— Ты не видишь нас напрямую? — это она считала. Ноосфера была... агрессивной, но между ноосферой и реальностью — что-то различалось. Что-то, напоминающее... вниманье, а?

— Регистрирую присутствие косвенными методами.

— Функцию помещений можешь называть?

— Только то, что указано в плане и пометках к нему.

— Уже неплохо, — кивнула, подойдя к полкам входного зала. — Мы сейчас на проходной?

— Ответ положительный.

— И где эти «проявители»? — полки пустовали.

— Резервные проявители согласно инструкции находятся на пункте пропуска, — ответил искусственный дворецкий.

Действительно, на столах у трёх дверей нашлись налобные фонарики. Аист немедленно попробовал один: тускло-синий свет был лишь малость ярче потолочных ламп.

— Почему «проявители», Ордо? — спросил он.

— Согласно инструкции, проявители слабо взаимодействуют с реалитом, некроитом и некреалитом, позволяя выявлять их утечки.

— И как это выглядит? — поинтересовалась Сирень, надев один на лоб, а оставшиеся сгребя в воображение.

— В инструкции не указано.

В тишине и полутьме они приблизились к дверям. Надписей не было. Переглянулись.

— Куда какая, Ордо?

— Левое крыло указано как подзона материальных исследований. Центральное крыло указано как подзона содержания. Правое крыло указано как подзона добычи и очистки.

— Аист?

— Жутковато тут как-то, — вырвалось у него. — Добыча и очистка нам не нужна, нам, наверное, в центр, но давай сначала заглянем налево.

— Доверюсь твоей интуиции.

Эта «подзона материальных исследований» оказалась маленькой. Всего-то коридор на три десятка дверей! Они проходили мимо, и Ордо говорил, что находилось за дверями. Первые два десятка — всякая скукота вроде начальства, комнаты отдыха, туалета, складов и всего такого. Ближе к концу — лаборатории. Судя по названиям — искали обычные материалы, не пустотит, которые могли бы долго выдерживать контакт с некроитом и некреалитом. И делали его, похоже, с помощью реалита. Но было и кое-что интересное:

— Лаборатория свободных трансформаций. Пометка, что это лаборатория, а не комната отдыха.

— Заходим, — немедля дёрнула дверь, поддавшись чутью. Заперто. — Откроешь, Ордо?

— Я не имею доступа к механизмам изоляции внутри ядра-источника, — пауза. — Исходя из данных о механизмах изоляции, предполагаю, что данная дверь запиралась на ключ.

— Чёртовы фонарики, — тихо выругался Аист, всматриваясь в и вправду обнаружившуюся замочную скважину. — Зачем вообще всё тут запирать?

— Не всё, — она оттеснила Аиста. Коснулась двери аурой. Самая обычная дверь, хоть сейчас расплетай или воображеньем забирай! Почему-то это казалось неправильным. Видимо, даже на неё подействовала атмосфера источника. Или не хочется делать то же самое, что делал умирающий кусок левиафана с ноосферой. — Подожди.

Эксперт по взлому замков из неё примерно никакой. Она двери выламывала, испаряла, взрывала, аккуратность — не её конёк. Подруга бы сходу ключ подобрала или использовала одно из своих устройств. Ей же пришлось нащупывать вращающуюся часть механизма замка и аккуратно поворачивать, проводя мускульные усилия через ауру — не самый приятный трюк. Замок был без подвоха: послушно щёлкнул. Потянула ручку.

Лампочки послушно зажглись, реагируя на посетителей. Ну как «зажглись» — не ярче, чем снаружи.

— Здешним сотрудникам точно оплачивали операции на зрение, — хмыкнул Аист.

— Хоть глаза раз в день меняли, — пожала плечами. — Уровень технологий позволяет.

Лаборатория представляла собой огромный зал. Вдоль стен, помимо непонятных угловатых механизмов, бесчисленных столов со стульями да компьютерными терминалами, — герметичные боксы. Все заполнены чернотой внутри.

