Учитывая, что влёт (этот непривычный термин из документа, но лучшего, вероятно, не нашли или не сумели придумать) космического аппарата на иностранную территорию оправдывается только действием "непреодолимой силы", после выполнения задания в поверхность какого из аэродромов или аэропортов и какой страны я должен припечатать колёса шасси моего тяжёлого самолёта, чтобы КЗА, контрольно-записывающая аппаратура МиГа, начала отсчёт двадцати четырёх часов и минимум одной секунды для завершения периода эксплуатации после патрульной части, или доли от всего полёта, а я не стал нарушителем воздушного пространства, правил и распорядка аэропортов и не заработал от этой суверенной страны уголовного наказания в виде вечной каторги?
И ещё, о моём нахождении над Мировым океаном.
В открытом море на воздушное судно распространяется юрисдикция страны его регистрации. Моя машина несёт опознавательные знаки ООН, но регистрация, то есть своего рода страна приписки, как порт приписки водных судов, оставлена за Россией. Значит, в полёте над Мировым океаном Организация Объединённых Наций за арендованный МиГ не отвечает, а ответственна за него Россия. Но для чего эта юридическая казуистика?! Похоже, что кто-то пытается что-то выгадать в международной юридической невнятице ради совмещения двух разных полётов в одном, хотя мой аппарат и будет включён Генеральным секретарем ООН в реестр космических объектов, куда заносятся данные, представляемые каждым государством в отношении каждого запускаемого в космос объекта. Мой МиГ Генеральному секретарю ООН должна представить сама ООН, как заказчица полёта, но обеспечивающая и ещё чьи-то не ясные пока интересы. Она же официально удостоверяет, что на борту аэрокосмолёта не содержатся расщепляющиеся вещества (понимайте, атомное или ядерное оружие), заверяет, что я буду пользоваться международным космическим пространством для выполнения военной неагрессивной миссии. Если дословно, то мой полёт будет выполняться "в целях отражения агрессии и поддержания международной безопасности".
Теперь дальше.
В отношении моего МиГа на высотах до около ста километров действуют нормы Монреальской конвенции 1971 года. Действия против моего МиГа квалифицируются как преступление. Ведь любой вид космической деятельности затрагивает интересы всего человечества, и Космос нельзя подразделить на национальные пространства и пространство общего пользования.
А вот когда мы снизимся над определённой заданием неизвестной страной, чтобы вызвать на себя воздействие лазерного психотронного оружия, если таковое действительно существует, то рискуем нарушить воздушное право этой страны. И я не должен выйти за рамки строгих ограничений, перечисленных в законодательных и нормативных актах этой страны, чтобы войти и пребывать в её воздушном пространстве исключительно в роли международного борца с терроризмом.
Страну Джеймс не назвал, но предположительно, она всё в той же Центральной Азии. Её законодательных актов, если они и есть, я пока не знаю, если хоть когда-то узнаю. Нас с Хэйитиро используют втёмную, но мы не вправе отказаться.
В международном воздушно-космическом праве также сказано, что "ответственность за ущерб, то есть лишение жизни, телесное повреждение или иное повреждение здоровья либо уничтожение или повреждение имущества государств, физических и юридических лиц и международных организаций носит абсолютный характер в случае причинения вреда на поверхности земли или воздушному судну в полёте". Это в отношении возможного ущерба от моего МиГа и, наоборот, если причинят ущерб МиГу и мне с Хэйитиро. Но с кого может спросить летавший и, вероятно, погибший Станислав Желязовски за причинение ему ущерба, носящего абсолютный характер? И с кого смог бы спросить тот, кто стал бы отстаивать интересы погибшего, что вполне вероятно, Стаха?
Если что-нибудь действительно случится, если что-то в предстоящем полёте пойдёт не по задуманному неизвестными нам руководителями сценарию, международным комиссиям хватит разбираться до морковкиного заговенья! И, я уверен, они ещё больше запутают дело, пока оно всем попросту не надоест. И постепенно о нём забудут.
