Человек, которого нет

— Я не могу, — сказал он. — Когда я пытаюсь смотреть на это со стороны, мне хочется вмешаться, что-то сделать... Стрелять? Изменить происходящее.

Или убежать. И все еще было темно перед глазами.

Несколько раз М. спрашивала, может ли он еще туда смотреть, есть ли силы. И он отвечал: да, давай, да, я могу.

М. сказала ему встать и походить. Он спросил: что, нужно? Он ничего особенного не чувствовал, но уже знал, что, когда его особенно сильно прикладывает, он не может оценить свое состояние. М. сказала: нужно. Он встал и пошел, ноги не слушались, шатало. Он попытался опереться руками на стол, но увидел, что это похоже на то, как он опирается на капот машины. Походил еще, было много тяжести внутри, было страшно и тоскливо, и хотелось двигаться и, кажется, плакать. Он сел и попросил М. обнять его и просто дрожал в ее руках, ему показалось — очень долго, но М. сказала, что это было несколько секунд.

— Ну, всё, — и отодвинулся.

— Вот теперь ты похож на человека.

— А что, не похож был?

— Ты был зеленый.

Они немного подождали, пока он переводил дух. М. снова спросила, сможет ли он еще смотреть туда. Он сказал: да.

Но там было темно. Не так, что просто ничего не видно и не на что смотреть. А препятствие взгляду, помеха. Чернота. Что-то есть, но невозможно увидеть за ней. И он тер лицо руками, все сильнее и сильнее.

— Что это ты делаешь?

— Не знаю пока.

— Это здесь или там?

— Кажется, здесь...

— Ты прячешься?

Но он уже очень сильно тер лицо. Он вспомнил, что похожее было в других сессиях, в тех, когда они смотрели это же место, его машину, арест. Но тогда не было темноты. Теперь все соединилось.

— Это мешок на голове. Или липкая лента, скотч.

Как будто какое-то сильное ощущение там, которое он здесь пытается нейтрализовать.

— Все-таки, судя по силе ощущений, скорее скотч, чем мешок. Они залепляли рот и глаза скотчем. Да, они это делали.

И снова пришел тот невместимый страх, который он уже встречал — в тех сессиях, восьмой и девятой, когда они смотрели про машину и арест.

Он стал говорить о том, что его беспокоит. О том, что есть три точки, на которые он может опираться в доверии и уважении к себе. Вот они.

Первая — та гордость и торжество, когда он понимает, что сейчас его уже не будет, он смог их обойти, и всё, и "хрен вам, суки, вы от меня ничего не получили".

Вторая — тот момент, когда ему предлагают выбирать между ним и Кимом. И он знает, что в любом случае это сделают с ними обоими, этот выбор фальшивый, еще одна разновидность пытки. Но он говорит, улыбаясь: конечно, я. И чувствует в этот момент, что губы ледяные и как будто картонные, негнущиеся. Но улыбается — отдельно для них, отдельно для Кима: ничего, видишь, это можно вытерпеть.

И третья точка, она первая по времени, где-то в самом начале ада: то чувство силы и гордости, ненависть, ярость, готовность к схватке и знание, что ему есть что противопоставить всему их адскому арсеналу.

Но, говорит он, эти три точки такие отдельные и разрозненные. Он постоянно забывает о них, теряет опору, потому что они разрозненные, краткие, еле успел разглядеть. А все остальное — страх, огромный, сильный, долгий, его так много, как будто есть только страх и ничего больше.

— Такой, как был сегодня?

— Да.

— И что ты делаешь с этим страхом? — тихо спросила М.

— Сейчас? — удивился он.

— Да.

— Ну... — он задумался. Потом медленно сказал: — Я говорю: да, работаем дальше.

М. посмотрела на него и кивнула.