— Там тоже прекращено движение? — спросила у Ордо, подойдя к ближайшему.

— Согласно инструкции, каждый эксперимент с реалитом, завершённый или длящийся, запечатан до открытия членом ответственной экспериментальной группы, куратором или полномочным членом администрации подзоны, — лютая бюрократия в ответ.

— А там что? — спросил Аист о самом большом боксе, что находится в центре зала. Тоже «запечатан».

— Отдел малых экспериментов. Вход свободный, — она подошла к двери. — Снять с консервации?

— А давай, — махнула рукой.

Тьма растаяла. Дверь по виду из стекла, а по весу из пластика свободно открылась. Внутри за небольшим шлюзом их ждали всё те же рабочие столы и несколько десятков прозрачных сфер на подставках. Стоило навести на них фонарик, как внутри оказывалась клубящаяся жёлтая дымка.

— Вот ты какой, чистый реалит, — шепнул Аист, подходя к ближайшей. Сферы размером с тройку человеческих ладоней — лёгкие и будто бы пустые. Аист отпрянул от сферы, когда внутри появилось что-то покорёженное, напоминающее смесь железной короны и неведомого прибора. Жёлтая дымка же пропала. — Это как вообще?

— Ну, ты его воплотил, — подошла к другой сфере. — Себя спрашивай, о чём думал, — сосредоточилась, фокусируя мысли. Очевидно, не все здесь были иномагами, а значит, эти сферы или помогают неиномагу направлять желание, или экранируют от случайных эманаций.

Коснулась сферы, буквально ничего не желая внутри видеть. Жёлтый туман, различимый лишь под синими лучами, продолжил клубиться, как ни в чём не бывало. А если так? А вот так? Жаль... Тогда вот так вот!

— Ого! — Аист с трудом удержался, чтобы не воскликнуть громко. — Оно... живое?

Маленький белый дракончик укоризненно на него посмотрел, пытаясь зацепиться когтями за стенку сферы. Лапы и крылья без толку соскальзывали.

— Физически — вполне, — на недоумённый взгляд пояснила: — У него нет души. Душу, знаешь ли, так просто не создать. Я попробовала. Реалит не превращается в душу. Только в материю, — по очереди убрала в воображение сперва сферу, а потом дракончика, пока не убежал.

— Ты можешь хранить живых существ? — удивился он.

— Живых, но неодушевлённых, — коснулась другой сферы, и горстка рубинов звякнула внутри, присыпанные листьями сирени. — У этого дракона тоже появилась бы душа — со временем. Никто не знает, как это происходит и почему. В некотором смысле, душа есть у всего: у стен, у воздуха, у пространства, у вселенных... Я не метафизик, разницу не объясню. Пойдём, — взмахнула рукой, разом забирая сферы внутрь. Реалит был довольно «тяжёлым», но не более того: спальни — тяжелее. — Принцип действия понятен. Научишься управлять своим сознанием — тоже сможешь рубины из реалита воплощать.

— Это вроде медитации?

— О, поверь, — максимально неприятно улыбнулась, — медитации — то самое начало. Что, всё ещё хочешь ко мне в ученики?

— Да, — короткое и твёрдое. Ей бы его решимость! — Ты согласна?

— Я подумаю, — вновь вздохнула про себя. Образ Фло всё никак не уходил из головы. Отдать другому иномагу и жить себе спокойно, а, Сирень? — Скажу, когда закончим с Тетой.

— Что такое душа? — спросил после некоторого молчания на пути обратно, к проходной.

— Что такое пространство, материя, движение? — пожала лишь плечами. — Такие штуки без определений, суть которых ухватывается из того, как друг с другом сплетены. Душа — вроде сущности. Что-то, что делает человека именно им, а не кем-то другим. Вещь, связанная с реальностью, инореальностью, судьбой, присутствием и всем таким. Только не спрашивай о душе коллективного сознания, духовном оружии и мультидушах. Самой бы разобраться! — или разобралась. Она-прошлая. Сколько забыто, сколько утрачено? Но сколько приобретено взамен? Всего-то целостность души, удалённость от немедленного падения в бездну. Новый шанс. Её выбор — выбор, который она не помнит в полной мере, ведь руководствовалась тем, о чём сейчас и представленья не имеет!

