Пацан наконец-то поднялся с земли и медленно побрел к капищу. Я свистнул Маню, оседлал его и выбрался на дорогу. Все равно завтрак я пропустил, а просить что-то у орчанок не хотелось. Даже не попрощался — слишком много чести. Мамаша Илвара по-своему, конечно, права, но меня всегда удивляли такие бабы: готовы костьми лечь, лишь бы дети жили по установленным ими правилам. Для психоаналитика случай — стандартный, но по башке ей стукнуть хочется. Ничего, если Илват подружится с духами познания, то этот род еще прославится великим шаманом.

Мы отъехали настолько, чтобы юрты превратились в еле различимые темные пятна на горизонте, когда дух Убуш-ага вдруг вытек из своего прибежища и сконцентрировался посреди дороги:

— Стой, Мышкун! Давай попрощаемся как положено!

Я удивился, но спрыгнул с Мани.

А мертвый шаман продолжил:

— Встретишь Белого Льва — скажи ему, что я не забыл его слов о том, что во всех мирах завтрашний день прорастает из сегодняшнего. Асаль-тэ-Баукир просил помочь тебе. Но помогать — не обязательно быть вместе. Когда-нибудь тебе пригодится то, что я собираюсь сделать.

— Ничего не понимаю, — удивился я. — Что ты затеял? И почему оно пригодится?

— Я возвращаюсь в стойбище и буду учить Ивата. Орки никогда так не делали, а вот у котов у каждого есть дух-покровитель из умершей родни. Коты — они к дому привязчивы, к семье... даже на пятое небо неохотно идут, у кого сила есть — с родней остаются. Охраняют.

— Думаешь, духи познания парня обучить не смогут?

— Обучат они, как же! — Убуш-ага фыркнул, как рассерженный кот, вроде тех, о которых он рассказывал. — Сами сопляки безмозглые, одним хорошо — помнят все. А вот соображать не обучены. Так что давай прощаться, бог!

Я пожал плечами:

— Надеюсь, свидимся. Мне кажется, наши пути еще не раз пересекутся. Дорога впереди долгая и совсем не прямая.

— Все в руках судьбы, — согласился дух и растаял в воздухе.

Я не врал духу, когда говорил, что впереди — длинная дорога. До границы с Кародом — не одна неделя пути. Я спешил, но расстояние от этого не сокращалось. Так что не одну ночь пришлось провести у костерка на обочине дороги, или в каких-нибудь древних развалинах, или — когда везло — в пастушьих стойбищах.

Во сне я порой бродил по туману Оси миров. Правда, попаданцев не встречал. Иногда перекидывался словечком-другим с Асаль-тэ-Баукиром, иногда натыкался на Наблюдателя, устраивавшего мне форменный допрос. Мужика почему-то интересовали совершенно необязательные вещи — от того, как меняется цвет неба по мере того, как я продвигаюсь к югу, до сплетен о новых богах, о которых с опаской поговаривали в степи.

Поэтому, наверное, я решился на очередной эксперимент. Бог я, в конце концов, или не бог? К тому же, как говорят, я еще — бог неожиданных путей...

Если попаданцы не попадаются в тумане, то, может, я сумею отыскать кого-нибудь из них во вверенном ему мире? К Киру-палладину ведь удалось перенестись? Сообразить бы только — за что зацепиться в той точке, где находится какой-нибудь мой бывший земляк.

Можно перенестись туда, где уже бывал. Можно — в том место, которое помнит кто-то другой. Можно в бесконечности Вселенных отыскать того единственного, кого когда-то знал. Искать Кира-палладина не хотелось. К Игорю — можно сгонять. Я разок даже перенесся в Зелен Лог, но застал Рыцаря в обществе десятка серьезных мужиков, что-то увлеченно обсуждавших.

Вывалившись из Тумана посреди парадного зала с увешанными оружием стенами, я порадовался, что у меня хватило ума перед переносом надеть амулет невидимости. Только один из мужиков уставился на меня, как на привидение, и зашептал что-то себе под нос. Видимо, какое-то заклинание. Не дожидаясь, пока меня шарахнет магией, я представил Костер в тумане — место, куда удавалось переноситься быстрее всего.

