— Чего же тогда его все боятся? — поинтересовался капитан.
— Потому и боятся, что когда нет тела, то нет и дела. Пропал человек без вести и все тут. Канул в лету. Наехал ты на него и исчез, разложился на атомы и испарился. Понятно? Все свободны, за работу.
Самойлович быстро выяснил, что Солнцева раньше работала в юридической консультации у Либерсона. Решил поинтересоваться у него, позвонил:
— Абрам Маркович, добрый день, это Самойлович.
— О-о, Борис Аркадьевич, рад слышать вас, рад.
Рад он слышать, подумал подполковник, жаль, что в трубе не видно. У самого морда наверняка кислее лимона.
— Абрам Маркович, я без предисловий. У вас когда-то Солнцева работала, охарактеризуйте мне ее, пожалуйста.
— Без предисловий, тогда извини и я без них. Девочка красоты неписанной и умом не обделена. Хочешь свои яйки в мошонке иметь — забудь про нее. Даже что интересовался — забудь.
Либерсон отключил связь. Подобного крутого ответа Самойлович не ожидал, старый еврей не стал бы ему лгать. Они давно знали друг друга и общались не бескорыстно, естественно. Либерсон помнил, как выскочила пташка из его клетки и забывать не собирался. Он неплохо изучил Самойловича и специально задел его самолюбие. Теперь точно побежит знакомиться, а БЭП никому не в радость. Ничего не произойдет, но пусть хоть немного Эльвира поволнуется.
Самойлович вошел в помещение адвоката Солнцевой. Маленький коридор с выходом на четыре двери, на одной соответствующая табличка. Значит в других кабинетах кто-то еще располагается, решил он. Подполковник постучался и вошел.
Небольшое помещение — стол, телефон, два кресла для посетителей, шкаф для одежды. Девушка за столом подпиливала свои ноготки. Смутилась и сразу же убрала пилочку. Самойлович смотрел на нее долго, практически до неприличия, не отрываясь, ища красоту неписанную. Что в ней красивого? Обыкновенная мордочка, широкие плечи, на груди две фиги. Совсем ничего симпатичного. Либерсон никогда не обманывал, что произошло с ним, может он меня элементарно разыграл? Как бы то ни было Самойлович заговорил:
— Добрый день, я начальник местного БЭП, — он предъявил удостоверение, — с новыми фирмами стараюсь всегда знакомиться лично. Ваш адвокатский кабинет уже на слуху, но что-то я не заметил клиентов в коридоре. Нет работы?
Подполковник демонстративно осмотрел свою кутикулу на ногтях. Девушка, видимо, поняла его жест, ответила с усмешкой, что не совсем понравилось Самойловичу.
— Мы не принимаем клиентов с улицы, Борис Аркадьевич. Есть телефон, это удобно нам и им. Состоятельные люди, как вы понимаете сами, не любят сидеть в очереди. Вы верно подметили — клиентов у нас не много, качество обслуживания не терпит количества. У вас есть конкретные вопросы?
Ишь ты глазастая... имя с отчеством запомнила, хотя я корочку показал мельком. Такие и выискивают огрехи следствия в деле, а потом отмазывают на суде преступников.
— Нет, — ответил он, — я на минутку зашел. Всего доброго.
— Хорошо, я передам Эльвире Анатольевне, что вы заходили.
— Что?
Самойлович резко остановился у двери и повернулся.
— Так вы не Солнцева?
— Я секретарь, — ответила девушка, — и вам до свидания, господин подполковник.
Самойлович заметался, делая шаг вперед и отступая назад, так он еще никогда не прокалывался. Дебил... принял секретаршу за адвоката, корил он себя, и попрощался уже.
— Что с вами, Борис Аркадьевич, вам плохо?
— Нет, нет, все в порядке. Хотел лично познакомиться с Эльвирой Анатольевной, но вспомнил о неотложных делах. Я забегу еще.
Секретарша пожала плечами, а он уже был на улице, костеря себя разными словами. Придется прийти еще раз через несколько дней. Наверное, со стороны я выглядел полным идиотом. Но если это секретарша — тогда где сидит сама Солнцева, в кабинете даже другого стола нет? В одном из кабинетов напротив? Он помнил, что слева по коридору всего одна дверь, а справа три. Но коридор разделяет помещение наполовину. Я действительно идиот — это была приемная, в которой я не заметил другую дверь.