И ему стало хорошо и спокойно. Он увидел, что справляется. Каков бы ни был страх, он делает то, что считает нужным. Он дышал широко и наполнялся спокойствием и уважением. Он сказал, что эти три точки теперь не плавают в темном пространстве, они соединились в нечто целое, неразрывное. Что теперь он видит: страх ему не хозяин, у страха нет над ним абсолютной власти, он боится, но делает то, что должен.

И с этим признанием себя и уважением он сидел и дышал. А потом появилась мысль, такая... детская мысль: "я настоящий герой". Он даже вслух ее говорить не хотел, такая она была... дурацкая и детская. Но сам собой тут же выдохнулся комментарий к ней:

— Папа был бы доволен.

Они с М. молча посмотрели друг на друга. Им обоим вспомнился ее вопрос в начале сессии: что и кому ты там должен?

Это было уж слишком. Но это — вот — было.

Выписки:

— Агa! — изо всех сил зaкричaл Зигмунд. — Агa! Агa!! Агa!!!

Пелевин. "Зигмунд в кафе"

Записки сумасшедшего: Марин, провинция Понтеведра

Вот, пожалуй, самое-самое из всех "это уж слишком" в моей истории или в истории, которая выдает себя за мою: кажется, мой отец был военным моряком, кажется, мы друг друга ненавидели, кажется, я влюбился в военного моряка и любил его до конца. Куда уж дальше? Это настолько... отдает хрестоматией и психологизмом самого примитивного толка, что... В общем, мне было бы стыдно вставлять такой поворот в сочиняемую историю. Я удавился бы, но не допустил такого сюжета. Ей-богу, я хороший сочинитель. Это уж слишком. Как говорится, Фрейд бы плакал.

Надо бы записать, почему я думаю, что мой отец был военным моряком. Это просто, конечно: "мой маленький морячок" и "наследник". Я отчетливо понимал это в конце той сессии про Рождество. Может быть, этого недостаточно, чтобы делать окончательные выводы, но за неимением более обоснованной версии я пока останусь при этой.

А потом я осматривался в районе Понтеведры, что там к чему. Я не был уверен, что этот населенный пункт как-то относится к моей истории, как не был уверен и в том, что это фамилия. Но я осматривался в том районе с помощью карт и интернета, и обнаруживал замки и старые дома, крепость Монтерреаль в Байоне, стены которой сложены из серых каменных блоков, затянутых пятнами лишайника — впрочем, в том краю все крепостные стены и замки, да и старые дома зачастую, сложены из серых каменных блоков. Интересно, почему я сразу решил, что это замок? Знакомые мне до того замки Восточной Пруссии, которых она навидалась в детстве, сложены из красного кирпича, бойницы в них другой формы, что объясняется свойствами строительного материала. Эти — светло-серые и просто другие.

К сожалению, я не могу просмотреть фотографии замков Галисии и с определенностью сказать: вот этот, или вот тот. Я отчетливо видел маленький кусочек крепостной стены и одно помещение изнутри — ту комнату, приспособленную под детскую, или просто временный ночлег, этого я тоже не знаю. Но даже если бы сейчас мне показали фотографии этих фрагментов, я не смог бы их узнать, и не в том дело, что прошло лет семьдесят. В доступных мне сейчас воспоминаниях я видел их — если мы на время согласимся, что видел, — ребенком не старше четырех-пяти лет. Насколько по-другому воспринимаются размеры предметов, трудно себе представить. Взрослый, стоявший бы рядом со мной в тот момент, видел бы все совсем по-другому.

Увы, мне не на что опереться. Я узнал, что крепость Монтерреаль в Байоне (провинция Понтеведра) давно не имеет военного значения. Но также узнал, что старый город Понтеведра окружен крепостной стеной. Может быть, не замок, а только стена? В большом старом доме наверняка найдется подходящая комната для спальни — такой, какую я видел. Еще я узнал, что порт Понтеведры расположены в 7 км от города, в небольшом городке по имени Марин. И вот там-то меня ожидал сюрприз.

