— Вот, — Гаара остановился напротив двери одной из множества палат.
Некоторое время он и Фуу стояли, не решаясь зайти. Но тут дверь палаты сама распахнулась, и оттуда почти вылетела Хината, красная и злая, удерживаемая за воротник крепкой рукой Сакуры.
— Иди, выспись, помойся и поешь! — рычала Сакура. — Думаешь, много радости Наруто будет, когда он очнется и увидит твой заплаканный труп? Давай, приведи себя в порядок! Тебя дела клана ждут, а ты тут с ума сходишь!
— Ты... ты... злая! За что тебя Наруто любит?! — вскричала Хината, убегая и размазывая слезы по щекам.
— Привет, Фуу, Гаара, — мягко и непринужденно, как будто ничего не было, сказала Сакура.
— Эм, сестренка, ты как-то резковато с ней, — заметила Фуу.
— Ничего, встряхнется и переживет, — отрезала Сакура. — Пускай лучше на меня злится, чем с ума сходит рядом с Наруто. Вы же его пришли проведать?
Фуу и Гаара переглянулись, кивнули и зашли в палату.
— Цунаде-сама лечит его каждый день, и он сам быстро регенерирует, еще день-два, и придет в себя, а через неделю будет снова бегать и орать, что станет Хокаге, — пояснила Сакура из-за спины.
В это мало верилось при виде горы бинтов, фактически мумии, на месте Наруто. Юный шиноби был замотан так, что наружу торчал только нос, и лежал он точно так же, как мумия. Неподвижно и безмолвно. Гаара тяжело вздохнул, но ничего говорить не стал.
— И все же ты неправа, сестренка, — заметила Фуу напоследок. — Или спровадила конкурентку?
— Что? Я? — вспыхнула Сакура.
— Не нравится, когда говорят гадости?
Сакура сжала кулак, вспыхнула, но все же сдержалась и промолчала. Гаара потащил Фуу дальше, чувствуя, как в спину ему упирается взгляд ученицы Цунаде. Сакура, гневно дыша, очень хотела сломать кулаком стену, но сдержалась. Она ирьенин и боец, и ученица Цунаде, и должна держать себя в руках!
Ощущая, как подергивается веко на правом глазу, она пошла в обход по палатам.
Хината бежала по коридору, размазывая слезы по щекам, и не видя ничего от злости на себя, на Сакуру, от страха, что Наруто умрет, если ее не будет рядом. Она не должна сдаваться! Она должна сражаться! Но получалось почему-то совершенно наоборот, и от презрения к самой себе, слезы Хинаты лились еще сильнее.
Затем она влетела в какое-то мягко-жесткое препятствие и отлетела на пол.
— Хината-сама! Кто вас обидел?
— Сю-сан! — Хината вскочила, поклонилась.
К стыду и презрению добавилось еще и жгучее чувство, что Сю, правая рука отца, видел ее такой. В этот момент эмоционального и физического страдания, Хината ощутила, что сходит с ума, и опять обратилась за помощью к привычным для нее ориентирам и ценностям. Разве Наруто сдался бы? Она много раз обещала самой себе не сдаваться и сражаться, и много раз нарушала это обещание, бессильно сжимая кулаки и рыдая в одиночестве, но теперь, теперь все менялось.
Хината ощущала, как внутри нее как будто лопаются невидимые пузырьки, как будто кто-то выбивает ее тенкецу, и чем больше лопалось этих пузырьков, тем спокойнее она становилась. Она ощущала, как на нее нисходит осознание "Пути Ниндзя", осознание того, что отступить — все равно, что умереть, и внезапно вспышкой озарения поняла, что чувствовал Наруто, когда вставал, раз за разом и кричал, что "Узумаки Наруто никогда не отступает!"
— Хината-сама? — обеспокоенно спросил Сю, после минутной паузы.
