На капитана Ларута было больно смотреть. Кто ему Кагар — ведь не только денщик, верно? Но и на любовника непохоже, потому что у тхайен обеты — первое, да и сильно измененная физиология — второе, вообще неизвестно, женские органы какие остались или нет. Стало быть, близкий друг или что-то вроде того. Но напился капитан от души, не то, чтоб до соплей, а до остолбенения какого-то. Сидит, молчит, глаза в кучку, и ни рукой, ни ногой не двинет. Был бы женщиной — заплакал бы. Был бы мужчиной — стал бы буянить, мебель посек, меч испортил, морду кому-нибудь набил. Но он же себя контролирует так, что ни лишнего взгляда, ни лишнего слова, ни лишнего чувства наружу не выпустит. Жесткие требования и самодисциплина с раннего детства, это в нем явственно чувствуется. Собрат по несчастью. Сажусь рядом, наливаю себе. Молча пью.
Ларут смеривает меня мутным взглядом, кивает. Потом, собравшись с мыслями:
— Вот вы, маги... да... сильнее нас, выше. Ага, выше, чего бы там вы сами ни говорили... если ты сильнее — легко быть великодушным...
Хмыкаю.
— Сильнее или нет, а без простецов может прожить, от силы, десяток из нынешних магов. Остальные зависят от вас не меньше, чем вы от них. И в этом случае спорить, кто главнее... не стоит.
— Не стоит... да, конечно. У вас сила, власть, а мы что — букашки... Вы живете долго, как альвы... пока вас не убьют... а вот такие, как...
— Кагар.
— Да! — Ларут упирается кулаками в стол и встает. Качнувшись, находит другую опору, уже вертикальную — стену. За нее и держится. — Он тебя спас, да, столкнул на лестницу. Сам погиб. А убить должны бы тебя! Ты одна там на крыше светилась!
— Ага, — соглашаюсь. — Прогуливалась, дышала свежим воздухом. Непонятно только, кто первую волну тварей положил. Видать, сами сдохли, со смеху! Глядя, как людишки без мага пытаются крепость оборонять.
— Мммм... — Ларут опускает глаза, хватается за столешницу и старательно ищет ногой запнутую под стол табуретку, потом, отчаявшись, садится на стол. — Прости. Я дурак... Но ты пойми...
— ?
— Нас учили — знаешь, как учат детей в Хапренернауте? — ага, ну, наконец-то пошел разговор по делу. — Нас учили, что душа доблестного после смерти растворяется в Свете, а труса — во Тьме. Без остатка. Так вот, я думаю... да, думаю... а какая разница? Какая разница, краххачан сварчгах, Тьма или Свет? И каково нам — живым... пока живым... понимать, что Кагар... что таких, как Кагар — уже нет... совсем нет, понимаешь? И ссал я с горы на Свет! И на Тьму! Если таких, как Кагар, уже нет!
— Ларут, — говорю я. — Ларут, погоди. И послушай меня. Ты помнишь, что я сражалась не одна.
— Да, Хюльд... и не говори — "сражалась", ты не баба, ты как мужчина... С тобой было два демона? Или шамана?
— Это духи моих предков. Всех орков оберегают предки, и даже если в тебе не так уж много орочьей крови, и даже если просто приняли в род... ну, понял, да? Так вот, если живешь правильно, если не предаешь свою кровь, свой род — они тебе помогают, они приходят, чтобы тебе помочь. Знаешь, что это значит?
— Они не растворились... они стали демонами?!
— Сам ты демон, Ларут, дурья башка... Я о том, что Кагар — орк, и он точно в детстве не жил в Хапренернауте! Он будет помогать своему роду, а потом в нем же и возродится. И мертвые предки будут уже ему помогать. Это же просто... даже орку понятно.
— Хюльд, почему я не орк? — может, я ошибаюсь, но, кажется, еще немного — и будут пьяные слезы. Нет, сдержался...
— Ну, в общем, эдлэ, ты подойди к моей матери, поговори, она, все-таки, шаман, знается с духами. А я — только маг, многого не знаю.
Ларут кивает головой, или просто отгоняет сон... нет, берет себя в руки, встает, провожает меня до двери.
