — как он сорвал голос под током, так и не восстановилось — в ответ:
— Да, хозяин.
— Это называется вернуть без повреждений?! — возмутился Фрегор. — Да на хрена он мне такой нужен?!
"Значит, печка", — облегчённо подумал Гаор. Даже утилизация уже не пугала его. Зато конец. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца — всплыло вдруг в памяти когда-то слышанное от... Страшным усилием он удержался от произнесённого про себя имени Туала.
— Ну, зачем ты так, — мягко возразил Венн, рассматривая Гаора поверх поднесённой к губам рюмки. — Вполне восстановимо. За неделю отлежится...
— И куда я его на неделю засуну? — резко повернулся к нему Фрегор. — К себе в задницу? Или к дядюшке в постель?! Шестнадцать тысяч псу под хвост.
— Сейчас он не в форме, согласен, — Венн отпил, погонял во рту, смакуя, и проглотил. — Но, уверяю тебя, он ещё себя покажет и окупит все затраты.
Добрый и злой. Со мной-то зачем в эти игры играть? А то я вас, сволочей, не знаю, всё равно всё одним кончится. Скорее бы уж. Лицо Гаора оставалось неподвижным, хотя в ушах всё сильнее звенело, предупреждая о подступающем обмороке.
— Если вы действительно хотите его обработать, — заговорил третий, до этого он молчал, внимательно рассматривая Гаора и полностью игнорируя Венна, Фрегора и их перепалку, — то это надо делать сейчас. Пока он сенситивен к суггестии, во-первых. И у меня мало времени, во-вторых.
— Да-да, конечно, — Фрегор сразу стал сама любезность и предупредительность.
— Тогда поместите его сюда, — третий резким коротким жестом указал на выдвинутое на середину кабинета странное здесь и очень похожее на зубоврачебное кресло, — и зафиксируйте.
"Это что ещё за хренотень?"— обречённо подумал Гаор. Вид кресла и слова о фиксации для обработки ему очень не понравились. Зачем? У него и так всё болит. Но...
— Рыжий, садись сюда! — скомандовал Фрегор.
И Гаор в который раз подчинился приказу.
— Я помогу, — Венн поставил рюмку и выбрался из-за стола.
Вдвоём они ловко и явно привычно застегнули привязные ремни, жёстко зафиксировав Гаора в позе древнего короля: руки и ноги чётко под прямым углом, ступни плотно стоят на поставке, ладони лежат на плоских подлокотниках, голова прямо, подбородок вздёрнут. Напоследок Фрегор закрепил ему на висках, запястьях и груди плоские квадратики фольги с припаянными к ним проводками. "Электроды?!"— ужаснулся Гаор. Опять ток?!
Третий встал из-за стола и подошёл к креслу, остановился в трёх шагах. Склонив голову как-то по-птичьи набок, он оглядел Гаора сначала одним глазом, потом другим.
— Готово, — удовлетворённо выдохнул Фрегор, выпрямляясь и отступая на шаг. — Теперь ваша очередь, Мастер.
Гаор невольно вздрогнул, услышав фразу, ставшую для него за эти дни страшной и зловещей. Мастер удовлетворённо кивнул и достал из кармана пиджака...
— Мне выйти? — демонстративно вежливо спросил Венн.
— Выйдите оба, — приказал Мастер, неотрывно глядя на Гаора, прямо ему в глаза и завораживая пристальностью этого взгляда. — Я позову.
Гаор уже не мог оторваться от глаз Мастера и от медленно поднимающегося между ними большого искрящегося шара, прозрачного и слепящего своим блеском.
— Смотри сюда, — донёсся до него издалека повелительный голос. — Что ты видишь?
Внутри шара вспыхнул ослепительно белый огонь. Огонь крематория! И Гаор, закричав, рванулся к нему навстречу, туда, в него. Последнее, что он ощутил, это боль от впившегося в тело нагрудного ремня...