Хината стояла посреди коридора, глядя на него невидящим взором, светлея лицом на глазах, даже слезы высохли и пропали. Сосредоточие мысли, такое Сю несколько раз видел, но никогда бы не подумал, что Хината способна на такое. Правая рука Хиаши разделял взгляды главы клана на дочь, и собственно, поэтому и явился в госпиталь. Помочь слабой девочке, подготовить ее к трагическому событию и церемонии.
— Да, Сю-сан, — ответила Хината, отмирая. — Прошу прощения.
Она еще раз поклонилась.
— Понимаю и разделяю ваше горе, Хината — сама, — поклонился в ответ Сю. — Похороны вашего отца, Хиаши-сама и Нейджи-сана, состоятся на закате, я прибыл, чтобы помочь вам в подготовке к церемонии.
— Да, Сю-сан, — вздохнула Хината. — Ведите.
Они удалились, а случайно заставшие сцену раненые и персонал госпиталя еще долго перешептывались о клане Хьюга, шиноби которого были способны устроить церемониал из чего угодно. Даже присловье ходило по Конохе на эту тему, добродушно-насмешливое.
Хината, следуя за Сю, вздохнула. Похороны. Она не успела вытащить Нейджи из его скорлупы ненависти к старшей семье. Она не успела показать отцу, что стала сильной куноичи. Она ничего не успела, борясь с собственным страхом и слабостью, и это было непростительно. Ей не хватало храбрости раньше, но хватит ее сейчас, и на похоронах она встанет и скажет, а потом уйдет к Наруто.
Это было единственное, что раньше в эти дни поддерживало Хинату. Мысль о том, что она все-таки небезразлична Наруто, раз он стал... Лисом, когда ее ранило. Но теперь, в новом своем состоянии, она ощущала, что ей хватит храбрости прийти к Наруто, когда тот придет в себя, и сказать ему все.
Да, теперь она успеет!
23 мая 79 года. Госпиталь Конохи в стране Весны.
— Вы можете говорить со мной откровенно, — откинулась на спинку стула Сабаку Темари. — Я была Казекаге год, и кое-чему научилась, хотя признаться честно, прекрасно обошлась бы без этого опыта.
— Быть Каге тяжелый труд и ответственность, — кивнул Нара Шикаку.
— Не надо просчитывать сотни вариантов, скажите, как есть, — сказала Темари. — Если вы не хотите, я уйду и больше не приближусь к вашему сыну, я все понимаю. Кого из нас Коноха планирует посадить во главе Суны после войны, меня или моего брата? Впрочем, какая разница, все равно связь с наследником одного из кланов Конохи будет возможна только при полном союзе Листа и Песка, а для этого надо выиграть войну и навязать всем остальным Деревням свою волю. Процесс долгий, хлопотный и масса всего может случиться, и я прекрасно понимаю, что не такое будущее вы планировали для своего сына, а планировать вы умеете, в этом я уже успела убедиться, Шикаку-сан.
Шикаку помолчал, разглядывая Темари, сидящую в свободной позе, как будто заново оценивая внешность и ум Пятой Казекаге. Темари, теребя один из хвостиков прически, смотрела на Шикаку, отца Шикамару и шиноби, который, в сущности, в одиночку направлял войну Листа против трех Великих деревень, и направлял настолько успешно, что невиданная ранее коалиция никак не могла взять верх.
— Я не планировал будущее для Шикамару, — медленно, как будто обдумывая каждое слово, заговорил Шикаку после паузы. — Я научил его думать, анализировать, строить связи и любоваться облаками, и с того момента Шикамару всегда сам планировал свое будущее, когда ему было не лень о нем думать. Я вижу, что ваш отец, Йондайме Казекаге, научил вас тому же, Темари-сан, и думаю, вы поймете, почему я пришел поговорить.
— Мужчины клана Нара умны, но ленивы, о чем в Конохе ходит поговорка, — сказала Темари, глядя в глаза Шикаку, — и думаю, Шикаку-сан, вы поймете причину, почему я взяла инициативу в свои руки. Ведь это вас беспокоит, не так ли?
