Анна в сопровождении Вронского совершала небольшую экскурсию по его квартире. Ей нравилось его жилище, примерно таким, она себе его и представляла. Она всегда делила людей на два больших лагеря: те, кто имеют вкус, и те, кто его не имеет. Без всякого сомнения, ее гид относился к первой категории.
Анна присела на диван и посмотрела на Вронского. Он был явно смущен.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил он.
Банальность этого вопроса покоробила ее, но она решила не придавать этому значение, в первую встречу люди часто испытывают стеснение и потому несут всякий вздор. А ведь они с Вронским по большому счету едва знакомы. И это в определенных пределах мешает им.
— Выпить? — Анна посмотрела на Вронского слегка затуманенным взглядом. — Разве нам, чтобы опьянеть, нужно вино? Мне так нисколечко.
Вронский, сидевший на некотором от нее удалении, стремительно переместился к ней на диван. Анна ощутила идущий от него тонкий аромат дорогого одеколона. Ей понравился этот запах.
— Вы правы, вино нам пить совсем не обязательно. — Он взял ее за руку. — Вы знаете, я без ума от вас. Мы знакомы совсем недолго, но для меня без вас все сразу меркнет. Я даже не мог представить, что буду такое чувствовать. Что это, Анна?
— Может это любовь, — чуть осевшим голосом произнесла Анна.
— Так быстро? — взволнованно произнес он.
— Любовь либо возникает сразу, либо вообще не возникнет. Мне всегда так казалось.
— Да, это так, — кивнул он головой. — Она сразу и возникла. И это лучшее, что случилось в моей жизни.
— И в моей, — тихо проговорила Анна.
Рука Анны мягко коснулась его волос, она нежно провела ладонью по ним. Вронский стремительно схватил ее, прижал к своей груди. Она первая нашла его губы, о них она мечтала все то время, пока стояла в многочисленных пробках.
Сколько длился их поцелуй, Анна не знала, ей казалось, что прошли и вечность и мгновение. Охватившее ее желание было таким острым, что больше терпеть его она была не в состоянии. Путаясь в петлях, Анна стала расстегивать его рубашку, ее пальцы дрожали и отказывались ей повиноваться. Вронский поспешил Анне на помощь и со всей силы рванул ворот своей рубашки. Показалась его грудь и Анна стала жадно ее целовать. Она наполнялась Вронским, как сосуд водой. Освободившись от одежды, они стояли обнаженными и ласкали друг друга. Его руки порхали по ее телу, словно легкие бабочки, она ощущала его опытность, и ей нравилось то, что рядом с ней был настоящий мужчина: красивый, смелый, желанный. Сколько она мечтала о таком моменте. И это настоящее счастье находится под дождем его ласк. Анна закрыла глаза и попыталась осознать, во что она медленно и неизбежно сейчас погружалась.
Нежность, вот то состояние, которое лучше всего отражает то, что происходит с нами, мелькнула у Анны мысль. Пока оно правит бал, мы будем счастливы друг с другом.
Вронский подхватил Анну на руки и понес на кровать, бережно положил ее и сам лег рядом, не спуская с нее сияющих глаз.
— Ты хочешь быть моей? — прошептал он.
— Да, да, твоей и только твоей! — страстно ответила Анна. — Умоляю, возьми меня.
Она чувствовала на себе тяжесть мужского тела, и это вызывало в ней бешеную страсть. Она знала, сейчас наступит тот долгожданный момент, когда он окажется в ней.
Наслаждение затопило ее целиком, вытеснив все остальные мысли и чувства. Это был стремительный полет в неизведанное. Еще никогда она так далеко не улетала от земли. Анна громко стонала, кричала, но голоса своего не слышала, так как оторвалась от всего земного. И когда настал момент для возращения, ей стало чуточку грустно.
Они лежали рядом друг с другом. Анна понимала, что перешла запретную черту, но нисколько о том не жалела. Теперь у нее есть смысл жизни, который появился вместе с любимым человеком. Любимый человек — звучит непривычно, но восхитительно. Как же долго она его ждала.
VIII.
Левин знал: единственный способ забыть о всех своих неприятностях, разочарованиях — это уйти с головой в работу. А ее у него было всегда много. Когда он начинал заниматься своим хозяйством, то понимал, что его ждут большие трудности. Но то, с чем он столкнулся в реальности, было многократно хуже самых его мрачных прогнозов. И дело даже заключалось не в царящей повсюду разрухе и запустении, а в том, что любой его шаг, направленный на восстановление разрушенного, натыкался почти на непреодолимые препятствия. Он не мог взять кредит. Соглашались его дать либо под невероятные проценты, либо требовали гигантских залогов. Он не мог взять в лизинг технику, так как по близости не было ни одной лизинговой компании, а делать это у лизинговой компании, расположенной за тридевять земель было экономически невыгодно. Наступала весна, а с нею и сев, требовались семена. Левин прекрасно помнил, что отец получал их из испытательного совхоза, который занимался выведением новых сортов. Он придавал этому большое значение, так как речь шла об элитном посевном материале.