Посидев немного и отдышавшись, я задумался. Можно к Богдану сгонять, но вдруг он тоже занят? В его мире похожие на меня существа — обитатели Скверны и заклятые враги той страны, за которую воюет Богдан. Так что мое появление может бросить на него подозрение. А кого я еще знаю?

И тут мой взгляд упал на прислоненный к одному из камней щит, который я давно воспринимал как деталь интерьера. Помнится, первый раз, очутившись возле Костра, чуть было носом в него не ткнулся. Но с тех пор как-то ни разу не задумывался, откуда он тут взялся. Стоит — и стоит. Валунов тут достаточно, чтобы хватило 'посадочных мест' для любой компании. Поэтому никому не мешает. При этом вряд ли этот щит — какой-то важный артефакт. По крайней мере, я ничего магического вокруг в нем не увидел. Обычный круглый щит. Судя по современным заклепкам — продукция какой-нибудь реконструкторской мастерской. В общем, типичный 'новодел', а не музейный экспонат.

Но чем-то он, помнится, меня удивил. Подойдя поближе, я снова внимательно осмотрел щит. Вроде ничего странного, кроме накарябанных кем-то на тыльной стороне кривоватых букв. Помнится, я подумал тогда: во всем множестве Вселенных вряд ли найдется больше нескольких сотен существ, способных записать по памяти стихотворение из 'Властелина колец'. Причем — по-русски. Значит? А что — значит? Только то, что один из 'попаданцев', соблазненных Арагорном, был тем самым толкиенистом.

Никто из встретившихся мне в Тумане землян не отличался особой любовью к Профессору. Старлей Игорь Ракитин, подозреваю, вообще только фильм по 'Властелину колец' смотрел. Остальные, может, и читали, но особое впечатление на них классик фэнтези не произвел. Иначе бы не превращались во всяких японских кошек или карикатурных паладинов. Следовательно, я этого конкретного коллегу по несчастью еще не видел. Теперь он, скорее всего, разгребается с проблемами очередного из пораженных Хаосом миров. Какого? А вот это надо попытаться узнать. Точнее, проверить, можно ли это узнать.

Формулировка 'тот, кто начертал эти знаки' органично легла в заклинание переноса. Может, получится найти толкиенутого попаданца? Конечно, может статься, что я обнаружу его в ситуации, в которой ему будет не до общения. Например — на поле боя. Ну, тогда хоть помогу, чем смогу...

Я вернулся в степь и привычно устроил 'маячок' из нескольких листьев, сорванных с куста полыни — на этот раз ночевал я в зарослях, по(к)рывавших какое-то древнее оборонное сооружение. Будь я специалистам по фортификациям, том, может, и догадался бы, для чего предназначались эти оплывшие параллельные валы. Сейчас же они годились лишь на то, чтобы укрыться между ними от рассветного ветра.

Пробормотав заклинание, я ощутил перед носом чьи-то колени. Именно ощутил — по запаху пота и сыроватой шерстяной ткани, обтягивающей ноги.

— Элберет твою в Гелтаниэль тридцать три раза через кольцо всевластия!

Ругательство вырвалось невольно. И — по ассоциации с толкиеновскими стихами — одно из тех, которые мы придумывали в пору увлечения Профессором.

Ну почему никогда после переноса я не оказываюсь в нормальной позе? Я что, кошка, что ли, чтобы на четыре конечности приземляться?

Сверху раздался женский смешок:

— И вам не кашлять! Что, и вас тоже сюда?! В этот мир?

Та, что говорила, не могла меня видеть. Но мою 'Элберет' слышала и восприняла вполне адекватно. Я развеял скрывавшее меня заклинание и поднялся на четвереньки.

Женщина расхохоталась уже в полный голос.

Да, зрелище распластанного меня, наверное, достаточно забавное. Поэтому я решил не обижаться и взглянул вверх. Что ж, могло оказаться и хуже: на меня смотрела хорошенькая блондинка.