— Я рад, что Шикамару обратил на себя внимание столь умной куноичи как вы, Годайме Казекаге, — поднялся Шикаку, сделал шаг к выходу. — Но все же
— Конечно, Шикаку-сан, — прикрыла глаза Темари, — он же ваш сын, я все понимаю.
При этом Темари все же слегка лукавила, поэтому и прикрыла глаза, чтобы не выдать себя. Ум, хладнокровие, бойцовские навыки явленные Шикамару в бою с Кисаме, все это было вдохновляюще и возбуждающе до такой степени, что Темари готова была отдаться ему прямо там, на поле боя. И это ее нетерпение подвело, Кисаме смог пробить защиту и достать Шикамару. Поэтому она совершенно не боялась разговора с отцом, который предвидела сразу, нет. Темари до дрожи в коленках боялась разговора с Шикамару, когда тот очнется.
Но и отступать не собиралась, и поэтому и сидела возле его тела практически безвылазно.
24 мая 79 года. Госпиталь Конохи в стране Весны.
— Гай-сан, — кивнула Сакура. — Какаши-сан, Шизуне-сан.
— Положи на стол, — кивнула Шизуне. — Что-то срочное?
— Нет, — Сакура положила папку на стол.
Все в комнате выглядели устало, если не сказать изможденно. Придавленный гибелью Нейджи и находящимся при смерти Ли, Майто Гай не сверкал белоснежной улыбкой и не кричал о Силе Юности. Подавленный ранением Наруто и собственным переутомлением от использования Мангекё, молчал Какаши. Шизуне, с момента битвы буквально пару раз прилегшая поспать, просто молчала. Все в госпитале были измотаны, и кто знает, если бы не Цунаде с ее массовым лечением, возможно ирьенины уже умирали бы от истощения, силясь спасти и теряя раненых. Вчерашняя вспышка грубости с Хинатой тоже была проявлением усталости, но Сакура отказывалась признаться в этом самой себе.
Еще она упорно не желала осознавать и думать, что ее разъедает и подзуживает зависть. Зависть к тем, кто сражался там, в уже славной, но пока еще безымянной битве. Тем, кто не дрогнув, лечил других под техниками, шел в атаку под бомбами биджу и сражался, озаряемый вспышками техник Цучикаге.
Сакура поклонилась и вышла, ее ждала ненавистная учеба.
Могла ли она подумать в Академии, что ей не будет нравиться учеба? Но когда рвешься на фронт, а тебя заставляют корпеть над учебниками и практиковаться на раненых, да еще и старательно перенимаемый характер наставницы дает о себе знать, ненависть ко всему копится и копится. Пока что Сакуре удавалось сдерживать вспышки гнева, но надолго ли ее хватит?
— Прошу прощения, — Шизуне зевнула и потерла глаза. — О чем мы говорили?
— Ли! — из самой глубины души и сердца вырвался крик Гая.
— Ах да, Ли, — Шизуне еще раз потерла глаза, достала папку. — Так, вчера Цунаде-сама провела операцию, и убрала самые тяжелые повреждения. Через неделю она проведет еще операцию, и потом потребуются еще две — три операции коррекции, с этим справится уже наши ирьенины. Месяц отдыха и восстановления, если не будет осложнений.
— А если будут?
— Цунаде-сама не всесильна, — вздохнула Шизуне, — а тяжелораненых много, пусть и не настолько тяжело. Ли выжил чудом, скажу честно. Такой удар мог бы пережить S-ранговый шиноби, подготовившись, но это совершенно другой уровень, недоступный Ли. Возможно, его спасло то, что он находился под Вратами, но это же ухудшило его состояние после удара. Повезло, что его быстро нашли и быстро доставили, час промедления, и он был бы мертв.
— Могу я чем-то помочь? — спросил Гай в сотый, наверное, раз.
— Можете, — кивнула Шизуне. — Если пойдут осложнения, и Ли придется забыть о пути шиноби, вы, Гай-сан, можете прийти и поговорить с ним об этом. Но только если пойдут осложнения, сейчас это один шанс из четырех, примерно.