Совхоз располагался в километрах сорока. Левин отправился туда, мужественно преодолевая весеннюю распутицу. Но когда он приехал, то никаких семян там не оказалось, испытательное хозяйство существовало только на бумаге, новых сортов там давно не выводили. Поля были заброшены, ученые давно разъехались. Осталось несколько человек, которым было некуда деваться. Но никакой реальной наученной деятельности они не вели.
Левин несколько часов бродил по полям, заходил в еще сохранившиеся постройки, он вспоминал, как пару раз приезжал с отцом сюда. Тогда тут кипела жизнь, а сейчас это место больше напоминало кладбище. Захотелось заняться восстановлением и здесь, но он отбросил эту мысль, как нелепую. Ему этот воз ни за что не потянуть, со своим бы справиться.
Назад он возвращался расстроенный. И даже не оттого, что не удалось раздобыть семена — он их где-нибудь, да найдет, но его удручала степень повсеместной разрухи. За исторически короткий срок все куда-то исчезло, пропали люди, техника, разрушились строения. Но главное повсеместно испарилось желание что-то делать, всех охватило полное безразличие к своей земле. То, что она зарастает бурьяном, то, что ее захватывает борщовник, делая абсолютно непригодной для использования, не волнует ни крестьян, ни власть. Он несколько раз беседовал с местными начальниками самого разного калибра, обращался к ним с просьбами. Но ни один из них не откликнулся на них, в лучшем случае его только вежливо выслушивали. А интересовало их одно: можно ли поживиться на нем? Некоторые недвусмысленно просили взятку, обещая свое содействие, другие были рады просто поесть и выпить на халяву, после чего отчаливали из его дома. Каждый из них существовал только для самого себя, общее дело никого не волновало, запустенье не вызывало большого беспокойства. Эти люди лишь рыскали в поисках источников обогащения, а так как Левин давал понять, что он не собирается им потакать в этом стремлении, то они быстро теряли к нему всякий интерес. Он с горечью думал о том, что должен сказать им спасибо за то, что хотя бы они не слишком мешают его работе.
Но самое большое разочарование вызывали у него односельчане. Он помнил их нормальными тружениками, готовыми трудиться столько, сколько нужно. Конечно, отец часто жаловался на крестьян, говорил, что они мало работают, зато много пьют, но одновременно и хвалил многих из них. А главное, добивался вместе с ними больших результатов. Но то, с чем столкнулся Левин сейчас, повергло его в шок. В деревне царило повальное пьянство, оно начиналось с утра и кончалось поздно вечером. В нее были вовлечены не только мужчины, но и многие женщины. А самое ужасное, что и немало число подростков. Левин поражался двум вещам: первой — как можно столько хлестать водки? И второй — откуда люди берут на нее деньги, ведь почти никто не работает. Даже своим хозяйством многие не занимались.
Левин надеялся, что ему удастся хотя бы отчасти переломить ситуацию, предложив людям работу. Тем более, рабочих рук ему требовалось немало. И зарплату был готов платить существенно больше, чем в среднем по району. Он отправился по домам договариваться о найме, но удалось привлечь всего несколько человек. Остальные слушали его, но идти к нему не соглашались. Хотя он видел, какая бедность царит во многих домах. В некоторых было элементарное недоедание, причем, оно касалась не только взрослых, но и детей. Но на Левина смотрели мутные глаза, в них не горело никакого интереса к его словам, только желание поскорей его спровадить и побежать в магазин за очередной бутылкой водки .
После таких встреч Левин приходил к себе домой и погружался в прострацию. Он знал, что в стране большинство населения совершенно безразлично относятся к тому, что происходит на селе, а ведь там разыгрывается гигантская трагедия национального масштаба. Вымирает целая часть нации — и никому нет до того дела. Более того, в городах большая часть жителей даже не подозревает о происходящих тут явлениях. Там живут совсем другой жизнью, по сути дела — это два мира, которые мало пересекаются. И это ужасно, ведь без одного не будет и другого.
Единственное, что было положительное во всем этом, так это то, что на этом мрачном фоне его личные неурядицы выглядели не столь остро. И история с неудачной женитьбой, и проблемы брата казались уже не такими печальными и ужасными. Конечно, ему было одиноко тут, особенно по вечерам, когда делать было абсолютно нечего. Он так мечтал о том, что рядом с ним будет любящая женщина. Хотя теперь он понимает всю утопичность этих желаний. Даже, если бы случилось чудо, и Кити согласилась стать его женой, разве она выдержала бы здесь и месяц. Она же такая нежная, утонченная, что она будет делать в этой грязи, среди пьяных мужиков и баб? Даже представить ее в этой кампании невозможно, они же не дадут ей жить. Сколько в этих людях злобы и ненависти. И где они их только черпают в таком количестве? А он с некоторых пор понял, насколько заразны эти чувства. Даже СПИД так легко не передается, как они.