Нет, конечно, мне нравится, когда девушки мне улыбаются, но не так активно. Роль клоуна — не лучшая для знакомства. Поэтому я быстро вскочил и постарался сразу выяснить, удался ли мой эксперимент:

— Не в мир, а к вам, мадмуазель. Или мадам? На щите вы писали?

Пока говорил, мельком осмотрелся.

Комнатка такая крошечная, что я, телепортировавшись в нее, занял все свободное место на полу. В остальном же все очень мило и даже уютно.

Два окошка друг напротив друга, в третьей, более короткой, стене — дверь. Под окнами — застеленные топчаны. У глухой стены — откидной столик и рядом с ним — здоровенный сундук в роли стула и поставец с посудой. Пол застелен вязаным полосатым ковриком. Потолок — гнутые жерди, покрытые снаружи темной тканью. Не комната, а музей средневекового быта. Все вязаное, домотканое, самодельное. Ничего удивительного, конечно, мало ли в какую эпоху мою землячку занесло.

Да и она сама — как иллюстрация из детской книжки про Гретхен и Гензеля: заплетенные в толстую косу пепельные волосы и серые глаза. Этакая заколдованная принцесса. Только почему-то переодета мальчиком: из-под грубошерстного свитера торчит подол полотняной рубахи, которая на Земле бы сошла за вполне пристойное по длине платье, на ногах — пушистые овечьи носки. Не хватает только деревянных башмаков — и можно отправляться на поиски пряничного домика.

Пока я осматривался, девушка отсмеялась и вспомнила, что умеет говорить:

— На каком щите?

— Который у Костра, — ответил я.

И продекламировал, чтобы стало понятнее:

'Три для эльфов-разгильдяев,

шибко благородных.

Семь для гномов-скупердяев

в погребах холодных.

Девять — жмурикам отдам

для житья за гробом.

И одно надену сам —

просто так, для стеба'.

Меня опять подвела манера от волнения болтать, что попало. Мне бы нормальный, тот же муравьевский, перевод вспомнить, но в памяти всплыли эти дурацкие стишки.

Блондинка икнула от сдавленного смеха, шмыгнула носом, выдохнула и постаралась сменить тему:

— И вас вот это...

Она сделала рукой жест, который, вероятно, должен был изобразить, что означает 'это'. Интересно, она никогда орков не видела, что ли? Или в ее мире телепортов не существует?

— Давай на 'ты'? — перебил я, чтобы разрядить обстановку.

Хозяйка кибитки снова икнула, кивнула и, наконец, выдавила из себя:

— Так тебя вот это...

И оскалила зубы, видимо, намекая на мои клыки.

— Ты про то, что я зеленый и клыкастый? — догадался я. — Так еще не самое странное, что может быть! Я — стандартный орк, один в один, как Толкиен описывал. А некоторые из наших и в японских кошек превратились, и черными, как негры, стали. Кстати, меня зовут СанСаныч. Точнее, на Земле так звали. А тебя?

— Алена, — ответила девушка.

И добавила, чуть помедлив:

— А зачем я тебе? Арагорн опять что-то затеял?

— Да вообще-то совершенно незачем, и Игрок не при чем, — я пожал плечами. — Хотелось проверить, можно ли определить точку в пространстве, в которой находится тот, кого я не знаю, но чьи записи видел. Эксперимент: создание фиксированного образа по почерку.

— И что?

— На щите про кольцо всевластия ты писала? — решил все-таки уточнить я.

Девушка нахмурилась, вспоминая, и наконец призналась:

— Я.

— Значит, я крут! — с гордостью ответил я. — У меня все получилось!

ГЛАВА 16

Алена хотела что-то добавить, но в этот момент распахнулась дверь, и в проеме появился чей-то зад, обтянутый шерстяной юбкой. Очень симпатичный, на мой взгляд...

— Упс! — только и сумел выдавить из себя я.

Женщина обернулась — и я от удивления чуть рот не открыл. Алена смотрела на меня, как на какую-то диковинку. Но, оказывается, рядом с ней обитает орчиха... и не просто орчиха — настоящая красавица! Пышная фигура, гладкая кожа на выступающих скулах, глубокие темные глаза, а волосы — густые, блестящие, черные, как душистая смола, как провалы пещер, как небо над морем...