Самойлович сел в свой личный мерседес, глянул на часы — пора обедать. Он подъехал к ресторану, привычно устроился за столиком в уголке.
— Как обычно, — бросил он подошедшей официантке.
Она кивнула головой и очень скоро принесла ему тарелку борща, прожаренный кусок свинины на косточке, бокал Киндзмараули. Самойлович покушал, вытер рот салфеткой и собирался уходить, как подошла официантка.
— Что-нибудь еще? — спросила она.
Подполковник отрицательно покачал головой и встал.
— Ваш счет, пожалуйста.
Официантка положила на стол что-то подобие небольшой темной папочки. Самойлович инстинктивно взял и открыл ее — две тысячи рублей...
— Это что? — не понимая, спросил он.
— Ваш счет за обед, — ответила секретарша.
— Ты белены что ли объелась? — нахмурился подполковник.
— Правила изменились, Борис Аркадьевич, больше бесплатных обедов не будет, это распоряжение директора.
— Как обедал — так и буду обедать. Ты здесь год всего работаешь, а три года здесь кушаю и никогда не платил. Если директор в тюрьму захотел, то пусть об этом мне сам скажет. А ты, цыпа, не встревай, больше чтобы я никаких счетов не видел. Так и передай своему директору.
Самойлович сел в свой Мерседес, шлепнул руками по рулю: Да что за день сегодня такой невезучий" ?..
Через несколько дней он снова посетил приемную адвоката Солнцевой.
— Здравствуйте, вот, выбрал времечко лично познакомиться с Эльвирой Анатольевной. Она у себя?
— Здравствуйте, Борис Аркадьевич, адвокат у себя, сейчас доложу.
Она связалась с хозяйкой и пригласила подполковника пройти, открыв дверь, которую он только теперь сумел разглядеть. Большой кабинет выглядел уютным. В глаза бросалась дорогая офисная мебель и особенно отдельный стол для переговоров и совещаний. Он прошел, сел в кресло к этому столу, рассчитывая, что хозяйка подойдет и устроится напротив. Но она осталась на месте.
— Я слушаю вас, Борис Аркадьевич, — произнесла она без всяких эмоций.
Самойлович поудобнее развалился в кресле, закинув ногу на ногу, и, не стесняясь, разглядывал Солнцеву. Либерсон оказался прав, подумал он.
— Я, собственно, зашел познакомиться. Потенциальных клиентов всегда лучше знать в лицо.
— К сожалению, Борис Аркадьевич, не смогу вам ответить тем же, моим клиентом вы никогда не станете.
— Это точно, — с усмешкой согласился он.
— Я вижу, что вы неправильно меня поняли, — возразила Солнцева, — во-первых, я не беру клиентов с улиц, в во-вторых, у вас элементарно денег не хватит на мои услуги. Но, если вы не возражаете, то я перейду сразу к делу.
— К делу? — удивился подполковник, — это становится интересным. Слушаю вас с удовольствием, вам нужна защита или, как ее сейчас именуют, крыша? Не вопрос, много не возьму, но, учитывая ваш объемный бизнес, полагаю, что ста деревянных тонн будет вполне достаточно. Вас это устроит?
Солнцева не отреагировала на предложение никак.
— Вы ежедневно, кроме воскресенья, обедаете в ресторане "Планета", на сумму две тысячи рублей. Это продолжается в течении трех лет, то есть в течение тысячи девяносто пяти дней. Минус воскресенья — это получается девятьсот пятьдесят один день. По две тысячи рублей — это один миллион девятьсот две тысячи. Таков нанесенный ресторану ущерб с вашей стороны. Завтра в это же время, не позднее, я жду от вас добровольного погашения долга. До свидания, Борис Аркадьевич, сейчас одиннадцать часов.
Солнцева уткнулась в бумаги, вошла секретарша.
— Прошу вас, Борис Аркадьевич, — вежливо пригласила она его на выход.
Оторопелый и ошеломленный Самойлович минуту не произносил ни слова. Потом пришел в себя, сжал кулаки и встал.
— Ты... курица в адвокатском гриле... ты хоть понимаешь с кем сейчас говорила? Я начальник БЭП и таких, как ты, пачками в СИЗО определяю. Подстилка Давидовская... Ничего... ты у меня надолго сядешь.
