— Я же говорю, заплатил он щедро. Да и вообще, чего нам бояться-то? Обычное дело. Заплатил — поехал. К тому же в Патаре вообще с этим делом в те дни было все непросто. Город — союзник Рима, а пираты, которые в нем хозяйничают — нет. Мы вообще ни к тем, ни к этим отношения не имели. Но лично я, как ты помнишь, не питаю особой любви к Митридату. Можешь спросить моих людей, подтвердят. В случае чего отбрехаться можно было по-всякому. Да и не написано на нем, что он римский лазутчик.
— Но, судя по всему, на нем написано, что он, если и не лазутчик, то уж римлянин точно? Сомневаюсь, что он по своей воле в этом признался.
— Ну, знаешь, уважаемый, — изобразил крайнюю степень удивления Аристид, — чтобы спутать римлянина с кем-то еще, это надо очень постараться!
— Ну да... — рассеяно кивнул Лидон и, повысив голос, позвал, — эй, часовой!
В палатку заглянул легионер.
— Посиди-ка здесь, покарауль нашего друга, я отлучусь ненадолго.
Тиберий вышел и вернулся через четверть часа.
— Твоим людям отшибло память. Посмотрим, что запоют в твоем присутствии.
Двое солдат ввели Койона.
— Значит так, любезнейший, — обратился к нему Лидон, — я повторю свой вопрос. Нужно вспомнить некое событие пятилетней давности. Вы заходили в Патару, когда покинули Родос?
— В П-патару? — Койон и без того бледный и трясущийся, еще сильнее испугался. Посмотрел на Аристида.
— На меня смотреть! — повысил голос Лидон.
Койон вздрогнул и забормотал невнятно:
— В Патару... Может и заходили... Разве упомнишь все, куда заходили...
— Чем вы там занимались?
Койон дернулся, попытался снова взглянуть на Аристида, но сдержался.
— Д-делами... Всякими...
— Какими всякими?
— Т-тор... Торговыми...
— Какими именно? — Лидон прохаживался за спиной допрашиваемого.
— Да не знаю я! — взмолился Койон, — мое дело веслом ворочать!
— Ладно. Когда вы покинули Патару, был ли на борту "Меланиппы" римлянин?
— Римлянин?
— Я что, говорю непонятно? — раздраженно спросил Тиберий.
— Нет-нет, — заторопился Койон, глаза его метались, — понятно... К-какой римлянин?
— Не было?
— Не знаю... Не помню...
Лидон с торжествующе-вопросительным выражением лица повернулся к Аристиду. Тот поморщился.
— Кос, Койон. Вспомни рыбалку.
Койон нахмурился, пожевал губами и вдруг просиял.
— Был римлянин! Точно был!
— Где вы его высадили?
— На Косе. На Косе и высадили.
Аристид усмехнулся.
— Я же сказал, почтенный Тиберий — проверяй.
— Подсказывать нехорошо, — раздраженно бросил следователь и тяжело опустился в свое кресло.
— А что я ему подсказал? Он же не знал, как правильно говорить, чтобы себе не навредить. Станешь отрицать, а вдруг соглашаться надо было?
Лидон поджал губы. Рассудительности и логики купчине было не занимать.
— Что это за рыбалка такая, что он именно ее помнит? Что в ней примечательного?
— Да, собственно, ничего особенного. Рыбалка, как рыбалка. Просто я там смешно за борт свалился.
Еще не достигнув Книда, Эргин вновь дал повод заговорить о своей, мягко выражаясь, осторожности. Флот сильно отклонился к западу, к берегам Астипалеи, от которых повернул на северо-запад, в сторону острова Аморгос. В Родосском проливе несколько триер Дамагора некоторое время на почтительном расстоянии сопровождали пиратские корабли, но ни одна из сторон не решилась вступить в драку. Сей факт навел пиратов на мысль, что Лукулла на Родосе уже нет. Никто не сомневался, что будь он там, то непременно вышел бы в море всеми силами и дал бой. Антипонтийский союз в первую очередь озаботился привлечением на свою сторону нейтральных островов, Книда и Коса. Мономах был уверен, что главные силы Лукулла где-то там, встречаться с ними он желанием не горел и поэтому, имея под рукой шесть десятков кораблей, обходил Книд и Кос по широкой дуге.
У острова Тилос пути Псов разошлись. Эвдор развернул нос "Меланиппы" на север, намереваясь обогнуть Кос с востока.
Едва осознав, что "Меланиппа" удаляется прочь от пиратского каравана, Дракил прошел на корму.
— Сдается мне, ты весь горишь от желания задать мне какой-то важный вопрос, — насмешливо предположил кормчий.
Дракил сжал зубы, но голосом своего гнева не выдал, спросил спокойно:
— Мы что, идем в Галикарнас?