...Сознание возвращалось медленно, и возвращалось болью. Болело всё тело, все его раны, ссадины, ушибы, ожоги. Он снова проживал все свои ранения: пулевые, осколочные и другие, фронтовые и рабские, порки, избиения, насилия... Он лежал ничком на чём-то гладком и твёрдом, и по его телу пробегали короткие конвульсивные судороги, заставляя нелепо и бессмысленно не шевелиться, а дёргаться. И где-то неизмеримо далеко звучали голоса, знакомые и ненавистные...
— Да, впечатляет, но ты, по-моему, рассчитывал на другое.
— Да, но Мастер убедил меня. Понимаешь, кодировку тоже могут перехватить, поэтому я его и закодировал не на активность, а на ступор. Представляешь, мой дядюшка его требует, я соглашаюсь, говорю формулу... и дядюшка ничего, ни хрена от него не получит. До траханья трупа он ещё не дорос.
— Скорее это не труп, а бревно.
— Что ещё лучше. И фразочка совсем простая, но... — раздалось противное хихиканье, — но её невозможно разгадать. И фразу вывода тоже. Ты же не уловил?
— Признаться, нет. Сдаюсь.
Тишина, звон посуды, смачные глотки.
— Ну, так как, решил?
— Насчет аренды? Да, конечно, но зачем он тебе такой?
— Ну, за три дня он отойдёт и за оставшиеся четыре, я надеюсь, всё-таки отладит мою машину, помнишь, я говорил тебе?
— Конечно, помню, но с такими-то лапами...
— И с его живучестью...
Мысли медленно сцеплялись в понимание происходящего. Он, скорее всего, в том же кабинете, и хозяин сдаёт его в аренду своему приятелю. И что? И ничего. А что с ним делал этот Мастер... и ещё не додумав, понял, что думать об этом нельзя, что это опасно, смертельно опасно.
— Ну, пора, засиделись. Как считаем?
— Ладно, чего не сделаешь ради друга. С двенадцати.
— Идёт. Сегодня у нас что, пятница? Значит, в двенадцать ноль-ноль следующей пятницы я его верну.
— Идёт. С тебя семьсот гемов.
— Сочтёмся, соратник.
Видимо, они считали это шуткой, потому что долго и упоённо ржали. Гаор уже почти всё ясно сознавал и слышал, но продолжал лежать неподвижно, закрыв глаза и прижимаясь горящим как после пощёчин лицом к прохладному, пахнущему дорогой мастикой паркету.
— Рыжий! — прозвучал над ним голос хозяина. — Вставай.
Гаор медленно, преодолевая тупую тянущую боль во всем теле, подтянул выброшенные вперёд руки, отжался от пола и встал на четвереньки, на колени, во весь рост.
— Рыжий, — Фрегор пытливо и как-то неуверенно смотрел ему в лицо, — я сдал тебя в аренду. На неделю. Ты будешь называть его "мой господин". Выполняй все его приказы. Ты понял?
— Да, хозяин, — прохрипел Гаор.
Фрегор отвернулся от него и сразу будто забыл о нём. Попрощавшись с Венном взмахом руки, он ушёл.
Гаор и Венн остались вдвоем. И уже Венн внимательно, пристально оглядел стоящего перед ним голого худого раба с беспорядочно свисавшими на глаза прядями волос непонятного бурого цвета и растрёпанными усами и бородой. Ставшая за неделю тюремно-белой, почти прозрачная кожа покрыта ссадинами, старыми и недавними синяками, розовыми пятнышками ожогов. Сизые и большие, словно раздутые, кисти отделены от предплечий синими вдавленными в кожу "браслетами" — следами от наручников...
— Обработали тебя... — Венн покачал головой и улыбнулся, — по первому разряду.
Гаор не счёл эту фразу нуждающейся в ответе. И угадал. Во всяком случае, удара не последовало. Венн посмотрел на свои часы и присвистнул:
— Однако... время поджимает. Так, Рыжий, одеться сможешь? — и коротким взмахом показал на стоявший в дальнем углу стул.