Если многоцелевой самолёт Су-37, на котором я раньше летал, получил официальное имя "Терминатор", потому что в мире и сегодня, в две тысячи десятом году, нет противника для него, не считая моей машины, а мой МиГ только по вооружению превосходит "Су-тридцать седьмого" на сто восемьдесят процентов, не говоря об искусственном интеллекте и прочих его особенностях, как я избегну причинения абсолютного ущерба имуществу пока не определённого лица или не заявившей о себе организации, которые захотят причинить абсолютный ущерб мне? Я врежу хоть кому!
Председатель комиссии, тот, что расхаживал в халате и с бокалом в руке, предупредил, что в моём отчёте за патрульный полёт не должно быть никаких упоминаний о том, что нас преследовали либо сопровождали в полёте УФО, НЛО, светящиеся шары и тому подобные субъективные иллюзии, официальным властям не интересные. Устно пообещал, что мои вопросы учтут, инструкции я своевременно получу от руководителя воздушной части операции, стало быть, от Джеймса Миддлуотера, вместе с окончательным разрешением на полёт. Как говорится, хотите — верьте, а хотите — проверьте. Вот так обстоит дело на текущем этапе подготовки полёта, Павел Михайлович.
Отдаю себе отчёт о том, что просто довыполняю мой международный воинский долг. Мне лично подобный полёт, в общем-то, и не нужен. А потерять я могу достаточно много.
— Озада-ачил ты этих чопорных господ, — недовольно протянул, с удивлением разведя руками, Башлыков. — Экипажи перед прошлыми полётами МиГов острых вопросов им не задавали? Держу пари, эти закоренелые бюрократы, сойдя с натоптанной дорожки, остолбенеют, не понимая, что делать, и в итоге палец о палец не ударят. Потому, что при досконально известном им и годами освоенном распорядке ничего не сделать, да попросту и не успеть! И сам тогда не суши себе мозги. Слетай, как можешь, положась на Бога, и уповай на удачу — ничего иного тебе не остаётся. Короче, плюнь ты на всё и спокойно лети! Как напутствие на полёт, могу привести стихи того же Николая Гумилёва:
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
Но это, по сути, мечта русского поэта-мыслителя, а не точное знание, что надо сделать, чтобы мечта осуществилась, и не умение воплотить мечту в жизнь. Сделать надо кому? Очевидно, нам, людям, в сердцах которых на эти слова, выстраданные всей жизнью, отзовётся живая струна, а не тем, которых проникновенные слова Гумилёва не заденут...
Разговоры в стороне от нас затихли. Миддлуотер отпустил вымотанных собеседников, подошёл к нам и довольно безапелляционно предложил отправляться на отдых, поскольку он и я вылетаем утром, очень рано. Башлыков дипломатично отозвался насчёт утра, которое вечера мудренее, а Борису, наклонившись к нему, негромко сказал, что стоит подумать над схемой полёта: "Профиль, всё может решиться через профиль. Сюда, туда. Времени хватит: наборы высоты, ступеньки, площадки, разгоны, размены скорости на объёмы... Кажется, здесь надо искать ключик к решению задачки, и ты тоже над этим хорошенько подумай".
Мы с Борисом ещё не успели раздеться и лечь, когда Башлыков принёс мне обещанную в подарок и подписанную им книгу. Вручая, пояснил: "В книге вместо закладки моя визитка. Будете в Москве, чтоб никаких гостиниц — только ко мне!" Мне он пожелал успешного полёта и мягкой посадки, очень тепло попрощался, а Борису сказал:
— Утром покумекаем у самолёта. И надо посмотреть на колёса.
И день, и вечер, как ни длились, всё-таки закончились.