Она помолчала, глянула на мрачного Гая и пояснила.
— Поймите, Гай-сан, мы тоже не такие железные и ничего не чувствующие, как про нас иногда рассказывают. Каждый такой пациент, которому приходится говорить о неизлечимом случае, это как удар кунаем в сердце.
— Я не отказываюсь, Шизуне-сан! — Гай встал и поклонился. — Благодарю вас за заботу о Ли! Идем, Какаши!
Какаши медленно, неуверенно поднялся. Чрезмерное использование Мангекё и обычного шарингана истощило его, нарушило координацию движений. Шизуне знала, что еще пару — тройку дней, и Какаши придет в норму, вылечится и вернет координацию, в конце концов, физически он остался цел. Но сейчас он передвигался с трудом и только с помощью Гая, как, впрочем, и большинство пациентов госпиталя страны Весны.
Ведь сюда присылали только самые тяжелые случаи, которых вот так сразу и не вылечишь, проведя рукой по телу. Всех легкораненых Цунаде-сама вылечила в день битвы, вернувшись из самой битвы, в которую и ринулась то только, чтобы помочь Наруто, а потом уже просто войдя в раж.
Шизуне вздохнула, поднесла руки к вискам, активируя Шосен дзюцу. Усталость нехотя отступила.
— Обязательно освою сенмод! — проворчала она, открывая папки с рапортами.
24 мая 79 года. Коноха, страна Огня.
Лежу на диване, изучая потолок дома.
Сцены битвы, нападение шиноби Неба, трансформация Фуу, бушующие биджу и сверкание техник, все это причудливо переплетаясь, снова сверкает перед глазами. Нет, мне не снятся ночные кошмары, но все же избавиться от навязчивых видений не получается, и сейчас пробую метод пресыщения. Пересмотреть все столько раз, чтобы эмоциональная острота притупилась, стерлась и размазалась. Чтобы ушли видения равнины, заваленной трупами, Шизуне, забрызганной кровью над распластанным телом, с холодным голосом и глазами, бушующих биджу, от выброса ки которых хотелось обоссаться, и дрожали колени.
Смотрю на руки. Руки дрожат и подергиваются. Эффект еще не достигнут.
Продолжаю разглядывать потолок, все равно Шизуне в стране Весны и запретила мне туда являться. Мол, лечить меня может только Цунаде, но то все отговорки. Боится, что у меня крыша уедет, как тогда, после Дождя, и все они этого боятся. Но зря, зря. Меня терзает демон сожаления, что заварил эту войну, но сходить с ума не собираюсь. Вокруг Коноха, дом, где-то вдалеке Шизуне, и однажды она вернется, сядет рядом и устало обнимет, и чтобы не создавать ей новых проблем и быстрее закончить войну, нужно вернуться к душевному равновесию.
Смотрю в потолок, и новый цикл картинок вспыхивает перед глазами.
24 мая 79 года. Коноха, страна Огня
— Итак, полторы тысячи шиноби Листа мертвы, — сказала Цунаде, мрачно глядя в бумагу, — остальные все вылечены или находятся на лечении, более или менее успешном. В ближайшее время враг вряд ли нападет так масштабно снова, у нас есть время обсудить и понять, что пошло не так.
— Мы устояли против совокупной мощи Песка, Камня и Облака, — заметил Третий, вынимая трубку изо рта, — и не просто устояли, но еще и нанесли им огромные потери. Думаю, это перелом в войне.
— Райкаге упрям и вспыльчив, он наверняка попробует еще раз, — высказался Джирайя.
— В атаке были созданы уникальные условия, проведена масштабная подготовка, задействованы невосполнимые ресурсы, — перечислил Третий. — Не спорю, Эй ударит еще раз, но в одиночку он ничего не добьется, а совместная атака трех Деревень потребует еще двух месяцев подготовки. Я не спорю, полторы тысячи шиноби за одну атаку — это запредельно много, но взгляните, что это была за атака? Не говоря уже о том, что мирное население не пострадало, а трем Каге теперь есть о чем подумать.