— Борис Аркадьевич, зачем же так волноваться и угрожать? — спокойно произнесла секретарша, — Эльвира Анатольевна вам зла не желает, как и возбуждения уголовного дела в отношении вас. Вернете деньги и все останутся довольны. У вас есть время подумать, а сейчас прошу покинуть кабинет, у нас много работы.
Самойлович с ненавистью глянул на Солнцеву, которая, не выражая эмоций, просматривала бумаги.
— Сука... я тебя раздавлю. А ты, — он посмотрел на секретаршу и ткнул ее пальцем.
Она мгновенно перехватила его и вывернула, Самойлович взвыл от боли. Секретарша, удерживая палец, вывела его на улицу и захлопнула дверь. Он кинулся обратно, но дверь оказалось запертой.
"Суки... он матерился долго и вскоре понял, что на него обращают внимание прохожие. Сел в свой Мерседес. Палец, неестественно вывернутый, сильно болел, и он отправился в травмпункт. Доктор пояснил, что перелома нет, сильный вывих. Он сильно дернул за него и палец встал на место, боли уменьшились. "Недельку полного покоя и все обойдется". Медсестра чем-то помазала и наложила давящую повязку.
Самойлович сразу же поехал к знакомой следовательнице, рассказал ей все. Кроме того, что ему предъявили счет за бесплатные обеды. Со следователем Корзулиной Екатериной Станиславовной у него были давние отношения и даже любовные, пока она не вышла замуж за другого. Но дружественные отношения остались.
— Катя, ты должна меня понять — сидит какая-то расфуфыренная сука и выворачивает мне пальцы...
— Палец тебе не Солнцева повредила, а ее секретарша. От меня ты чего хочешь?
— Как чего, Катя? Надо возбудить уголовное дело.
— И по какой статье? — спросила Корзулина.
— Сопротивление сотруднику полиции, нанесение телесных повреждений. Это пока, дальше я нарою на нее и экономические преступления, надолго сядет, — ответил Самойлович.
— Боря, у тебя с головой все в порядке? Какое сопротивление, ты о чем, ты был там не при исполнении. Уголовное дело на секретаршу за пальчик, — она усмехнулась, — не смеши меня. По этой статье штраф возможен, но тебя же засмеют все. Ты не понимаешь, что ли? Боря, очнись, успокойся. Экономические преступления... когда накопаешь — тогда и приходи, рассмотрим. Чайку, кофе? — спросила Катя.
— Значит, не поможешь? — расстроился Самойлович.
— Боря. Я тебя понимаю, но у нас нет оснований. Ты же не занимаешься подбрасыванием наркотиков. Может тебе коньячку налить?
Самойлович махнул рукой и вышел из кабинета. Наркотики... а почему бы и нет, если эту суку ничем другим взять нельзя. Тут уж не отвертишься, тварь. Он усмехнулся и поехал к знакомому цыгану. Тот особого удовольствия не проявил, но ссориться с начальником БЭП ему не хотелось.
— Приезжай завтра в двенадцать, — ответил цыган.
— Мне бы часикам к десяти, — попросил Самойлович.
— Не получится к десяти, Борис Аркадьевич, я же сам не торгую. В двенадцать, раньше не смогу.
И здесь не везет, подумал подполковник, ответил:
— Хорошо, буду в двенадцать.
Цыган проводил его, плюнул зло на землю: "Тварь... бесплатно хочет и еще права качает" ...
На следующий день, получив наркотики, он сразу направился к Солнцевой, припарковал машину и вышел, направляясь к двери. Сразу же столкнулся с тремя мужчинами.
— О-о, Борис Аркадьевич, а мы как раз к вам собирались. Управление собственной безопасности, майор Астафьев, ваши ручки, пожалуйста, — майор достал наручники, — вы задержаны, гражданин Самойлович.
Как не кстати, сразу мелькнула мысль у подполковника, все можно объяснить и развалить, но у него с собой героин. Что делать? Он решил уйти на рывок. Только бы добежать до угла, там он сбросит незаметно наркотики и сдастся. Самойлович бежал изо всех сил, но парни из службы собственной безопасности оказались быстрее. Подсечка и он кубарем покатился по асфальту, сдирая об него кожу с рук и носа. Парни навалились, надев наручники уже не спереди, а сзади. Подошел майор.
