Я задумалась. Куросао был замечательным конем, но взять его на остров я не могла. А слова об опасности имели смысл...
— Пожалуй, я подумаю над вашим советом, — медленно сказала я. — Тотчигин, вы оказали мне неоценимую помощь. Скажите, чем я могу отплатить за доброту?
— За доброту не следует платить, — улыбнулся полуконь. — Лучшей благодарности, чем ваши слова, нам не надо.
Я помолчала.
— Спасибо вам, Тотчигин. Большое спасибо.
Он рассмеялся.
— Вам спасибо за посещение. У нас довольно однообразная жизнь, а вы, драконы, всегда приносите свежий ветер на своих крыльях.
Я встрепенулась.
— Тотчигин, вам известны другие... драконы? Такие же, как я?
— Не сказать, чтобы я был с ними лично знаком, — заметил тавр, — однако в двух днях пути на юго— запад есть гора, где, как я слышал, живет пара зеленых драконов. Незадолго до вашего появления мимо общины как раз проехал отряд охотников, собиравшихся их убить.
— Как убить?! — я подпрыгнула от неожиданности.
— Вдали от гор, драконы очень рискуют, — вздохнул Тотчигин. — Жители Степи часто охотятся на них ради шкур, мяса, зубов и магических принадлежностей.
Несколько секунд я пыталась закрыть пасть.
— Вот, значит, как... — на руках сами собой выдвинулись когти. — Тотчигин, мне пора. Спасибо за гостеприимство еще раз! — я вскочила на коня.
— Подождите! — тавр догнал Куросао и побежал рядом, — Вот, я нарисовал ее утром...
Он протянул лист пергамента с наброском карты.
— Здесь обозначен и путь к морю, и горы на юго— западе. Возьмите, Хаятэ. И... — Тотчигин улыбнулся. — ...вспоминайте о нас, когда вернетесь домой.
Я молча смотрела, как серый в яблоках тавр направился прочь. Он мог бы ничего не говорить, я и так запомню эти дни на всю жизнь.
Тошиба встретил меня радостным воплем. Не сходя с коня, я подхватила свой лук и тигренка, стегнула Куросао хвостом и умчалась в степь. За спиной слышался веселый смех просыпающихся тавров.
И только час спустя, когда селение уже скрылось за холмом, я вдруг поняла, что ни разу не видела там детей.
* "Кусунгобу" — ритуальный нож для совершения сэппуку (обряд ритуального самоубийства). Слово "сэппуку" обозначает сам обряд, в то время как "харакири" переводится как "вспоротый живот". В отличие от мужчин, женщины, совершая сэппуку, вспарывают себе горло, но Хаятэ, воспитанная как самурай, женщиной себя не считает.
* "Тайе" — "Величественный Сокол" (японск.)
* "Будосесиньсю" — напутствие вступающему на Путь Воина (бусидо).
* "..положив оружие справа" — В Японии существовал настоящий культ меча. Каждая манипуляция мечом имела смысл, например заткнутый за пояс с правой стороны или положенный справа от себя клинок означал доверие к собеседнику, поскольку из этого положения меч было труднее привести в боевую готовность. При входе в дом длинный меч оставлялся у входа на специальной подставке, и войти внутрь с этим мечом означало продемонстрировать крайнее неуважение . Передавать меч кому— либо для показа или на хранение можно было только рукоятью к себе — поворот меча рукоятью к противнику означал неуважение его способностей фехтовальщика, поскольку настоящий мастер мог мгновенно этим воспользоваться. При демонстрации оружия меч никогда не обнажался полностью, и касаться его можно было только шелковым платком или листом рисовой бумаги. Обнажение меча, удар ножнами о ножны и, тем более, бряцание оружием были равносильны вызову, за которым мог последовать удар без предупреждения.
Глава 7. Похитители
Атака набирает силу. Клин закованных в броню низкорослых воинов движется по полю битвы, давя раненых, отшвыривая мертвых, обращая в бегство живых. Мелькают клинки, звон оружия и дикий крик висят над ристалищем.
