Шипы для железной девы

— Прямо вот совсем-совсем ничего?

— Нет!

— Точно?

— Если ты говоришь о тех самых словах, то я тебе так отвечу. Я только что согласилась стать твоей женой. Это включает в себя всё, что под этим подразумевается. Все возможные слова. Если тебе нужны конкретные, то придумай себе любые, которые тебе нравятся, и можешь считать, что услышал их от меня. Можешь даже составить какой угодно список, и я под ним подпишусь. Но только... не заставляй меня... я не умею... всего этого. Пожалуйста!

— Странное дело, обычно бывает наоборот. Я всегда думал, что девушки любят такие вещи. Вот Чоу, например, постоянно требовала, чтобы я ей говорил...

Она схватила ближайшую подушку и ударила его по голове. Потом ещё раз. И ещё. И принялась отчаянно молотить его, после каждого своего слова.

— Никогда! Запомни! Никогда, Гарри Поттер! Не говори! С девушкой! О другой! Своей! Девушке! Или твой Сириус не научил тебя этому?!

— О! — только и промолвил он, опуская руки, когда она успокоилась. — Пожалуй, это даже лучше, чем всякие такие слова. Ты просто... просто... О!

Он смотрел на неё расширившимися глазами, и в них светилось такое восхищение и такое желание, что у неё разом потеплело где-то внутри.

"И ты, дура этакая, думала, что он не сможет увидеть в тебе женщину?!" Вот уж дура, так дура!

— Разрешишь мне прилечь рядом с тобой?

— Нет, не разрешу. Через два года — пожалуйста.

— Гермиона, мне же неудобно будет спать в кресле, разве ты об этом не думаешь?

— Ты сам вызвался со мной сидеть. Вот теперь и терпи неудобства.

— Почему ты вдруг сделалась со мной такая строгая?

— Потому что не хочу, чтобы ты превратился в подобного раздолбая, как Сириус. Мне ещё с тобой жить.

— Значит, будешь меня воспитывать все эти два года?

— Да, буду воспитывать. Тебя что-то не устраивает?

— О, нет! Всю жизнь мечтал, чтобы меня кто-то повоспитывал. Ну а через два года?..

— Через два года, всё, что угодно.

— Что угодно?

— Всё, на что у тебя хватит фантазии.

— Ага! Но учти, что я буду тренировать её всё это время. Фантазию.

— Я рада за тебя. Будем надеяться, что это окажутся не просто слова. Но лучше бы ты тренировал заклинания, чтобы не выглядеть жалко перед Отрядом. Не думай, что я забыла о плане на завтрашнее занятие.

— Может, не сейчас, а? Пора спать. Да и твоё... ранение.

— Моё ранение совершенно не мешает мне разговаривать, не так ли? Поэтому бери кресло и придвинь его напротив дивана.

— Зачем? И так прекрасно слышно.

— Потому что я хочу тебя видеть.

— Боишься, что я вдруг исчезну?

— Нет, не боюсь, ты же дал слово.

— Тогда почему?

— Просто так, Гарри. Просто хочу тебя видеть.

— Надеюсь, ты это не серьёзно? На счёт занятий.

Она вздохнула.

— Не серьёзно, конечно. Умираю уже, как хочу спать. Просто... хочу увидеть тебя, когда проснусь. А то вдруг мне покажется, что всё это был сон.

— Я тебе буду напоминать. Каждый день. Нет, каждый час.

— Не говори глупости. Лучше подари мне что-нибудь. Что-нибудь такое, при взгляде на которое я бы всегда...

— Знаю! Кольцо!

— Ты сдурел?! Хочешь, чтобы вся школа узнала?! Что-нибудь простенькое, недорогое, чтобы когда придёт время, я могла снять его и выкинуть. Сказать: "Ты мне больше не нужно".

— Обязательно! Я обязательно что-нибудь придумаю на этот счёт.

— Спокойной ночи, Гарри!

— Спокойной ночи, Гермиона!

Он сидел напротив вот уже полчаса, уперев голову в ладонь, а локоть в подлокотник кресла. Пари было выполнено, ставка выплачена, но главным выигравшим всё равно оказывался он. Он смотрел и смотрел в её лицо, лицо уже спящего человека, она заснула практически сразу после последних сказанных ими слов.

"Вот лежит моя жена, — думал он с некоторым изумлением. И ещё раз повторил: — Это моя жена".

Трудно было привыкнуть. Он потёр подбородок и усмехнулся. Конечно, она насочиняла на счёт "что угодно". Она думает, что за два года сильно изменится. Ага! Никуда её стеснительность не денется. Тётя Петуния до сих пор такая стеснительная, что готова запахивать халат даже перед соседским котом. Но разве это его сейчас волновало? Он сумел заполучить такую ценность, и практически задаром! Он и так был готов делать для неё всё, что будет делать, как её муж. Только теперь она была его женой. Ему хотелось выйти на завтрак в Большом зале и объявить перед всеми: "Это моя жена!" Пускай завидуют. У кого ещё есть такое чудо? Хотя, конечно, он знал, что он не может. Они бы не поняли. Кто-то пожимал бы плечами, а большинство стали бы смеяться. Но когда-нибудь потом. Позже. Через пару-другую лет, они бы вспомнили этот момент. И позавидовали бы ему. А кое-кто поумнее сделал бы это сразу.

Его родители поженились сразу после школы, он и их опередил. Нашёл себе жену уже на пятом курсе. Да ещё какую! Он снова начал внимательно её рассматривать.

"Всё-таки она страшненькая!" — подумал он с улыбкой.

Особенно, когда спит вот так, на животе, с повёрнутым вбок лицом. Похожа на какого-то загнанного зверька. Худенькая, маленькая, страшненькая — как раз для него, хм! Зато он к ней привык. Привык так, что точно знал — она ему никогда не надоест. Вообще никогда. Иногда раньше он ужасался, когда задумывался о будущем, как же это можно — видеть на протяжении многих лет одно и то же лицо рядом. Как люди так живут? Потому что слово "любовь" было не более конкретным, чем слово "родители". Теперь он понимал.

"Надо было всё-таки спровоцировать её уже на третьем курсе". Тогда бы она не была сейчас такой сердитой на него. Он, фактически, два года морочил ей голову. И ладно бы он не знал. Так ведь знал же, от Сириуса, только не верил.

"Теперь веришь".

Зато теперь уже она собиралась морочить ему голову два года. Им обоим. Что ж, он решил, как станет действовать. Ему, практически, ничего и делать-то не надо будет. Просто не сдерживать собственное умиление, которое из него прёт, ну вот хотя бы, как сейчас, когда он рассматривает её. Тогда у него на лице постоянно будет блуждать глуповатая улыбка в её присутствии. И она обязательно это заметит и станет нервничать. И злиться, и требовать, чтобы он прекратил быть похожим на блаженного идиота. А он скажет, что это сильнее его. И будет продолжать глупо улыбаться. И, в конце концов, она станет выходить из равновесия, а он этим воспользуется. Вот они — выгоды долгого дружеского общения. Она будет попадаться вновь и вновь в его ловушки, пока, наконец, не смирится. Ему вовсе не обязательно копировать Сириуса внешне для этого. Достаточно носить его образ внутри себя, он всё подскажет, когда понадобится. Это будут забавные два года.

"Пожалуй, стоит завтра пойти, подарить цветы Панси Паркинсон за то, что всё так вышло, — подумал он со смехом, — пускай удавится со злости".