Мы с Борисом остались вдвоём, оба понимали, что и это пройдёт, и, задыхаясь, очень спешили, пока не устали. Я припомнила и удивилась, что он никогда не рассказывал мне о чудесном старинном кольце, которое я сберегла, как и синюю бусинку, и Борис, виновато улыбаясь, сознался, что и не вспоминал о нём, пока случайной шуткой не напомнил о вещице Башлыков. А потом снова и снова нас влекло друг к другу. В полночь Борис заставил себя заснуть до шести утра, а я отключилась от воздействия памяти о пережитом с ним времени от первой встречи до текущей минуты, наверное, только около трёх часов ночи, когда встала, накинув махровый халат, и ещё напилась чаю с бисквитом.
Машина с Миддлуотером пришла за мной в половине седьмого. Мне хотелось вставить между веками спички, но вряд ли они у кого-то с собой были, и я держалась не из последних моих физических, а только из ничтожных остатков нравственных сил, и была, как в тумане.
Борис проводил меня до машины, попрощался с нами довольно сдержанно. Джеймс, с непреходящим выражением озабоченности на лице, увидев на моей голове повязанную второпях газовую косынку, отметил, что видит такой головной убор на мне впервые, но там, куда мы полетим, определённо есть и парикмахерские. В его понимании, за две недели я всего лишь обросла?
Пожимая Борису руку, Миддлуотер, сдерживая раздражение, буркнул:
— Пакет с полётным заданием три дня дожидается тебя у Свенсона. Завтра получи!
Борис на мгновение словно окаменел. Но не вымолвил больше ни слова. Мы поехали.
Все драгоценные тайные слова, сказанные нами друг другу этой ночью, я запомню на всю жизнь. Хочется верить, что и Борис запомнил всё о нас тоже.
3
На живцов, или Звёздные сутки
"Когда на мгновение чёрный покров отнесло в сторону, Маргарита на скаку обернулась и увидела, что сзади нет не только разноцветных башен с разворачивающимся над ними аэропланом, но нет уже давно и самого города, который ушёл в землю и оставил по себе только туман".
М.А. Булгаков. "Мастер и Маргарита"
Башлыков и Борис позавтракали всё в том же ресторанчике, где вечером так интересно протекала общая беседа за большим круглым столом. Хэйитиро в зале не встретили. Сели вдвоём за маленький столик, покрытый малой старомодной скатертью с той же вышитой по углам надписью, гласящей о принадлежности имущества американским военно-воздушным силам. Оба испытывали саднящую, неподвластную воле злую досаду. Ничего изменить нельзя. Борис отметил, что сдержанный Башлыков ограничился телячьей сосиской и свежим томатом и не доел ни омлет, ни классическую овсянку. Поторопились уйти, почти не говорили. И только в приехавшем за ними "фордовском" микроавтобусе, за рулём которого сидел похожий, вероятно, на молоденького Башлыкова невысокий солдат-индус, Павел Михайлович более-менее отмяк и высказался кратко:
— У нас с тобой всего два часа, пока не отправишься на сутки перед стартом в медицинское чистилище. Если вылет завтра в обед, обгонишь время и будешь на месте задолго до завтрака. Лучше, когда уже рассветёт. Продумал схему полёта? Что получилось?
— Получилось следующее: выполнив патрульное задание, стучать колёсами в земную поверхность надо при массе не больше посадочной, при минимальном объёме топлива, чтобы не превысить посадочную скорость. И взлететь при малой стартовой массе легче. В то же самое время необходимо иметь норму топлива, то есть полные баки, включая конформные, для достижения первой космической скорости и взлёта в ближний космос. Дозаправка в воздухе из самолёта-заправщика, как это делали всякий раз для "Чёрной молнии" SR-71 сразу после его старта с аэродрома, исключена. Заправщик не предусмотрен.
— И что? — Башлыков был весь внимание.