Небольшой отряд безумцев пробует преградить дорогу стальному клюву. Их всего двадцать, светловолосых, стройных и гибких, в узорчатой белой броне, с колчанами на бедрах и маленькими боевыми луками в руках. Все двадцать знают, что умрут. Их узкие, прекрасные лица уже тронуты печатью обреченности.
Железный клин не останавливается: впереди — ворота цитадели, если ее удастся захватить — противник обречен. Земля ощутимо дрожит, когда двести закованных в броню гномов шагают нога к ноге, сдвинув тяжелые щиты так, что между ними и стрела не проскочит.
Вокруг клюва продолжается битва: легкая конница добивает пехотинцев врага, сделавших вылазку в отчаянной попытке подрубить подъемный мост. Со стен крепости летят стрелы, их запасы у осажденных уже подходят к концу и стрелять продолжают только лучшие. Но даже они не в силах пробить защиту стального клюва: стрелы бессильно отлетают от щитов, что держат над головами гномы внутри клина.
Командир отряда, обреченного на смерть, в тоске оглядывается на цитадель. Если бы, о, если бы они могли поднять мост! Но тяжелая цепь бессильно свисает в ров. Ее перебила огромная стрела из баллисты в самом начале атаки, и хотя защитники сумели поджечь машину, свое дело она уже сделала. Проклятый гордец, комендант крепости, не слушал ветеранов; он приказал строить подъемный мост из вековых стволов каменного дерева, и сейчас, наверно, бъется головой о стену, сознавая свою ошибку — такой настил не разрубишь, не сожжешь. Враги пройдут как на параде...
Но больше ждать нельзя, гномы уже близко. Командир единым движением выхватывает из колчана пять стрел и вонзает в землю перед собой. Опускается на колено. Посылает последний взгляд небу, солнцу, ветру. И внезапно улыбается.
На миг перед эльфом мелькает лицо дочери — она там, в цитадели. Ее тоже ждет смерть, но он этого уже не увидит. В следующий раз эльф встретится с семьей за гранью бытия, в чертогах Единого, а сейчас... Сейчас надо исполнить долг до конца.
— Элеран айанаэ! — звонкий голос командира легко перекрывает стон битвы. Все двадцать эльфов, как один, опускаются на колено и вместе, разом, натягивают луки. Двадцать стрел метят в щит рослого гнома во главе клюва. Время на миг замирает.
...И взрывается криком пронзаемого воздуха! Звук поющих луков ни с чем нельзя спутать. Сила удара такова, что гнома сбивает с ног и отбрасывает на несколько шагов вглубь клина. Треснувший щит со звоном летит в сторону.
Прежде чем товарищи раненого успевают перекрыть брешь, луки звенят вторично, и шесть гномов с криками боли падают под ноги идущим следом . Но щиты вновь сдвигаются, и клин продолжает неумолимо приближаться, сотрясая землю чеканным шагом. Теперь в размеренном дыхании гномов чувствуется бешенство.
Внезапно раздается гортанная команда и клюв, ни на миг не размыкая щитов, переходит на бег. Воины в центре несут раненных и убитых.
Эльфы успевают еще трижды дать залп, однако теперь гномы держат щиты под углом. Со стен цитадели на атакующих градом сыплются стрелы, еще четверо погибают, прежде чем клин достигает подъемного моста. Но наконец гномы ступают на могучие бревна, и тогда, впервые с начала боя слышится страшный боевой клич:
— Хаз модан!!! — И воздух кричит, рассекаемый сотней боевых топоров.
На высокой башне, одна, в развевающейся белой тоге стоит юная эльфийка. Ей не больше девятнадцати; много лет она умоляла отца позволить ей стать райдером, наездником грифона, и наконец, неделю назад он согласился. Эльф взял дочь на границу Элирании, чтобы она сама могла выбрать пернатого спутника...