— А как же Бог? — продолжал бомбардировать вопросами Аист. Она в своё время с учителем поскромнее держалась. Она и учителем-то его вслух не называла! Только про себя. А он ученицей её не называл. Учитель не пытался стать для неё родителем, да и кто знает, какой катастрофой закончилась бы эта попытка? Старшим — да. Старшим братом. Кто ей учитель на самом деле — за рамками слова «учитель», въевшегося в мысли?

— Бог... — сдержала смешок. Аист не набожный, но — не поймёт. Он уважает верующих. Как умудрилась столкнуться с настолько отличным от неё человеком? — Есть один кандидат на Бога с заглавной буквы. Великое Солнце, что светит на наше Мировое Древо. Есть несколько свидетельств. Я не согласна. Пути душ после смерти неисповедимы, и не думаю, что Богом предопределены. Я не верю в Бога, но знаю пару иномагов, равных мне, которые верят, и не потому, что вера — отличный якорь, а искренне, от души. Творец драконов, например, — улыбнулась образу чудака в голове. О, отнюдь не безобидного чудака! Как алхимик он творил вещи, которые и подруге не давались, не то что ей!

— Надо же, — он даже остановился. — Я ждал другого.

— Что я скажу, мол, Бога нет? — потянула его дальше, свободной рукой распахивая дверь на проходную. — Если не знаю — то и говорю. Мы, иномаги, врём реальности и людям — не друг другу.

— Ты не считаешь иномагов людьми.

— Иномаги есть не только среди людей, мой друг. Но ты прав, я отделяю нас. Поймёшь.

— Не хотелось бы, — искренне признался. Не «понимать» — ему не хотелось отделять.

— Это тоже выбор, — заметила задумчиво. — Может, я и передумаю.

Центральное крыло встретило холодом. Сирень не постеснялась найти комплект тёплой одежды и на себя, и на Аиста. В предбаннике крыла была раздевалка, пустующая ныне. И вновь ей захотелось увидеть это место в годы его расцвета. Тихие переговоры учёных, торопливые переодевания, оброненные кем-то варежки... Просто фантазия — в прошлое здесь не заглянуть. Нанимателям не нужно было и стараться: присутствие умирающего демиурга убивало все следы.

— Главный наблюдательный пункт, — озвучил Ордо. Они вошли.

Вошли — и замерли. Первый взгляд, взгляд на какую-то технику и компьютеры внизу, не имел смысла. Смыслом обладало только небо, холодное ночное небо.

В темноте не светилось, нет, подобно некреалитовым потёкам на пустотите — оно было. Было видно. Оно — было! Присутствовало. Его присутствие подавляло. Невидимое давление прижимало к полу, и Сирень ощутила себя мошкой не в воображении, а в реальности. Песчинкой. Каплей. Атомом. Случайным всплеском. Попросту ничем.

Сирень чувствовала. Чувствовала то напряжение, что сейчас происходило наверху, в насыщенно-красном Сердце умирающего демиурга. Оно сокращалось, всё ещё сокращалось! Оно продолжало биться — сколько биений случилось с момента вскрытия? Одно? Два? Десять? Но не больше. Может быть, ни одного!

Сердце парило среди звёзд, и размер его... его масштаб... Оно не было большим, на самом деле. Как и любой сверхъякорь, оно большим — воспринималось. А было — ну с Эверест-то высотой! Ничто на фоне самой маленькой звезды! Вот только и звезда, и чёрная дыра ничего бы Сердцу сделать не смогли. Это был даже не закон, а нечто выше. Принцип? Сама форма бытия Сердца? Избыточная степень реальности?