— Что же это вы, Борис Аркадьевич, решили побегать? Не солидно как-то, но, возможно, оправдано с вашей точки зрения. Пригласите понятых, проведем личный досмотр, — обратился он к своим сотрудникам, — не зря же он на рывок решился.
Гораздо позже, на суде, Самойлович заявил, рассчитывая на снисхождение:
"Юридически не является доказанным, но, полагаю, что ни у кого не вызывает сомнения факт, что Солнцева является адвокатом мафии и конкретно адвокатом вора в законе Давида. Поэтому именно к ней отошел бизнес Арсения. Еще Жеглов в известном фильме говорил, что вор должен сидеть в тюрьме. У меня не было и сейчас нет оснований для уголовного преследования Солнцевой, но я понимал, что она преступница, поэтому пошел на риск, решив подбросить ей наркотики. Я виноват перед законом, но чист перед совестью, перед своим народом, который тоже считает, что вор должен сидеть в тюрьме. У меня все, Ваша Честь".
Его осудили на пятнадцать лет изоляции от общества в колонии строгого режима. Но все это наступит позже.
ХVII
Солнцева просматривала бухгалтерскую отчетность, предоставленную заводом "Сталь-конструкция", специализирующегося на изготовлении метизной продукции — гвозди, болты, гайки, саморезы, проволока, тазы, ведра, умывальники, сетка-рабица, арматура, электроды и другие изделия. Завод достаточно крупный и практически монополист в области, поставляющий свои изделия и в другие регионы страны. Эльвира уже начала разбираться в дебите, кредите, активе, пассиве, но еще не была достаточно грамотной, чтобы на лету определять скрытые хищения по данным бухгалтерской отчетности. Она понимала, что отчетность может выглядеть безупречной, если правильно расставить все необходимые цифры. Как расставлены эти цифры — здесь уже без дополнительной документации не обойтись. Интуитивно она чувствовала, что прибыль должна быть большей и необходимость в аудиторской проверке считала обязательной.
"Сам черт ногу сломит, — тихо произнесла она, — заводы, фабрики, рестораны, магазины... у всех своя специфика в бухгалтерии". Она попросила секретаршу принести ей кофе.
— Эльвира Анатольевна, — произнесла Алена, поставив на стол чашечку кофе, — у меня в приемной сидит плачущая старушка. Муж у нее за убийство в СИЗО находится. Просит вас помочь ей, но денег у нее нет.
— Хорошо, я приму ее, заводи. Но предварительно скажи — будет плакать: разговор не получится. Пусть найдет в себе силы собраться.
Старушка зашла, Эльвира встала, помогла ей сесть в кресло.
— Спасибо, вы такая молоденькая, но мне говорили, что вы не проиграли в суде ни одного дела. Я, наверное, зря пришла, следствие назначило мужу адвоката, но он утверждает, что сделать ничего нельзя. Неужели нет правды на свете?
— Мы с вами немного начнем с другого — как вас зовут, чаю хотите?
— Да, конечно, я Елизавета Ивановна Полежаева, а мой муж Полежаев Тарас Ефимович. За чай спасибо, не нужно.
— Расскажите все по порядку, Елизавета Ивановна, — попросила Эльвира.
— В ту ночь я спала плохо. Вернее, вообще не спала, сердце беспокоило и муж тоже не спал — то корвалол мне капал, то валидол под язык, не отходил от меня всю ночь. Под утро начали звонить и стучать сильно в дверь. Мы еще удивились с мужем, подумав про скорую помощь, которую не вызывали, а оказалось полиция. Муж раньше охотником был, карабин у него имеется. Полицейские забрали мужа и карабин, адвокат сказал, что из нашего карабина застрелили какого-то бизнесмена днем раньше. Но и днем раньше Тарас от меня не отходил ни на шаг, карабин этот лет десять в руки не брал. Следователь говорит, что я заинтересованное лицо и мои показания суд не примет. Но я то знаю, что Тарас от меня не отходил и никого убить не мог. Скорая меня увезла в больницу, а мужа полицейские забрали в тюрьму. Мы вместе шестьдесят лет прожили и под старость нам судьба такой подарок уготовила. Тарас как из армии вернулся, так мы и поженились в двадцать два года.