Эльфийка неподвижно стоит на башне и смотрит, как далеко внизу, у моста, гибнет ее отец. Она не успела выбрать себе партнера — все десять молодых грифонов из крепости в первый же день войны были посланы к столице, где атаку возглавили ужасные драконы. Один из этих беспощадных зверей, огненно— красный, черноокий, сейчас стоит в отдалении на холме: с его спины какой— то офицер руководит штурмом.
"Кто из нас больше виновен в войне?.." — внезапная мысль пронзает девушку. Она сдерживается из последних сил, в глазах стоят слезы. — "Во имя чего гибнут наши отцы?.."
Клин гномов уже пересек мост и ворвался в крепость через разбитые ворота. Остатки защитников ведут безнадежный бой, устилая каждый ярд земли телами павших.
— Айнолиндаэ, инсэнэорэ... — голос эльфийки дрожит. Этой песне ее научила мать. Она говорила, что больше всего на свете мечтает никогда ее не услышать.
— Иннэрэ саэ, алгэ дунлан, иннэ каорэ альяраван...
Не прекращая петь, девушка встает на край стены и раскидывает руки в стороны. Неуловимый миг она смотрит прямо в черные глаза дракона, мерцающие вдали."Не делай этого," — голос дракона кажется дуновением ветерка, беззвучным всплеском серебряной тишины. Его взгляд притягивает, манит, он отражает весь мир, жестокий и прекрасный, светлый и темный, умирающий и ждущий рождения. Эльфийка закрывает глаза.
Надо лишь шагнуть. Один шаг навстречу дракону.
"Не делай этого!"
1
— Не делай этого!.. — Ри проснулась с криком. Вокруг было так темно, что ящерка долго не могла понять, открыты ли ее глаза.
Но память быстро вернулась. Вздохнув, вэйта на ощупь отыскала свою миску и допила остаток холодного бульона. Было прохладно; вскоре Ри догадалась, что за стенами темницы сейчас ночь. Дверь еще ни разу не открывалась — значит, после поимки прошло не слишком много времени. Сон унес усталость и боль в спине, ящерка чувствовала себя бодрой и сильной.
"Тюрьма пошла мне на пользу" — насмешливо подумала она .
Минут десять Ри сидела неподвижно, опустив внешние веки и дыша горлом. В отличие от эльфийской каменной ямы, здесь было множество запахов, проникавших сквозь решетку на двери и вонючую дыру в углу.
"Я не собираюсь ждать нового допроса" — мрачно подумала Ри. Гнев и холодная, спокойная ярость прочно угнездились в ее душе. Ждать спасения было не от кого; Джихан, скорее всего, не сможет ее даже найти. Значит, предстоит спасаться самостоятельно.
Ри бесшумно встала. В полной темноте ей приходилось ориентироваться с помощью теплочувствительных ямочек у носа, словно змее. Тепловое зрение у вэйтаров оставляло желать лучшего, однако смутные очертания стен все же удавалось распознать.
Ящерка подошла к дыре в углу камеры, откуда исходила мерзкая вонь. Преодолев отвращение, она наклонилась и сунула туда нос, "оглядываясь" в поисках пути для бегства. В разуме Ри возникла смутная, размытая картина грязной канавы, по которой бежал ручей густой жижи.
"Если на пути есть хоть одна решетка, я погибну" — вэйта передернулась . Конечно, человек ни за что не пролез бы по узкой канаве, а значит и решеток, скорее всего, туда не поставили, но риск все равно был слишком велик. Следовало придумать другой путь.
И вскоре ящерка уже знала, какой. Металлическая дверь открывалась наружу, чтобы ее нельзя было подпереть чем-нибудь из камеры, а для пущей надежности вся внутренняя поверхность двери и массивного косяка, была покрыта ржавыми шипами. Предыдущие узники, видимо, не раз пытались бежать: многие шипы были погнуты и даже отломаны. К сожалению, как Ри ни искала, нащупать обломки не смогла. Охрана убрала все, что могло бы послужить оружием.