Эти мысли, как ни странно, в какой-то степени успокаивали Левина, помогали примириться с действительностью, с неустроенностью своей судьбы. У него есть цель — возродить хозяйство в родной деревне. И он не собирается отступать от нее. Как бы не было сейчас трудно, он чувствует, что к прежней жизни для него возврата нет. Он не может вернуться к бесцельному существованию, оно раздавливает его. Он понимает, что найдется мало людей, которые поймут и одобрят его намерения, наоборот, большинство посчитают его ненормальным. Но его это беспокоит меньше всего, он сам решает, что ему делать со своей жизнью и никому не позволит это делать за него.
Левин решил, что без большой надобности больше вообще не будет посещать Санкт-Петербург. Там его никто не ждет, но один раз ему все же пришлось нарушить эту клятву. Внезапно позвонила сожительница брата и задыхающимся голосом сообщила, что Николай совсем плох. И если он желает его еще застать живым, надо срочно ехать.
Левин все тут же бросил и помчался в Питер. Оказалось, что брат плох, но не настолько, чтобы вот-вот отдать концы. Просто у него случилась очередная ломка, которую надо было блокировать дозой наркотиков, для покупки которых требовались деньги.
Но, присмотревшись, Левин понял, что в чем-то Маша была права, состояние брата ухудшалось. Это было видно даже по его виду; и без того худой, он похудел еще больше, все черты лица сильно обострились. Наркотическая воронка засасывала его все сильней. Еще немного — и никаких шансов вырваться из нее у него не будет.
Левин понимал, Николая надо срочно спасать, на счету каждый день. Хотя с деньгами у него было туго, все средства были в обороте, он решил, что все же оплатит ему лечение. Но когда Левин заикнулся о том, что надо лечь в какую-нибудь наркологическую лечебницу, брат бурно этому воспротивился. Положение спасала Маша, каким-то образом она сумела его уговорить принять это предложение. После долгих и утомительных переговоров пришли к соглашению, что Николай будет лечиться за границей, проходить курс реабилитации в своей стране он по каким-то неведомым причинам категорически не соглашался. Причем, Левину подчас казалось, исключительно из желания ему досадить.
Левин чувствовал раздражение, так как заграничный вариант обходился ему существенно дороже. Это он понял, после того, как в Интернете ознакомился с ценами на лечение в иностранных клиниках, но Николаю было глубоко наплевать, что он вынужден вынуть эти деньги из бизнеса, для него собственные капризы превыше всего. Он обвиняет весь мир в эгоизме, а сам погряз в нем по самую макушку. Только не желает этого признавать. Ничего годами не делает, только употребляет наркотики, а считает, что виноваты в его бедах все остальные, кроме него. Если так подумать, то он удобно устроился, даже его наркотическая зависимость, превратившаяся в тяжелый недуг, помогает ему жить, ничем не занимаясь. Если бы Николай не был его братом, он бы и пальцем не пошевелил ради такого безнадежно опустившегося человека. Чем он по своей сути отличается от крестьян в его селе? Да ни чем. Вернее одним, у них нет родственников, способных оплатить лечение за границей.
От расстройства в тот приезд Левин даже не заглянул к Облонским, хотя ему хотелось увидеть Стиву, расспросить про Кити, но он подавил в себе это желание. Что толку в этих расспросах? Они ничего не изменят в его судьбе, только сыпанут еще одной порцией соли на его раны. Уж лучше он обойдется без такой процедуры.
IX.
Левину позвонил Стива и сообщил, что скоро приедет. Левин знал, о чем идет речь. У его жены Долли относительно неподалеку располагалась большая дача с огромным земельным наделом, никак не меньше пятидесяти соток. Стива давно мечтал продать часть этой земли, она все равно не использовалась, зато вырученные деньги ой как бы ему пригодились. Он не раз делился с Левиным этим планом, спрашивал, сколько стоит такой участок и кто может стать покупателем его? Левин советовал не торопиться, сейчас земля в этом районе не дорого стоит, лучше выждать некоторое время, когда она поднимется в цене. Но Стиве ждать не было сил, так хотелось ему получить как можно скорей деньги. Левин сочувствовал ему, с такой жаждой жизни, как у него, любое промедление — смерти подобно, но, как рачительный хозяин понимал, что момент для продажи не благоприятный, Стива много потеряет. Не может же раз и навсегда сохраняться такая ситуация, когда ничего и никому не надо. Впрочем, думал Левин, в конце концов, это дело приятеля, пусть сам и решает.
Стиву он увидел, когда вернулся со свинофермы в не самом подобающем виде для приема гостей, да еще источающий специфические запахи места, где он только что побывал. Но Левин тут же решил, что не стоит смущаться, он занят делом, а потому следует его принимать таким, какой он есть. Стиве он обрадовался, с ним ему будет не так одиноко, все же старый знакомый, даже друг. Он соскучился по обществу. Даже такой любитель одиночества, как он, не в состоянии постоянно пребывать в этом состоянии.
Они обнялись, Стива сморщил нос, почувствовав исходящий от приятеля запах.