В руках у незнакомки было что-то вроде сложенного в несколько слоев полотенца, на котором стояла закопченная кастрюля. Орчиха вздрогнула и уставилась на меня. Кастрюля накренилась и начала падать.

Я автоматически подхватил исходящую паром посуду... горячо — но терпеть можно.

— Да! Я крут и копытат! — вырвалось у меня.

Хозяйка фургончика заливисто расхохоталась. Орчиха по-прежнему молчала, словно онемела. Кастрюля жгла мне руки, но я почему-то тоже стоял столбом, уставившись на незнакомку.

— Простите, извините, — произнесла Алена.

Легко проскользнув мимо меня, она забрала у меня кастрюлю, поставила ее на столик и, вернувшись, встала между мной и женщиной.

— Это мистрис Сиобан, — представила она красавицу. — А это...

— Меня зовут Мышкун, — сказал я, сообразив, что земное имя в данном случае не годится.

— Да, кхгм, — непонятно над чем хихикнула Алена. — Да, это Мышкун. Мой, так сказать, земляк.

Мистрис Сиобан удивленно подняла брови:

— Но... ты ж говорила, что твоенная сфаура — людинская?

И при этом почему-то побурела, словно юная девочка, впервые попавшая на Праздник невест.

Я не сразу понял, что она сказала. Язык вроде похож на орочий, который вложил мне в голову Арагорн. Точнее, оставил знания помершего Мышкуна. Но о смысл сказанного мастрис Сиобан доходил с трудом. Какая 'сфаура'? Сфера? Мир?

Я внимательно посмотрел на женщину. Интересно! Похоже, что мистрис Сиобан — не простая пастушка. Знает о множественности миров...

— Ну... в данный момент — не совсем так, — попытался объяснить я. — В данный момент — я сам по себе... То есть не земляк. Из другого мира... сфауры

Сиобан продолжала внимательно смотреть на меня, и под ее взглядом я перестал понимать, что можно говорить, а что — нельзя. Видимо, Алена достаточно откровенна со своей подругой, если та знает об иномирном происхождении 'попаданки'.

— По себе... — повторила Сиобан.

И вдруг она засуетилась:

— Ну, вы говорьте, говорьте! А я.. Мне...

И неожиданно выскочила за дверь.

— Куда это она? — удивился я.

Алена пожала плечами:

— Что-то странное... Может, ты ее так поразил?

— Чем?

— Не знаю, — ответила девушка. — Потом разберемся. Лучше объясни, как ты сюда попал? Разве возможно без помощи Арагорна уйти из того мира, что тебя 'стабилизатором' выбрал?

— Можно, но ненадолго. Не знаю, как объяснить. Я вроде могу на Землю вернуться, но дела не пускают. А ты?

— Я возвращалась. Думала — все, кончились приключения. А потом обратно и загремела. Вторая 'ходка', — пошутила девушка. — Причем не так, как в первый раз, а в чем была. В первый раз, как тебе, тоже тело поменяли, чтобы смогла в другом мире выжить. Тогда поменяли, а теперь в летнем платье на шпильках — и в осень!

Я фыркнул — слишком уж по-уголовному прозвучала эта 'ходка', да еще в сочетании с платьем на шпильках, — и постарался объяснить свою ситуацию:

— Оказалось, что я начатое бросить не могу. Да и вообще... в многомирье столько интересного, что, пока не разберусь, в чем причина всей этой котовасии с Хаосом, на Землю возвращаться смысла нет.

— Счастливчик, — протянула Алена. — Ты для своего мира приспособлен. А я мучаюсь...

— Ничего мучительного не вижу, — совершенно искренне ответил я. — Симпатичная — для человечки, конечно. Или тут блондинки не в моде?

Алена вдруг погрустнела и ответила совершенно серьезно:

— Вот в том то и проблема, что симпатичная и... и слабая. Физически слабая. С магическими силами вроде все в порядке, но они мне сейчас недоступны. В общем, куда не кинь — всюду клин.