— Это... да, а она меня будет слушать? Я, все-таки, не из вашего рода...
— Орки, — я гордо поднимаю голову. — Не заморачиваются человеческими предрассудками!
И мысленно про себя добавляю: "у них и собственных хватает".
Через пару часов, потраченных на обдумывание вопроса, я начинаю рваться к переговорнику. Проблема состоит не в том, что меня не пускают, а в том, что пустить могут только по личному приказу коменданта, а Ларут дрыхнет пьяным сном. Еще где-то полчаса капитан приводит себя в порядок, унимая начинающееся похмелье различными элексирами, еще час ждем, когда освободится Дерек и соизволит со мной поговорить. Никто, кстати, в возможность этого разговора не верит до тех пор, пока раздраженное лицо бессменного главы всемогущей Конторы не появляется над переговорным "блюдцем".
— Опять ты, Хюльда?
— Опять я. Бумаги передал в лабораторию?
— Уже в производстве! — у Дерека живой глаз сейчас на лоб выскочит, конечно, забавная ситуация сложилась: какая-то мелкая магичка некоронованного главу империи дрючит, но зачем же так удивляться?
— Еще один вопрос. Местные религии. Я знаю, почему до сих пор культ Элим-Лами не изжит. Знаешь такую поговорку: "свято место пусто не бывает"?
— Ну, это и до тебя было ясно.
— Так нужно другой культ, что этот вытеснит.
— Ага, и будет новых астральных паразитов плодить. Или предлагаешь, чтоб как у орков? — Не претендую, — скромная я, да. — Чтоб наша, орочья традиция имперской стала, но учти, что и там, откуда ты родом, не только персонифицированные религии были. Конфуцианство помнишь? А мистические практики теософов?
— Ты что, тут теософию возродить собираешься? — нет, все-таки западное мышление слишком линейно...
— Не нужно ничего возрождать, дритт! — тут уже я закипаю, как тей-фре в закупоренной посуде: вот-вот и взорвусь. — Собери в Конторе пяток-другой шаманов, которые сами придут, а они пойдут, как только скажешь: "по просьбе Вийды", пусть исследуют верхние, нижние миры и пути душ. И пусть кто-нибудь конспектирует, что они увидят, в реальном времени. А потом напечатайте книжечки и ознакомьте как можно больше народу. Почему орки не религиозны? Потому что они не верят, а знают! Я все сказала, а ты поступай, как хочешь.
Дерек поджал губы, слушая мою гневную тираду, а потом качнул головой:
— Ну, конечно, не все так просто... но рациональное зерно в этом есть. Благодарю, Хюльда. Сама поучаствовать хочешь?
— Как получится. Вообще-то, конечно, хочу.
— Ну, тогда жду тебя завтра. Кстати, а кто это — Вийда?
— Вийда... Одна хорошо известная духам орка. Большего сказать не могу.
— Ладно, пока! Завтра тебя с восхода до заката у телепорта будет ждать охрана.
Сеанс связи закончился, туманный образ над блюдом исчез, и тут возникла заминка — Ларут стоял поодаль с отвалившейся челюстью. Видимо, столь неформальный диалог вогнал его в какой-то там диссонанс... а, ладно, переживет. Оно даже лучше — уважать будет больше. Вон, даже позволил зайти без дела в другую каморку, покрутиться у телепорта, изучая магическую часть конструкции. Видимо, считает, что я и ее решила улучшить, и вообще, смотрит на меня, как на аватар Мудрости, не иначе. Надо поскорей сваливать отсюда, а то загоржусь.
Вечером сижу дома, с семьей, в срубе, собранном "на живулю", и вместо окон в стенах пока просто прорублены узкие проемы. Дерево должно просохнуть — тогда братья переберут заново, сплотят и проконопатят. Пока и в этом пожить можно. Едим кашу с мясом, обсуждаем ремонт кузницы и песни-пляски у реки. Оказывается, Контора взяла это под контроль и послала к нам двух известных сказителей, которые, правда, еще в пути, а пока наибольшей популярностью у водной девы пользуется Натих, пьяница и похабник, но мужик с юмором и неиссякаемым запасом историй. Потом гуляем с мамой на приречных холмах, беседуя о судьбе и случайности... почему-то именно такая тема пришла, и она важна для обеих. Кутха знает, что я уезжаю, и духи сказали ей, что больше мы не увидимся. Мне жаль, но лучше, чтоб так: рядом со мной слишком опасно. Мать говорит: "Вийда, ты всегда на ветру! Твои крылья должны быть острыми, как у ласточки — и тогда тебя не догонят". Срываю лиловый цветок с резким, полынным запахом и прячу в карман... Пора собирать вещи.