Повернувшись в указанном направлении, Гаор увидел аккуратно сложенную одежду, на спинке стула висела кожаная шофёрская куртка, а под стулом стояли начищенные ботинки. Его одежда? Ну да, его раздели тогда, перед током. И... да, его спросили.
— Да, мой господин.
— Тогда одевайся и побыстрее.
— Да, мой господин.
Но быстро, конечно, не получалось: пальцы не справлялись ни с пуговицами на рубашке, ни со шнурками у ботинок.
— Завяжи, чтоб не свалились, — нетерпеливо распорядился Венн, — и пошли.
— Да, мой господин.
Гаор кое-как прихватил шнурки, надел поверх незастёгнутой рубашки куртку. Никогда, даже совсем пьяным, он не был так небрежен в одежде, но... а чёрт, сволочь спешит и за промедление точно ввалит, а у него и так живого места не осталось.
— Готов? Пошли.
— Да, мой господин.
Гаор ожидал, что они выйдут в коридор, но Венн подошёл к одной из бархатных занавесей, которые Гаор посчитал оконными. За занавесью оказалась глухая стена, расколовшаяся дверью лифта. Кабина была освещена и достаточно свободна, во всяком случае ему не пришлось стоять вплотную к новому хозяину, временному, но от этого не менее опасному.
Из лифта они вышли прямо в маленький, на десять машин, гараж, где сейчас стояли две: маленький трейлер — такой он водил у Сторрама — и знакомая легковушка. Но... но он не может вести. Ему бы дойти и не упасть, глаза опять болят и руки ни к черту.
Венн открыл заднюю дверцу.
— Залезай и ложись на сиденье. Там одеяло есть. Накройся, и чтоб тебя не видно и не слышно. Понял?
— Да, мой господин, — ответил Гаор, влезая в машину.
Он лёг, накрылся, как и было велено, тёмным, чуть мягче обычного солдатского, и таким же шершавым, одеялом. Он ещё услышал, как завели мотор, но, как тронулись, не ощутил, провалившись в спасительное забытье...
Венн вёл машину в своей обычной манере. Разумеется, никто и никогда не посмел бы его остановить и проверить тёмную массу на заднем сиденье, но и мало ли что. Ехать через город и предусмотреть, кто и где увидит небывалую картину: раб-пассажир при свободном шофёре, — невозможно. Ну что ж, в предварительном итоге... сделано неплохо, даже изящно. Крыша у Рыжего, вроде бы, уцелела, что удивительно, но приятно. Остальное восстановимо, что также... приятно и удивительно. Поразительная живучесть. "Хотя не будем спешить с выводами, — остановил он сам себя, — подождем компетентного мнения".
Ехали долго. Во всяком случае, Гаор несколько раз приходил ненадолго в себя и снова терял сознание, пока не очнулся окончательно. Машина стоит, дверца распахнута, и чужая рука дёргает его за волосы.
— Рыжий! — нетерпеливо позвали его. — Вылезай, быстрее.
— Да, мой господин, — прохрипел он, барахтаясь в ставшем отчего-то очень тесном салоне.
А когда вылез и огляделся... подземный гараж. Опять. И как всегда:
— Иди за мной.
— Да, мой господин.
Очередной лифт, маленький, на четверых, не больше, недолгое движение вверх, лифт открылся прямо в прихожую.
— Вот и приехали, — весело сообщил ему новый хозяин, входя в небольшую жилую комнату. — Побудешь пока здесь. Сейчас раздевайся и иди в душ. Вымоешься, как следует, а то несёт от тебя. Грязное кидай в ящик, всё нужное там есть.
— Да, мой господин, — Гаор побрёл в указанном направлении, толком даже не оглядевшись и не поняв, что такого особого в этой комнате.