Но план все равно должен был сработать. Поползав по камере, ящерка отыскала веревки, которые разрезал тюремщик, переплела их вместе и слабо натянула между шипами дверного косяка, примерно в локте от пола. А затем, подняв миску, принялась что было сил колотить по камням вокруг вонючей дыры.
От постоянной сырости и едкой среды, кладка насквозь прогнила. Минут через десять небольшой камень провалился в канаву, немного расширив отверстие. Вэйта удвоила усилия, стараясь чтобы миска гремела как можно громче.
Вскоре план сработал: в коридоре послышались шаги и свет факела рванулся сквозь решетку на двери. Ри оглянулась.
— Эй! Ты что делаешь? — глухой голос тюремщика показался ей пением соловья. Вскрикнув, словно от страха, вэйта с нарочитой неловкостью принялась лезть в дыру.
— А ну вылезай! Назад! — факел отодвинулся, в замке загремели ключи. Ри среагировала мгновенно: выбравшись обратно, она прыгнула на стену и молниеносно перебежала на потолок, застыв точно над дверью.
Тюремщик свое дело знал, однако его не обучали сторожить пленников, способных бегать по потолку. Едва дверь открылась, он бросился в камеру, чтобы помешать беглянке, и покатился по полу, споткнувшись о веревку. Ри тем временем шмыгнула в коридор и захлопнула дверь, задвинув крепкий засов.
"Первый этап позади" — ящерка огляделась. В узком, мрачном коридоре горел всего один факел; стальная дверь на лестницу также была закрыта, видимо в этой темнице держали только самых опасных преступников. Однако тюрьма, все же, была рассчитана на людей и сходных с ними существ; Ри с радостью заметила в стене два узких щелевидных окна. Туда не протиснулся бы даже ребенок, но для юркой ящерицы это был путь на свободу. Вэйта облегченно вздохнула.
Она уже залезла в щель, когда загремели шаги и в коридор ворвался отряд стражников. Ри с дрожью поняла, что вторично ее трюк не прошел бы: у дверей остались двое солдат, один на лестнице, другой в коридоре. Остальные кинулись к камере, где бушевал тюремщик.
"Поздно..." — улыбнувшись, вэйта выбралась на внешнюю стену замка и стремительно полезла вверх.
Стояла прохладная октябрьская ночь. Замок — это действительно оказался самый настоящий замок, Ри впервые видела на Востоке такую архитектуру — расположился на холме, чей склон полого переходил в степь, простиравшуюся до огромной реки, блестевшей вдали. Рва с водой не было, как не было и других укреплений; даже угловые башни оказались низкими, без бойниц и защитного бортика. Создавалось впечатление, что хозяева замка вовсе не опасались врагов — или имели в своем распоряжении силы гораздо надежнее крепостных стен...
Странное чувство тревоги висело в воздухе. Замок был мрачен и холоден, Ри определила сразу — он очень древний. По стене ходили часовые, во дворе переговаривались несколько стражников. Ящерка быстро спряталась в тень.
Тревогу еще не подняли, но это могло случиться в любой момент . Охотничьи псы живо разыщут беглянку в степи, как бы она ни пряталась . Ри медленно подняла голову.
Башня в замке оказалась всего одна, зато какая... Черная, мрачная, она возвышалась на сотню ярдов над стенами словно чудовищное, поставленное торчком копье, и выглядела столь внушительно, что сам замок казался лишь жалким ее придатком. В основании башня достигала тридцати ярдов толщины, однако к верхушке сужалась до двадцати. И там, в высоте, тускло мерцал зеленый огонек.
"На башне меня легко заметят с воздуха, на земле найдут собаки" — Ри дернула хвостом. Следовало пустить погоню по ложному следу.
Ящерка бесшумно прокралась к воротам. Здесь стоял всего один часовой; смуглый парень что— то напевал себе под нос, прислонившись к калитке. Ри огляделась в поисках оружия.
Подобрав тяжелый камень, она размахнулась и запустила им солдату в живот. Тот охнул, схватился за меч.
