Волчица и пергамент. Том 12

Миюри, выглядевшая уже достаточно взрослой, увлечённо расписывала свою мечту, которую редко себе позволяли даже дети. Душа Миюри была слишком широка, чтобы Коул мог надеяться постичь её.

— Если где-то и осесть, то, наверное, в королевстве Уинфилд... — устало ответил Коул, хотя даже детей их сказки всегда учили не отзываться на зов из мрака.

И поскольку его слова означали, что он пропустил мимо ушей мечту Миюри о героическм приключении, она схватила его в объятия, словно хотела вцепиться клыками ему в горло. Коул несколько удивился, но Миюри не стала продолжать убеждать его, и он безнадёжно улыбнулся.

— Корабль, на котором ты отправишься к новой земле, будет кораблём этого своеобразного аристократа Нордстоуна, верно? Если по завершению этого приключения ты вернёшься, то, надо думать, в портовый город королевства Уинфилд.

Так что Коул смог бы встретить её в любой момент.

Однако во время этого великого приключения к новой земле Миюри не могла бы увидеть рядом своего брата. И словно желая показать, насколько она сердита, Миюри с силой сжала свои объятия.

Прежде Коул не возражал, когда она в играх с ним использовала всю силу, но теперь ему было по-настоящему больно.

— Я, скорее всего, принял бы предложение досточтимой Хайленд или досточтимого Клевенда и устроился бы в их владениях под высоким покровительством, изображая придворного священника. Учитывая дальновидность Клевенда и привязанность Хайленд к Миюри, вполне возможно, что он обосновался бы у них обоих.

Как бы то ни было, но в ближайшее время после завершения Вселенского собора вся нынешняя суматоха, похоже, не затихнет. Если сейчас и найдётся убежище, то только в королевстве Уинфилд.

— Буду жить беззаботной жизнью в небольшой часовне среди степей королевства. И молиться за благополучие твоего путешествия среди... Больно, больно же.

Миюри, не удовольствовавшись тем, что она крепко сжимала Коула руками, ещё и ущипнула его за спину.

Он ведь говорил ей это вовсе не потому, что хотел просто поддразнить или повредничать. Это ведь было не его проблемой, а Миюри. Она больше не была девочкой, хвостиком следовавшей за ним, бывшим ей вместо старшего брата. За время этого путешествия Миюри повзрослела сильнее, чем Коул. И потому пришло время Миюри разобраться в чувствах в её сердце.

Другими словами, может быть, ей просто не хотелось расставаться с кем-то хорошо знакомым.

Или же.

Или, может быть, она уже была на пороге настоящей любви.

— Просто если бы я мог дать совет как старший, — продолжил Коул, положив руку на голову Миюри, продолжавшей за него цепляться, не поднимая на него глаз. — Каков бы ни был твой выбор, ничего плохого не будет в том, чтобы ты вдоволь насытилась своими путешествиями, прежде чем где-нибудь осесть.

Миюри была ещё достаточно юна, чтобы видеть всё в чёрном или белом цвете. Но у цвета были, конечно, и промежуточные состояния.

Если она отправится к новой земле или в пустыню, это ещё не будет окончательным прощанием, и она могла бы время от времени возвращаться. Из каждого нового путешествия она будет возвращаться на своём корабле более высокой, загорелой и сильной. А Коул за это время сильно не изменится. И когда Миюри и Коул смогут смотреть друг на друга почти с одного уровня взросления, она, наконец, поймёт. Поймёт истинную суть своих детских чувств.

Коул почти видел неловкую улыбку этой девушки-сорванца, когда осознание этого заставит её смутиться.

— Решение покинуть Ньоххиру, этот уютный уголок, принял я, это был мой первый шаг. Теперь очередь за тобой.

Эта девушка вынудила Коула взять её на ту лодку вместе с ним, теперь лодка достигла конца пути. И чтобы плыть дальше, ей надо сойти с неё и сесть на новую лодку. Миюри могла спуститься дальше к морю и отправиться в путь, конца которому не видно. Или остаться на причале с Коулом, отложив своё приключение.