В Марине располагалась военно-морская база, морской полигон, а также, с 1931 года, морское артиллерийское училище. В 1943 году (мне было где-то от трех до пяти) туда из Сан-Фернандо было переведено военно-морское училище, готовившее офицеров для ВМФ Испании. Оно там и до сих пор.

Ах, так он еще и "училка"! — восхитился я. Вот откуда его педагогические приемы и тяга гонять ребенка по холмам с секундомером.

Не подумайте, что я совсем свихнулся. Если я говорю, что мне не на что опереться — значит, я понимаю, что это все так, предположения, висящие в воздухе. Но почему-то информация об училище в Марине меня ужасно разо... Я собирался написать "развеселила", но обнаружил, что стремительно набираю другое слово. Разозлили меня эти новости, хотя и развеселили тоже. Смешанные чувства я испытываю, думая об этом.

Но знаете, от чего бы Фрейд действительно растрогался?

Я собираю информацию достаточно бессистемно. Кусочек паззла туда, кусочек паззла сюда. Этот обрывочек к той теме, тот — к этой. Меня интересует сразу всё, и у меня нет списка источников, в которых я могу обнаружить нужную информацию. Поэтому, что найдется — тому и рад. И бывает, что между обнаружением разрозненных кусочков одной темы проходят месяцы. Вот так получилось и тут: полгода спустя информация об училище в Марине дополнилась сведениями об учебной шхуне "Галатея". Спасибо Википедии, фотографии парусника шотландской постройки я нашел довольно легко.

Я хохотал. За что, за что мне такое? — восклицал я. Я легко обошелся бы без этих навязчивых совпадений. Прекрасная "Галатея", учебный корабль при училище в Марине. Прекрасная "Эсмеральда", учебный корабль чилийской Армады, место службы Хорхе.

Нет, правда, это уж слишком. Я бы с радостью и облегчением сказал: эк я завернул-то всё, вот это сюжет! Ну и бредятина!

Но я не знал о "Галатее", когда в первый раз проснулся от кошмара, в котором мне снилась "Эсмеральда" у заснеженных берегов чилийского юга. Сон был короткий, одно мгновение, и вполне мирный: просто корабль, просто причал, просто горы в полосах снега. Я рванулся из него, как ошпаренный, я колотил руками по постели и чуть не зашиб своего друга, пытаясь найти его, чтобы схватиться за руку. Я не знал и до сих пор не знаю, что меня так испугало, но трясло меня потом долго. Были и еще моменты...

Я не придумывал своему отцу "Галатею" для полного сходства. Я не придумывал "Эсмеральду" Хорхе. Я не ожидал ни одного, ни второго парусника. Однако они здесь.

Мне, в общем, без разницы, поверит ли мне хоть один человек на свете.

Сам-то я знаю.

И что мне делать с этим знанием и моей еще недавно такой прочной картиной мира, в которую это знание втыкается, как нос Буратино в разрисованный холст?

Выписки:

Понимаете, прожил я столько,

Что хочу прожить еще столько же...

Пабло Неруда

Разговоры на полях: Недоказуемое

— Когда нет информации, остаются только фантазии. И человечество фантазирует о том, что там после смерти... — разводит руками Анна.

Лу серьезно кивает, отвечая ей:

— И ученые фантазируют, что после смерти ничего нет.

— Ну да. Но обратное невозможно доказать.

— Точно так же, как все остальные варианты...

— Ммм...

— Угу, — настаивает Лу.

— Да, — соглашается Анна.

Выписки:

Команда физиков разработала новый способ съёмки объектов при помощи запутанных фотонов: учёные запечатлели очертания кота, но используемый свет даже не взаимодействовал с фотографируемым объектом.

Основную роль в данном эксперименте играл феномен квантовой запутанности, который описывает пары частиц, состояние которых неразрывно связано друг с другом. Как бы далеко друг от друга ни находились запутанные частицы, состояние одной из них мгновенно поменяется, как только поменяется и состояние её партнёра.