— Вы, как всегда, правы, Павел Михайлович, от места касания земли надо взлетать с минимальным топливом, которого, однако, должно хватить для разгона и набора высоты с десяток километров. После чего снизиться, разменивая кинетическую и потенциальную энергии машины, то есть её скорость и высоту, на восполнение объёма топлива в баках. Снова с разгоном рвануть вверх, уже повыше. Снова спикировать. И так несколько раз, пока не хватит топлива для подъёма на баллистическую траекторию в ближнем космосе, где и провести сутки. По профилю: это и ступени — вверх, и площадки разгона, и пике — вниз, а в целом — задранная в небо пила с притуплёнными зубьями. Только пила не с прямым полотном, а что-то вроде сильно растянутой, на сотни километров, плавно поднимающейся в космос параболы. Фигурная получается траектория подъёма. И не знаю, где будет посадка.
— Ставлю "отлично", вашу зачётку. Молодец! Остаётся воплотить твою теоретическую затею в реальность. И вот тебе графическое представление профиля твоего взлёта в космос. Можешь долго смеяться, Борис, но я с половину ночи рассчитывал на ноутбуке профиль полёта МиГа и перегрузки для разных полётных масс. И между делом вспоминал, как в бухгалтериях любых организаций и даже в банках ещё в пятидесятые годы за столами сидели армии счетоводов в чёрных нарукавниках и перебрасывали костяшки на конторских счётах. Сколько я провозился бы со счётами, работая дни и ночи!.. С полгодика, год? Как ты думаешь, располагая древними абаками из финиковых косточек или камешков, либо счётами, можно было нашим предкам рассчитать, как в космос летать? Другие были цивилизации до нас, с компьютерами лучше наших, вот они-то и летали. Ещё в школе моему восторгу не было пределов, когда отец подарил мне на день рождения метровую логарифмическую линейку для серьёзных конструкторских бюро. Было это после седьмого класса, помню, как сейчас, и хороша ж ты насчёт милого детства, старческая память...
Густов почувствовал, что к Башлыкову возвращается привычное, рабочее состояние:
— Посмотри, Боря, высота первой ступеньки у меня получилась до значения не выше одиннадцати километров, так что ты не сильно ошибся, хотя, имея приличный лётный опыт, мерил кулаком. Помнишь анекдот? После войны в берлинском кабачке пили русский и англичанин. Наш спрашивает того, почему после рюмки шнапса он всякий раз смотрит на свой палец? Британец ответил, что если сможет увидеть палец, то пьёт ещё, а не сумеет, то пить уже хватит. Тогда наш после хлопнутого стакана стал смотреть на свой кулак: "Как его не увижу, так тоже хватит". И из второго: в общем, лунатик поведал озабоченным поломкой американским астронавтам, как перед ними русские в аналогичной ситуации за пару часов починились с помощью кувалды и какой-то матери и стартовали с Луны. Вспомнил?
А теперь переверни листок... Это письмо твоего делового, но, видимо, забывчивого в спешке новгородского тёзки на бересте, писано лет шестьсот-семьсот назад. Читай вслух.
Борис, улыбаясь всё шире, вслух прочёл текст, приведённый с берестяной грамоты:
"ОТ БОРИСА КО НОСТАСИИ. КАКО ПРИДЕ СЯ ГРАМОТА, ТАКО ПРИШЛИ МИ ЦОЛОВЕК НА ЖЕРЕПЦЕ, ЗАНЕ МИ ЗДЕСЕ ДЕЛ МНОГО. ДА ПРИШЛИ СОРОЦИЦЮ, СОРОЦИЦЮ ЗАБЫЛЕ".
— Памятка, чтобы ты ни сорочку перед полётом не забыл, ни что-то ещё. Дел там и у тебя будет много, да только не догонит тебя человек на жеребце и "сороцицю не привезе". Сегодня руководствуйся этой стороной листа, а завтра в полёте лист переверни, шпаргалку положишь в надколенный планшет. Приехали, идём смотреть колёса твоего замечательного МиГа. Спасибо, брат!