Пока Миюри будет колебаться в своём выборе, люди, которых она встретила в своём путешествии, продолжат двигаться своими путями. Если она затянет свой выбор, наверняка найдутся лодки, сожаление о которых останется с ней всегда.

Однако каким бы ни был её выбор, место назначения затянуто туманом, и пока она не отправится в путь, не сможет узнать, правильным ли он был. Среди этой неопределённости ей необходимо изо всех сил постараться распознать то, что действительно важно, а потом набраться отваги и действовать.

Как сделал сам Коул, когда решил покинуть Ньоххиру.

— Однако... — неловко улыбнувшись, произнёс Коул и в свою очередь обнял худенькую Миюри.

Он вспомнил время, когда был немногим младше нынешней Миюри. Он путешествовал тогда с её родителями, а потом на какое-то время расстался с ними. Коул сейчас разговаривал с Миюри о таких серьёзных вещах, а сам он в то время много проплакал. Он сумел перестать плакать только благодаря тому, что рядом с ним была строгая, но добрая наставница.

"Всё ли у неё сейчас в порядке?" — подумал Коул, вспомнив сейчас об этом.

— И потом, у тебя ж непременно найдётся немало тех, на кого ты сможешь положиться, принимая трудное решение. Если это будут госпожа Иления и госпожа Рутея, то у них близкое с тобой видение мира, и вы будете говорить на равных. А захочешь узнать мнение более старших, у тебя есть госпожа Диана, да и досточтимая Хайленд, несомненно, заслуживает доверия.

Если перебрать их всех, выходит действительно широкий круг знакомств. И так вышло, что с большинством из них сам Коул знаком благодаря Если это будут госпожа Иления и госпожа Рутея, то у них близкое с тобой видение мира, и вы будете говорить на равных.Миюри. Какой бы путь ни избрала эта девушка, её будущее должно быть светлым.

— А старший?..

— Э? — переспросил Коул.

Миюри подняла на него взгляд:

— А старший брат?

В Ньоххире, сколько бы Коул её не поучал, всё рано это влетало в одно из её четырёх ушей, чтобы тут же вылететь через все четыре. А теперь эта Миюри с детской настойчивостью просила его указать ей путь. Будь она так же открыта его словам ещё в Ньоххире, дни самого Коула протекали бы тогда немного спокойней. Но, возможно, эти дни тогда не были бы полны и той живой, жизнерадостной, порой обременительной суеты.

— Со своей стороны скажу, что если из тебя выйдет благонравная святая, я не буду возражать против того, чтобы ты осталась в моей часовне.

Глаза Миюри тут же прищурились, как у волчицы перед атакой, из-под губы показались клыки, однако Коул совсем не собирался её дразнить или высмеивать. Ему было несложно себе представить, что произошло бы, если бы он попытался удержать Миюри.

— Мне ненавистно даже вообразить, — произнёс он тихо, успокаивающе похлопывая Миюри по спине, — как ты — неважно, каким бы образом ты отказалась от своего путешествия — как ты сидишь на заборе участка при часовне и смотришь, не отрываясь, вдаль.

Что ни думай, а упрямства в Миюри было никак не меньше, чем ума. Приняв решение, она упорно его придерживалась. Решив однажды не отправляться в одно путешествие, она не поедет и в другое, как бы Коул её ни уговаривал.

— Однако, повторюсь, отправиться в путешествие не означает расстаться навсегда. Потому что я буду ждать твоего возвращения, а ты, я уверен, не забудешь дороги домой.

Конечно, это лишь предположение, что в пути ничего плохого не произойдёт, к тому же сам Коул мог запросто слечь в какой-нибудь хворобе.

Такое случается сплошь и рядом.

Но в любом случае люди должны тянуться к тому, чего они хотят.

Если и было что-то, что позволило бы Коулу исполнить роль брата Миюри, то это наверняка одно. Одно оно и ничто другое.

— Если даже ты, отправившись в путешествие, разворошишь улей, который не надо было трогать, и вернёшься, настроив целый мир против себя, я буду твоим единственным другом.

Миюри его больше не обнимала. Прижата она к Коулу была только руками Коула.

— Ну, может, разве, немного поругаю, услышав от тебя рассказ об этом, — добавил он и, высвободив одну руку, легонько ущипнул её за щеку.

Миюри ничего не ответила, лишь внимательно на него посмотрела. Коул улыбнулся и осторожно отпустил её щеку. Волчица намеревалась покинуть логово, и он давал ей свободу бежать.

— Ты сумеешь, — заверил он, не уточняя, что именно.

Умная девушка-волчица поняла его и так. И потому стянула, наконец, льняную ткань с головы и застенчиво улыбнулась:

— Да, поскольку даже мой брат сумел.

'Неплохой настрой', — подумал Коул, а влух сказал:

— Ты могла быть ко мне поуважительней, я думаю.

— Если бы не то, что происходила в Убане, я бы, возможно, немного подумала бы об этом, —

И Миюри ехидно захихикала.

Коул сумел достаточно естественно рассмеяться в ответ.

В этот момент, как бы это драматично ни звучало, Коулу явилось видение. Он ясно увидел молодую волчицу, с ещё незагрубевшей шерстью, нерешительно бежавшую прочь и то и дело огладывавшуюся на него. По мере удаления она оглядывалась всё реже, пока и вовсе не перестала этого делать.

Всё, что осталось, — это еле заметные следы на примятой лапами листве, да и те исчезали на глазах.

— Почему у моего брата такой вид, словно он вот-вот заплачет?.. — удивлённо спросила Миюри.

Сдержав слёзы, Коул ответил:

— Я же... тебе... как брат.

Волчонок покидает логово — счастливое событие, оставляющее, однако, ощущение одиночества.

Миюри посмотрела ему прямо в лицо и фыркнула. Её усмешка была вроде бы обычной для девушки-сорванца, но чем-то всё же иной.

— Ладно, давай поторопимся переодеться. Пирушка вот-вот начнётся! — с этими словами Миюри взяла его за руку, и Коул, спотыкаясь, последовал за ней.

Всего лишь последовал за ней, но вместе с этим к нему вдруг пришло осознание, что отныне ему уже не придётся суетиться, когда девушка-сорванец опять побежит, куда ей вздумается, не придётся гоняться за ней, читать ей нотации.

— Не ешь слишком много, это вредно.

Однако наставительно поворчать Коул ещё был способен.

Миюри обернулась, показала широкую, зубастую улыбку и ответила:

— Да.

Её чёткий ответ, произнесённый подчёркнуто-послушным тоном, прозвучал вызывающе дерзко, остро напомнив ему привычную Миюри.

Эта деревушка ещё даже не обзавелась собственным названием, и вечеринка была устроена очень просто, однако селяне проявили настоящую изобретательность, чтобы хорошо повеселиться. Вместо оленьих сухожилий на их инструментах были натянуты овечьи, а ритм они отбивали по дну пустой бочки. А их танец, самый простой, в котором нужно было лишь топать ногами по очереди, становился достаточно замысловатым, когда десяток селян брались за руки и старались делать всё слаженно.

Еду Клевенд принёс самую простую, к ней не так много крепкой выпивки, но для настоящего веселья этим людям не были нужны ни серебряная посуда, ни приглашённые музыканты.

— Что, весело? — крикнул Коулу Клевенд.

Принц разгорячился так, что весь взмок, и куртку свою он снял и завязал рукавами на поясе. Он мог выглядеть на первый взгляд немного устрашающе, но держался со всеми дружелюбно и очень понравился селянам, так что они постоянно приглашали его танцевать с ними. Особенно он понравился детворе, и даже уличные собаки льнули к нему, виляя хвостами.

— Да, конечно, всё благодаря тебе, — ответил Коул, поднимая кружку с вином — всё ещё первую.

Клевенд только пожал плечами. Потом он с громким стуком плюхнулся на скамью рядом с Коулом, достал из-за пояса небольшой кусок вяленого мяса, забрал у Коула его кружку и осушил её.

— Гэк-фух, — отрыгнул Клевенд, — если не выпить сразу, вино протекает наружу.

Если глину не покрывать глазурью, в посуде из неё действительно сохранялись поры, и некоторые таверны попроще специально подавали такие кружки и чаши, чтобы завсегдатаи получили оправдание быстроты их осушения.

— Помирились, что ли? — спросил Клевенд.

Не было нужды уточнять с кем. Взгляд Коула обратился к почти достроенному колодцу, у которого танцевала девушка, любившая праздники даже больше, чем Клевенд.

— Где-то, как-то... Думается, между нами появилось расстояние, — произнёс Коул.

— А-ам? — откусил вяленого мяса Клевенд.

Его лицо приняло озадаченное выражение.

В сельском амбаре, в котором они остановились, Миюри уже сама переодевалась и решительно расчёсывала себе волосы. Прежде же в её обыкновении было под любым надуманным, самым несуразным предлогом липнуть к нему, как тесто к рукам, если его не посыпать мукой.

Миюри больше не была ребёнком, и по большей части дел могла справляться самостоятельно.

Отныне так будет всегда.

— Что ж, это не так уж и плохо, — задумчиво произнёс Коул и снова посмотрел на Клевенда — тот откровенно ухмыльнулся.

"И это второй принц королевства, — подумал Коул. — Право же, люди — существа непостижимые".

— Досточтимый Клев... господин Клив, ты уже знаешь, куда отправишься дальше отсюда? — спросил Коул, споткнувшись на обращении.

Трудно перестроиться, когда привык обращаться к человеку определённым образом. Коулу вспомнилось, как однажды Миюри попыталась назвать его не братом, а как-то иначе, чтобы показать, что её чувства к нему являлись любовью, и её попытка не увенчалась успехом.

— Нет, толком не знаю. Собственно, если я и отправлюсь завтра вместе с вами, меня могут на любом перепутье завернуть, — ответил Клевенд, и его лицо несколько помрачнело, так что, вероятно, Миюри что-то ему рассказала.

Уже одним тем, что принц Клевенд лично явился в эту деревню, он невольно дал понять Предрассветному кардиналу, что в ходе подготовки к Вселенскому собору открылись тревожные обстоятельства.

Юной волчице, желавшей ещё немного продлить передышку в этой деревне, вероятно, захотелось куснуть Клевенда.

— Не думаю, что тебя завернут, — произнёс Коул.

— Вот как?

Коул подтвердил лёгким кивком.

И именно в этот момент Миюри взглянула в его сторону, их взгляды встретились. Обычно в таком случае девушка-сорванец тут же вовсю замахала бы ему рукой, но сейчас лишь легко улыбнулась и продолжила танец.

Она казалась весёлой. И её не заботил чей-то там взгляд.

— Вы оба необыкновенные, — заметил Клевенд, снова оторвав зубами кусок вяленого мяса. — Необыкновенные. Словно пришли из легенд.

Не зная, что ответить, Коул растеряно посмотрел на Клевенда. Потому что вдруг подумал, что этот мужчина рядом с ним имел, подобно Миюри, чутьё угадывать тайных обитателей леса, прятавшихся за вуалью, отделявшей их мир от людей.

Он бросил быстрый взгляд в сторону Миюри убедиться, тень танцевавшей у колодца девушки не выдавала ни острых волчьих ушей, ни пушистого хвоста. Однако Миюри, конечно, не допустила такой глупости, к тому же, если Клевенд был достаточным опытным, чтобы не болтать лишнего, если бы он что-либо заметил.

— Нет, отныне о тебе действительно будут говорить как о герое из легенды.

— Легенды о Предрассветном кардинале? — уточнил Коул.

Он прочёл немало жизнеописаний святых и уже устал от мысли, что про него напишут, преувеличив всё, что можно.