Душ был обычный. Но... не рабский. Примерно такой, только гораздо меньше, был в той квартире, которую он снимал на дембеле. И раздеваясь, складывая бельё и рубашку в высокий пустой ящик для грязного, вешая брюки и куртку на вешалку, он вроде бы стал уже вполне нормально соображать. Так, мыло, мочалка... мыло было хорошим, лучше того, что он покупал себе на дембеле. Он вошёл в отгороженную от ванной полупрозрачной занавеской душевую кабинку и включил воду. Ванна здесь тоже была, но ему велели вымыться, а не разрешили принять ванну, такое удовольствие у него вообще только пару раз в жизни и было, в солдатском санатории и еще... был случай. Ладно, чего вспоминать. Было не было, забудь как не было. Мыло душистое, но вроде Венн этот с мальчиками не балуется, хотя... чёрт их знает, а ему не отбиться, руки как не его, да и... теперь-то не ему, нелюди, трепыхаться. И тут же понял, что нет, даже сейчас, всё равно не дастся. Руки-то... свободны, в квартире они одни, и никого ни в чём он не подставит.
Гаор тщательно, невольно наслаждаясь и давно не испытанным им одиночеством, и хорошим мылом, и свободой рук, вымылся и с сожалением выключил воду. Его не торопили, но и наглеть не стоит. И уже вытираясь, он обнаружил вещь, о существовании которой успел давно позабыть: высокое узкое зеркало. И остановился перед ним, удивлённо, как кого-то незнакомого, разглядывая себя. В последний раз он видел себя вот так во весь рост... да здесь же, в Аргате, в Ведомстве Юстиции, когда его привели для объявления приговора и клеймения. И... и вот это он? Он стал таким?
Гаор отвернулся от зеркала, ещё раз вытерся и повесил полотенце, огляделся в поисках чистого, вроде в этом шкафу обычно держат. Он протянул руку, но открыть дверцу не успел.
— Рыжий! — весело прозвучало из-за двери. — Шлёпай как есть. В натуральном виде, — и смех.
Гаора передёрнуло, но ослушаться он не посмел.
В комнате Венн был не один. И войдя, Гаор остановился в дверях, настороженно разглядывая высокого немолодого мужчину в белом халате поверх серого костюма. Врач? Зачем? Сортировка? Предпродажный осмотр? Но он у Венна в аренде, Венн не может его продать. Да, у него всё болит, но... но неужели он стонал в дороге и выдал себя?!
— Пожалуйста, доктор, — весело сказал Венн. — Вот он как есть, только вымылся, а то... амбре было...
— Ну, этим меня не удивишь, — врач раздвинул губы в улыбке, но глаза его оставались серьёзными и очень внимательными. — Иди сюда, раб.
— Да, господин, — прохрипел Гаор, выполняя приказ.
— С чего начнём? — спросил врач, обращаясь к Венну.
— Вам виднее, вы специалист, — вежливо улыбнулся Венн, — но мне нужен полный комплекс.
— Разумеется, — кивнул врач, вынимая из кармана халата и натягивая резиновые перчатки.
И только тут Гаор увидел стоящий на столе черный кожаный... ящик? Чемодан? А, когда-то он то ли слышал, то ли видел, докторский саквояж, да, так они называются.
— Встань сюда, раб.
Гаор молча выполнил приказ. И все последующие. Вставал, садился, ложился на кровать и снова вставал, дышал и задерживал дыхание, открывал рот, давая осмотреть горло, и следил глазами за движением чёрного резинового молоточка. Что-то в действиях врача он понимал, что-то нет. Было больно, очень и не очень. Один раз, когда ему велели лечь грудью и животом на стол, и врач стал осматривать ему задний проход, было очень больно, но ещё больше страшно.
— Прямо удивительно, но и в самом деле мало порван, даже... нет, просто ссадины и надрывы, — говорил тем временем врач, — а ведь вот буквально вчера подвергли экзекуции одного юношу, я анатомировал, так вы не представляете, как его изломали и порвали, прямая кишка порвана в нескольких местах, раздроблена гортань... Сколько, вы говорите, он пробыл у "прессов"?