Эту особенность физики и применили в своём эксперименте — один фотон взаимодействует с объектом фотографирования, в то время как другой летит в детектор. А поскольку последний вообще никак не взаимодействует с предметом съёмки

...

"В соответствии с законами квантовой физики, если наблюдатель не пытается определить, по какому из путей прошёл фотон, то частица идёт сразу по двум из возможных путей, и пара запутанных фотонов образуется на выходе из каждого кристалла", — рассказывает соавтор исследования Габриэла Баррето Лемос (Gabriela Barreto Lemos), также сотрудник Австрийской академии наук".

Ася Горина, "Физики сделали снимок несуществующего кота", 01.09.2014, 16:20, vesti.ru

Записки сумасшедшего: Здравствуй, папа

Какой голос внутри меня заговорил сегодня!

Такого я еще не слышал.

Он велит быть таким... таким безупречным, чтобы не дай бог не сказать какой-нибудь глупости. Все, что я говорю, должно быть разумным, веским, авторитетным. И не дай бог выглядеть смешным. Дурачиться? Нельзя! Это ставит под сомнение мое достоинство. Я должен быть сдержанным, разумным и пристойным.

Подурачились с приятелем, наговорили придуманных на ходу забавок, посмеялись. И тут оказалось, что я чего-то не знаю. Моментально внутри меня разгорелось возмущение, пополам чуть ли не с ужасом и презрением. Как я мог признать, что не знаю чего-то! Я попал впросак, выгляжу смешно!

Невыносимый стыд и злость на себя.

А я всего лишь перечитал отчеты о сессиях "про детство", и вот какой эффект.

Я в полном восторге. Это уж точно не "её".

Неприятное следствие: опасаюсь, не был ли я тогда надутым идиотом.

In Treatment: Чтобы папа был доволен

— И вот я думаю, — спрашивает он Анну, — на что еще я могу нарваться, чтобы папа был доволен? Я испугался. Не ищу ли я себе приключений на... голову, чтобы добиться благосклонности папы?

— Позволь мне быть с тобой откровенной, — твердо отвечает Анна. — Ты ищешь приключений.

— Но я же ничего такого не делаю?

— А история твоей учебы?

— Да я же ничего не делал... такого.

— Вот здесь и проявляется это несхождение. Ты думаешь о себе, как о тихом и незаметном. Но давай оставаться в рамках феноменологического подхода. Ты пришел в институт... и что случилось?

— Да я всего-навсего учиться хотел!.. Я не собирался бунтовать или устраивать им ликбез.

Он задумывается ненадолго. Потом соглашается.

— Ну да. А сколько не идут учиться из-за этого же. Потому что понимают, что трансгендеру учиться не дадут. Или шифруются изо всех сил. А кто не шифруется — тот нарывается, угу.

— Говорю же, характер у тебя героический.

Разговоры на полях:

Лу пересказывает этот разговор партнеру, все еще недоумевая.

— Но что я такого сделал-то? Я ничего не делал вообще.

— А кто сагитировал всю поголовно учебную группу?..

— Да я не агитировал, я просто говорил о себе и... Черт. На глазах у тренеров. Невзирая на их сопротивление. Они же явно давали понять, что это не поддерживают и даже против этого. И вся группа же... целиком. Обращались ко мне в мужском роде, поддерживали меня и спрашивали тренеров, на каком основании мне отказано в сдаче экзамена. Черт.

— Тихий такой.

— А я просто учиться хотел... Вот так и ищу себе приключения. На ровном месте. Специально выбираю места поровнее — и ищу.

— И находишь ведь.

— А то!

Неокончательный диагноз: Монетка на память

Все началось с монетки. Даже не своей — чужой монетки и тихих слов: "Пятьдесят центов Эфиопии".

Вот так и было. 26 марта он увидел изображение монеты, а месяц спустя уже записывал в своем дневнике: