Через несколько минут после полуночи он вышел из хранилища и переговорил с охранником. Трудно было поверить, что этот человек мог не знать о том, что в зоне безопасности произошло что-то ужасное. Римфорд не сомневался, что его лицо побледнело и что противоречивые эмоции, терзавшие его, в полной мере отразились на его лице. Но охранник едва поднял голову.
Насколько ему было известно, в лаборатории хранился единственный оставшийся экземпляр послания. Он вышел из библиотеки и направился к ней пешком, не желая снова садиться за руль в эту ночь. И если его начинала мучить совесть, он подбадривал себя мыслями об Оппенгеймере, который ничего не сделал.
* * *
На самом деле Хопкинс был резервным охранником. Он автоматически проверял, не вошел ли кто-нибудь в охраняемую зону. Он знал Римфорда, так что проблем с идентификацией не возникало. Тем не менее, ему не хотелось расставаться с ним. Его глаза были расширены, по шее стекал пот, а лицо осунулось. Человек, у которого возможен сердечный приступ.
Техник хотел было что-то сказать охраннику, но что, черт возьми, из этого вышло бы? Он остановился на парковке, посмотрел на черный "Форд" Римфорда и подумал, не стоит ли ему вернуться. Он сделал несколько неуверенных шагов в том направлении. Но вместо этого развернулся и направился в лабораторию, надеясь найти Гамбини, который был там раньше. Но руководитель проекта ушел домой раньше. За главного остался Маески, а он был не из тех, к кому можно обратиться с проблемой. Если окажется, что Хопкинс ошибался, он дорого заплатит за это.
Полчаса спустя его сменили. Хопкинс поделился своими опасениями. Сменщик кивнул, давая понять, что позвонит в библиотеку, когда у него будет возможность. Это прозвучало как несерьезный вопрос. Хопкинс покинул здание.
Черный "Форд" все еще стоял на стоянке. Он подумал о том, чтобы уйти, но ему не хотелось снова сталкиваться с этим вспыльчивым человеком. В офисе Гарри Кармайкла в здании управления делами горел свет. Он медленно проехал мимо, проехал до главных ворот, остановился и зашел в офис охраны, чтобы позвонить по телефону.
* * *
Томми.
Гарри был склонен не принимать во внимание опасения Хопкинса. Бейнс обладал жизнелюбием викинга, и, в любом случае, на совещании персонала в тот день был представлен такой широкий спектр сценариев стихийных бедствий, что подозрение на болезнь одного из его коллег казалось тривиальным.
Но Томми: это было другое дело. Ранее в тот день Гарри был в больнице со своим сыном, и поэтому он был сосредоточен на диабете своего сына, на шприцах и врачах с мрачными лицами, а также на своем подозрении, что каким-то образом Гарри сам был в этом виноват. Соблазнительное предположение Сая Хаклюйта о том, что излечение возможно, снова подняло все это на поверхность.
Записано на диске, запертом в картотеке Эда Гамбини.
Если это было так, то почему он сидел в своем кабинете? Стены этого кабинета в течение многих лет защищали его от скучной административной рутины его работы. Это было его убежище, святая святых, где он мог защититься от усталости и чувства личной несостоятельности, вызванного ослепительными успехами тех, с кем он обычно общался, — Гамбини, Римфорда, Лесли Дэвис и даже Корда Маески.
Он задавался вопросом, не использовал ли он в последние месяцы этот кабинет как убежище от Джули.
И сегодня вечером. От чего он прятался сегодня вечером? От своей ответственности перед Томми?
В тот вечер он прошелся по квартире, бродя среди унылой казенной мебели и сувениров, напоминающих о его лучших временах. Какова была бы цена за помощь сыну?
Он сложил проекты бюджетов, которые большую часть вечера пролежали у него на столе, скрепил их и бросил в лоток для исходящих документов. Затем просмотрел в своем компьютере описи, нашел картотеку Эда Гамбини и записал серийный номер. Он надел свой серый кардиган, подошел к шкафчику в кабинете секретарши, достал подходящий универсальный ключ и опустил его в карман. Он посмотрит, как там Бейнс. А потом позаботится о своем сыне. В ночном воздухе слегка пахло озоном. На западе сверкала молния, но небо было ясным. Машина Римфорда все еще была припаркована на стоянке перед библиотекой. Гарри проходил мимо нее, когда Бейнс вышел из здания.
Космолог закрыл за собой дверь, поколебался, спустился по ступенькам и повернул в другую сторону. Казалось, он не заметил Гарри. Он на негнущихся ногах зашагал по асфальту в сторону дороги номер 4. Хотя было бы неверно сказать, что он двигался неуверенно, энергии, с которой он обычно все делал, не было. Гарри несколько мгновений наблюдал за ним, затем поравнялся с ним и окликнул по имени.
Римфорд остановился и оглянулся на него. — Гарри, — сказал он. — Это вы?
— Что-то вы поздно бродите, Бейнс. Вы в порядке?
— Я в порядке. Просто вышел подышать свежим воздухом.
— Это ваша машина там, сзади, не так ли?
Он рассмеялся. — Гарри, я в порядке.
— Не возражаете, если я прогуляюсь с вами?
— Как хотите.
На широких лужайках и обсаженных деревьями дорогах центра космических полетов было тихо. Когда они приблизились, в ветвях дерева что-то затрепетало.
— Куда мы идем? — спросил Гарри.
— В лабораторию. — Тишина.
— Вы планируете работать всю ночь?
Римфорд собирался с ответом так медленно, что Гарри подумал, что он не расслышал: — Нет, — сказал он наконец, глядя прямо перед собой. — Я не планирую ничего делать сегодня вечером.
Они перешли на южную сторону дороги 4, проследовали по ней мимо здания 6, лаборатории космических исследований, и повернули направо, пересекая лужайки. Два дуговых фонаря были выключены, и им следовало идти медленнее. Трава была неровной. — У нас были проблемы с ними, — сказал Гарри. — Я думаю, мы получили бракованную партию. — Слова повисли в прохладном ночном воздухе. Где-то далеко на севере он услышал шум самолета.
Римфорд неумолимо продвигался в темноте.
Прямо впереди сквозь деревья виднелись окна нижних этажей лаборатории исследовательских проектов. — Парадная дверь там, — сказал Гарри, увидев, что Римфорд направляется к боковому входу. С момента введения мер безопасности он был закрыт.
— Я забыл, — проворчал Бейнс, слегка меняя направление.
Внезапно — и Гарри так и не понял, как это произошло, — они остановились, и он увидел, что лицо Римфорда, освещенное огнями парковки, превратилось в маску агонии.
— Боже мой, Бейнс, — сказал он, взяв его за плечи, — что случилось?
Он смотрел мимо Гарри, мимо освещенного прямоугольника асфальта с полудюжиной начищенных автомобилей, в темноту за ним. Внезапный порыв ветра зашевелил ветви деревьев.
— Гарри, — сказал он, — я только что стер резервные диски. — По спине Гарри пробежал холодок. — Сейчас я сотру остальные. Те, что в лаборатории. — Бейнс дрожал.
Они повернулись к входным дверям. Внутри здания играло радио: тихая музыка, вероятно, Тейлор Свифт. Где-то хлопнула дверца машины, но Гарри не заметил никакого движения ни на стоянке, ни за ее пределами.
— Почему?
— Они опасны.
— Что вы обнаружили?
Голубые глаза вспыхнули. — Гарри, что бы вы меньше всего хотели увидеть?
— Не знаю. — Гарри просто устал от всего этого. — Может быть, чуму? Бомбу побольше. Мы обсуждали это на сегодняшнем собрании персонала. Вам следует время от времени появляться здесь.
— И что мы решили делать?
— Мы будем осторожны с тем, что будет передано в Белый дом.
— Отлично. Как обычно, мы ничего не делали.
— Бейнс, в чем дело? О чем вы говорите?
Римфорд засунул руки в карманы пиджака и посмотрел прямо на него. — Дешевый способ покончить со всем миром. Любая хорошо финансируемая террористическая группировка могла бы осуществить это. Я уверен, что смог бы справиться с этим сам, имея ресурсы колледжа среднего размера на Среднем Западе. По любым разумным меркам, мы стали самой опасной группой людей на планете. — Он рассмеялся, но в его смехе была какая-то неприятная нотка. — Не знаю, как у вас. Но, помимо всего прочего, я разбираюсь в особенностях пространственного искривления. При нормальных обстоятельствах расстояние в один угловой градус составляет пятьдесят семь миллионов световых лет. Гамбини сказал бы вам, что это слишком маленькая цифра, но Вселенная — это не гиперболическая сфера, какой мы ее себе представляем. Это изогнутый цилиндр, Гарри. В ней много от четырехмерного Мебиуса.
Гарри пожал плечами. Он уже потерял нить.
— Пространство можно искривлять, — продолжил Римфорд. — Но мы уже знали это. Оно может быть искривлено массой или энергией. — Его взгляд был прикован к Гарри. — На удивление малой энергией. Я могу это сделать! Могу сделать это с помощью генератора! Гарри, мы говорим о силе тяжести, и, похоже, нет никаких ограничений. Я мог бы заставить Нью-Йорк провалиться сквозь землю. Мог бы превратить Мэриленд в черную дыру! — На его лице отразился холодный, злой вызов. — Вы хотите сделать такие знания доступными? Не хотели бы вы прочитать о механизме этого в научном разделе "Нью-Йорк таймс"?
Гарри покачнулся, пульс отдавался у него в ушах. Почему? Почему, во имя всего святого, алтейцы так поступили с нами? Этот ужасный голос из тьмы. Может ли быть правдой, что сигнал Геркулеса предназначался для уничтожения слушателей, что, в конце концов, это была не более чем злонамеренная космическая шутка? Или их просто не волновало, какими могут быть последствия их сообщения?
Он был на мгновение злобно рад, что алтейцы превратились в прах. И весь ваш род, подумал он. И все же он сохранил образ испуганных, одиноких существ, мало чем отличающихся от него самого. Может быть, они просто не осознавали, на что способен их ужасный дар?
Что там сказала Лесли? Какой практический смысл у нашего существования, кроме как изучать разные вещи? Но ради чего, черт возьми, были затеяны все эти усилия, если знание, некоторые знания, действительно слишком опасны, чтобы ими обладать? Синдром Франкенштейна. (Металлический ключ, которым он мог бы отпереть клетку с диабетом своего сына, остывал в его кармане.) — Нет! — выдохнул он. И отвернулся, уставившись на дорогу номер 3, прочную, знакомую и реальную. — Цена слишком высока, Бейнс. Возможно, вы правы. Может быть, нам стоит уничтожить его сегодня вечером. Сделаем это, и, надеюсь, мы не сможем собрать его обратно. Сделайте это, чтобы нам больше никогда не пришлось с этим сталкиваться.
— Думаю, это именно то, что мы должны сделать.
Гарри подумал, что ученые всегда будут задаваться вопросом, что у нас могло быть.
Подъехал автомобиль службы охраны. Он притормозил на время, чтобы водитель смог рассмотреть двух мужчин.
— Они всегда будут помнить, — сказал Римфорд, — Гамбини и других. Они никогда не забудут. И людей, которые последуют за ними. Они никогда не простят нас. — Он посмотрел на Гарри. — Вы можете остановить меня, — тихо сказал он, — если хотите.
В тот момент, на прохладной зеленой лужайке под белыми звездами, Гарри почувствовал страшную ненависть к Бейнсу Римфорду.
Машина охраны просматривала их. — Ребята, вы в порядке? — спросил водитель. — Нужна какая-нибудь помощь?
— Нет. — Гарри поднял левую руку. — Спасибо. С нами все в порядке.
Кто-то помахал им в ответ, и машина тронулась с места.
— Сейчас там семь или восемь человек, — сказал Гарри, — в операционных помещениях. Они не собираются просто стоять там, пока вы стираете диски.
— Нет, Гарри, это будет просто. На складе есть пара электромагнитных моторов. Все, что мне нужно сделать, это отнести один из них в лабораторию, включить и походить по ней. Это не приведет к стиранию дисков в буквальном смысле, но приведет к невозможности восстановления передаваемых данных. Это случится со всем, что находится в рабочих помещениях, офисах и в автоматической обработке данных, прежде чем кто-либо поймет, что происходит. — Он вытер рот тыльной стороной ладони. — Если только вы их не предупредите.
Жизнь ушла из глаз космолога, и Гарри с нарастающим ужасом понял, что Римфорд хотел, чтобы он вмешался, хотел, чтобы Гарри взял на себя ответственность!
— Вы сказали "черная дыра", Бейнс. Насколько сложно было бы освоить соответствующую технологию?
— Это было бы нелегко. Но далеко не так сложно, как создать атомное оружие.
Гарри пожалел, что не остался в лаборатории. В конце концов, это было его решение. Он смотрел на Римфорда, пока слезы не навернулись ему на глаза, а желудок не сжался в холодный кулак. Долгое время ни один из мужчин не шевелился.
— Делайте, что должны, — наконец сказал Гарри. — Я вас поддержу.
На мгновение Гарри заметил ярость на застывшем лице своего коллеги. Но затем Римфорд кивнул. Он повернулся на каблуках и пошел через лужайку в свет, а затем через парадную дверь в операционные помещения проекта "Геркулес".
Гарри смотрел ему вслед. Теперь они с Римфордом будут связаны навеки. Так, как никогда не были связаны двое мужчин. Вероятно, их имена будут жить в одном ряду с именами Арнольда и Квислинга. И они могли ожидать, что унаследуют справедливый гнев поколений вдумчивых мужчин и женщин.
И, да поможет им Бог, они никогда не узнают, были ли правы.
Гарри подождал еще несколько минут в холоде и тьме, водя указательным пальцем по контуру ключа. Затем он тоже отвернулся.
ЧТО СКАЗАЛИ НА ТАУ КИТА?
2114.
Я ходил в детский сад, когда впервые услышал о космическом корабле, направляющемся к тау Кита. "Дилиженс" покинул станцию "Юнион" десять лет назад и проделал четверть пути до нее. Я действительно не знал, что все это значит, кроме того, что это было долгое путешествие. Не знаю, когда я понял, что на борту нет никого, кроме искусственного интеллекта, или что они надеялись найти там кого-то, с кем можно было бы поговорить. Конечно, было известно, что на тау Кита есть два мира в области, называемой биозоной, где температура допускает существование жидкой воды.
Я не уверен, что именно поэтому впервые заинтересовался космическими полетами. Возможно, меня зацепило одно из телешоу, возможно, Бен Харпер. Но я рано решил, что это именно та карьера, которую я хочу. У меня не было никакого желания участвовать в восьмидесятилетнем полете туда и обратно, но я думал, что, когда вырасту, транспортные средства будут передвигаться намного быстрее. Так все говорили. Хотя этого не случилось. Моей карьеры космического пилота тоже. На самом деле у меня были приглашения на летную подготовку на платформе, но в последнюю минуту они были отменены. У меня возникли проблемы с различением цветов. Их не заметили во время медицинского осмотра, и этого было достаточно, чтобы меня отстранили. Итак, когда почти через три десятилетия после выпуска из детского сада "Дилиженс" прибыл в систему тау Кита, я сидел за столом и занимался связями с общественностью для Международного космического агентства (МКА). Я все еще был там двенадцать лет спустя, когда все осложнилось.
Во время своего полета "Дилиженс" выходил на связь примерно раз в месяц. Репортажи о первых полетах за пределы Солнечной системы появлялись в средствах массовой информации в прямом эфире, пока "Акицу Мару" не столкнулся с астероидом. Произошла утечка воздуха, и весь мир содрогнулся, наблюдая, как в течение двух дней погиб экипаж из четырех человек. Следовательно, сообщения с любых рейсов, которые могли вызвать интерес СМИ, были зашифрованы. МКА выполняло расшифровку, и, если не возникало никаких проблем, распространяло их по сетям.