На следующий день, с дорожным мешком за спиной, вхожу в портальную комнату. Коленки мелко и противно дрожат, а по спине ползет холодная капля. Ларут активирует рунные узоры, выставляет отметку на один из столичных пунктов прибытия — вчера было оговорено, который из трех. И я ныряю в переливающийся мыльный пузырь, украдкой кинув удвоенную руну райдо в южный сектор настройки, тем самым сместив пункт прибытия на несколько сотен километров к югу.
Йес! Жива. Свалилась метров с трех высоты, приложилась боком и рукой, но жива и здорова. Верно расчитала, тут ни холмов, ни леса, стало быть, впаяться телом во что-то твердое маловероятно, опасность одна — нет поддерживающего контура, могла распылиться нахрен, но, к счастью, уйма силы, вбуханной в нужные руны, сузила неопределенность места прибытия до размеров плотного тела. Перевернулась на живот, осмотрелась. Потом с коленок. Потом встала во весь рост. Выкинуло меня в чисто поле, вокруг — зеленые колосья какого-то злака, похожего на овес, а вдалеке, в жарком мареве полдня маячат крыши домов и частокол деревни. Прощай, Контора! Я тебя никогда не забуду, и, надеюсь, никогда не увижу! Дерек, хорошо, если ты сочтешь это случайностью, и не будешь искать виноватых... а меня — можешь искать. Я знаю, что сделать, чтоб у тебя это не вышло.
Глава VII. Анабазис в Керемницу.
От Конторы я убежала, никакой менталист не определит с точностью до километра, где я сейчас нахожусь, просто не тот уровень детализации, а вот проникнуть в мои мысли или подсмотреть и подслушать через меня саму — это под силу не только Дереку, а очень многим. У меня всегда есть против этого средство — то нагромождение образов, которое я прокачала через свое сознание, повергнув шефа в здоровый сон, но постоянно держать его невозможно, даже будучи сумасшедшей.
Откуда я его взяла? Да элементарно, Ватсон! Те вещества, что синтезируются у человека в мозгу, гораздо крепче любой кислоты и гашиша. На самом деле "психонавты" — просто ленивые самоубийцы, обогатители наркомафии. Любое "психоделическое" вещество — всего лишь инициатор состояния, а не само состояние! И употреблять его — расточительство собственного здоровья. Фиксируйте-запоминайте само состояние, сажайте на него метку — и все, готово. И не надо ничего курить или глотать. Говорите "розбуш" — ну, вообще-то можно любое слово сделать меткой — и улетаете в нужном направлении. В том же направлении улетит и крыша того, кто попробует выкачать из вас инфу. Он, конечно, постарается вернуть вас во вменяемое состояние, но, чем сильнее рванет (а он сильно рванет, поскольку вы будете сопротивляться) — тем скорее вы вылетите в противоположность несвязанным нагромождениям мыслей — бесконечную фрактально ветвящуюся паутину связей, не несущую нужного менталисту смысла. Вместе с ним, естественно, и он в этом увязнет тем больше, чем сильнее он как менталист.
Данная технология — не из хюльдиной памяти, а с Земли, из одного хитрого и закрытого НИИ, где отрабатывали технологии для нужд разведки. Она гарантировала невозможность результативного допроса под "сывороткой правды" и в 70-х годах использовалась при подготовке разведчиков. И то, что было в ней недостатками, впоследствии "зарезавшими" направление, стало в мире, где есть мозгокруты-менталисты, неоспоримыми достоинствами.
Но, как я уже сказала, перманентное сумасшествие мне не подходит, так что нужно нечто другое. Что ж, есть еще одна наработка с Земли, уже конца 80-х, создающая синдром множественной личности. Собственно, папаша у меня его инициировал еще в 12 лет, но подростковая психика крепче и гибче взрослой, так что результаты его эксперимента отличались от подобных, проведенных на взрослых подопытных. Как я уже упоминала, сперва был подготовительный период, во время которого создавалась общая дезориентация. Сперва тебя хвалят за одно, наказывают за другое. Потом тебя наказывают за то, за что раньше хвалили, а поощряют — за то, за что наказывали. После чего условия перемешиваются и случайным образом выбираются новые группы поощряемых и осуждаемых поступков. В результате где-то через год ты уже не понимаешь, чего, собственно, ждать от судьбы в лице родителей. Хорошо еще это сопровождать запугиванием значимыми для подростка страхами. После чего создается жестко травмирующая психику ситуация, от которой подросток может ускользнуть только одним способом. Сказать себе: "Это не я, это не со мной!" Тут и подсовывай ему то, что "не он" и "не с ним". И он начнет переключаться в это состояние всякий раз, как ему станет плохо, страшно или безвыходно.
Кратко скажу: меня обвинили в краже кошелька с большой по тем временам суммой в триста рублей у друга семьи. Ну, сами подумайте, если бы я их украла, разве пробыла бы я после этого хоть пять минут дома? И хрен бы меня отыскали. В те времена, когда крупа стоила от девяти до сорока копеек, на триста рублей можно было прожить как минимум год где-нибудь в заброшенной после хрущевских укрупнений деревне. Но я не то, что не крала, у меня до того треклятого дня о таком и мысли не возникало. И вот — обвинение, скандал, привод в детскую комнату милиции... мама плачет... отец приносит кошелек, говорит, что нашел у меня под матрасом. Я что, дура — если бы и украла, то вряд ли бы стала прятать в своих вещах. Сказала, но это здравое замечание вызвало совершенно неадекватную реакцию: "Так ты, оказывается, не в первый раз крадешь!"
Это сейчас я понимаю, что вряд ли в том возрасте меня посадили бы даже за настоящую, доказанную кражу, но тогда, не зная реального положения вещей, я представляла себе дальнейшую свою судьбу чем-то вроде четвертака на лесоповале или ежедневного избиения в карцере, где нельзя ни сесть, ни, тем более, лечь, потому что клетуха метр на метр на полтора и с водой по колено. Надо ли говорить, с каким наслаждением отец это мне расписывал?
Спас меня Гашек, точнее, его бравый солдат Швейк. Когда-то его "Похождения" были моей первой книгой, потом этот образ стал моим вторым я и перекрыл дорогу всем ужасам, которыми стращал меня отец. Широко открытые глаза дурака, дурацкие вопросы, от которых отцова ложь рассыпалась, как пшено из дырявого мешка, а, главное — незамыленный страхом и страданием взгляд, заново открывший мне мир — широкий, разнообразный, с огромным количеством лазеек и люфтов, в которые может ускользнуть не забитый страхом и ненавистью человек. В образе "дурака" я прожила, помнится, месяца четыре подряд, и напугала не только учителей, но и отца: все-таки он расчитывал получить абсолютно послушную, но умную марионетку, а не своевольного идиота. Потом я вернулась в свое обычное замкнуто-недоверчивое состояние, только ехидства в нем прибавилось. С этого момента переключения были полностью в моей власти, и уже не отец опускал меня, а я опускала его в кругу сослуживцев, не изображая — становясь на всю голову ушибленной идиоткой.
Так что сейчас я перехожу в состояние "дурака", временно забывая все знания, которые получили я или Хюльда, весь мой арсенал — природно-инстинктивная магия и "три класса сельской школы". Я даже не помню, как меня звали, ну, вот так по башке ударило... в черном буфере. Это объясняет и мою полувоенную амуницию, и определенные автоматизмы. А что нет пластинки, удостоверяющей личность мага... вряд ли в деревне ее спросят, а города и крупные селения буду огибать по широкой дуге. Да и беспамятность дурака вполне объяснит утерю документов. Ну, что ж, сейчас присяду в овес, сосредоточусь, перенесу внимание внутрь себя... "Брейк!". Вот и все. Метки — великое дело. И куда теперь мне идти? А, вон деревня... ну, что ж, добрые люди помереть не дадут.