Это было невозможным — не казалось, а именно что было! Было невозможным, но всё-таки действительным то, что Сердце оплетала паутина тонких тёмных нитей. Творение рук человеческих, нити впивались в плоть левиафана, одновременно поддерживая, замедляя умирание — и истощая, забирая ничтожную толику его рассеивающейся силы. Козявки посягнули на божество, окружили его изменённой физикой, странными устройствами, изощрённым расчётом... Невероятным образом, но у них получилось!

Сирень выпустила ладонь Аиста. Не отрывая глаз от Сердца, не слыша его ошеломлённого шёпота, повела рукой по воздуху, пробуя всеми способами развеять иллюзию. Нет никакой иллюзии! Сердце было не просто настоящим, а сверхнастоящим. Ещё живое. Плотное. Источник бесконечной силы. Мощь демиурга. Власть, достойная её. Здесь, на расстоянии протянутой руки!

Это не будет просто. Она сознавала это с первого взгляда. Обычная букашка не может покуситься на это величие! Нужно будет стать очень особенной букашкой. Как одна единственная раковая клетка способна убить весь организм, обманув все защитные системы, так и она должна была осилить нечто воистину громадное. Даже один кусочек, одна клетка Сердца (если у него есть клетки) разорвёт её на части! Но если подойти к делу с умом, если (невольно облизнулась) составить ритуал с многократной... нет, лучше бесконечной вложенностью! Да, фрактальный ритуал. Фрактальный ритуал и вся эта сила, бесхозная, ждущая именно её, возвысит Сирень-настоящую на уровень Сирени-прошлой! Может быть, и выше!

Это ведь не иномагия. Сила Сердца во многом инореальности противоположна. Она не вернёт ей целостность души (она проверила: реалитом душу не создашь). Но — в нечто большее перекуёт. В существо за гранью понимания. В ту, кто лопает вселенные щелчком пальца. В сущность, равновеликую Древу. В ту, кто до Солнца дотянуться может! Неразумные левиафаны не способны распорядиться бесконечной властью, дарованной им эволюцией, но она — о, она справится. Никто — ни учитель, ни подруга, ни эти загадочные Наниматели, которых хватило-то на вскрытье богозверя, — никто не посмотрит свысока! Она будет той, кто вершит судьбы, той, для кого и метасудьба, и метавремя, и само метапространство — лишь игрушки!

Лихорадочно копалась в воображении. Ей понадобятся сердца других зверей, ей понадобится кровь, ихор, а лучше трупы. Много трупов. Лучше свежих. Кого угодно, не важно. Жертвоприношение, не долгое, а, напротив, быстрое! Такова её специализация, то, в чём она достигла высот: когда учитель ударился в холодную некромагию, связанную с силой мёртвых, она постигала жаркие глубины убийств и жертвоприношений! Там, в мирках Полигона, её ждёт подходящий материал! Она убьёт их. И убьёт себя. Только они умрут совсем, а она — переродится. Это будет не одно перерождение, а цепочка, бесконечная цепочка, сходящаяся к пределу — к пределу, что сравняет её с Сердцем. И тогда она возьмёт своё, заявит право, и никто не остановит восхожденье!

— Сирень! — страшной болью отдались чьи-то слова, вырывая из транса. Она сплюнула кровь и обернулась. Кто посмел её прервать?

Аист. Он стоял перед ней и что-то шептал, а на лице — облегчение, что хоть так привлёк внимание к себе. Ему тоже больно, но главное, что с ней в порядке всё. Она бросила взгляд вверх. Потом обратно, на него.

Сердце. Сердце и Аист. Аист и Сердце. Люди, которых он хочет спасти. Люди, которых она убить желает. Для жертвоприношения нужны невинные! Он тоже подойдёт. Перед глазами на мгновенье встало лицо Фло и её беспомощный вопрос: «Почему?». А почему они не остановились? Почему они предали её? Все они! Родители, шаман, племя, все родичи! Почему они были такими слабыми, почему их кровь не удовлетворила разгоравшуюся жажду? Слабые страдают и умирают. Сильные выживают и становятся сильнее. Таков закон.