— Нет.
— Нет? Тогда чего ты повернул на север?
— Так будет лучше.
Критянин ждал продолжения, но его не последовало. Поведение Эвдора становилось все более авторитарным, он совсем перестал объяснять смысл своих поступков и решений.
— Проклятье на твою голову! — Дракил вспыхнул, как лучина, — ты меня за щенка держишь?!
— Я тебя вообще не держу.
Критянин застыл на мгновение, как статуя, переваривая смысл слов кормчего, а затем схватился за меч. Сзади раздался окрик:
— Дракил!
Критянин, не двигаясь с места, не оборачиваясь, рявкнул:
— Что?!
— Ты, когда сильно качнет, за канат хватайся или за борт, — менторский тон Аристида звучал еще снисходительнее речи кормчего, — за меч не держись, а то он из ножен выскочит и порежешься.
— Дыши глубже, Дракил, — посоветовал Эвдор, — что ты хотел спросить?
Критянин нехотя убрал руку с рукояти меча.
— Зачем мы отделяемся от Эргина?
— Нам не совсем по пути.
— Эвдор, ты издеваешься? Ты кем себя возомнил?! Объясни свои действия! Здесь Братство, а не митридатов двор! И кто ты такой, чтобы высокомерно бросаться приказаниями?
— Дивлюсь я, Дракил, глядя на тебя. Мне казалось, что у Ласфена как раз никакой демократии нет, а ты ее столь страстно требуешь. В Аттике, что ли набрался? Так ведь и там ее нет, название одно. Ее, брат, нигде нет, разве что у варваров каких...
— Ну, хватит мне наставлений в политике, отвечай на вопрос, я теряю терпение.
— Э нет, терпения в тебе на троих...
— Довольно, Эвдор, — оборвал кормчего Аристид, — Дракил, на небо посмотри.
Этих слов критянину оказалось достаточно, все же моряком он стал не вчера. Небо к западу совсем почернело от туч.
— Ночью будет шторм, — объяснил Аристид, когда в объяснении уже не было нужды.
Хотя нет. Похоже, нужда осталась.
— Шторм. И что?
Кормчий усмехнулся, отвернувшись в сторону.
— Эргин уходит от берегов в море. Избегает Лукулла. Если тот на Косе. Но в открытом море Эргина хорошо потреплет. Нам это ни к чему. Мы проскользнем восточнее Коса, на мягких лапах...
— Между скал? Ты хоть раз ходил здесь? Я ходил! Да нас в щепки разнесет этим штормом!
— Сдается мне, плохой из тебя проревс. Сядь-ка на весло, Аристид займет твое место. Ну, чего застыл? Это не просьба, вообще-то.
— Задись, — подал голос Гундосый, — Агистит бусть да дос идет. Эвдог вегно говогит.
— Может ты тут и ходил прежде, Дракил, я с тобой не стану препираться, просто послушай меня. Я знаю, о чем говорю.
Критянин не сдавался, он все еще пытался привлечь к себе сторонников.
— А вы все, так просто ему поверили? Кто из вас знал его до рудников? Ты, Гундосый, что так его защищаешь? Ты, Аристид? Или может ты, Койон?
— Успокойся, критянин, — влез в перепалку эвбеец Телесфор, — не мельтеши. Знал — не знал. Развел тут сопли. Никто не знал. Сядь и греби.
— Смотри, Эвдор! — крикнул Койон, — за нами двое увязались!
От каравана отделилась пара легких келетов[44]. Весел в каждом было даже больше, чем на акате, а парус "Меланиппы" из-за неблагоприятного ветра пираты притянули к рею, поэтому келеты шустро догоняли акат. Едва первый из них поравнялся с "Меланиппой", с него прокричали:
[44] Келет — небольшое гребное быстроходное судно, часто используемое пиратами.
— Эй, на акате! Вы куда ломанулись?
— А вам какое дело? — процедил Койон, но громко сказать это не решился.
Ответил Эвдор:
— Под берег, подальше от шторма!
На келете пошло бурное обсуждение полученной информации. Эвдор был готов побиться об заклад на одно из рулевых весел, что знает, до чего там договорятся. Келет слишком легкая посудина, чтобы оказаться на нем в шторм в открытом море. Он не ошибся.
— Мы с вами!
Дальше пошли втроем. Очень скоро Дракил вынуждено признал, что спокойствие и самоуверенность Эвдора не пустая бравада. Кормчий вел "Меланиппу" под самым берегом столь искусно, что казалось, будто он родился здесь, причем с рукоятями рулевых весел в руках.
Гребли даже в сумерках, а к берегу в юго-восточной части Коса пристали, когда совсем стемнело. Оба келета последовали примеру "Меланиппы". К ночи ветер усилился, и волны разыгрались не на шутку, как и предсказывал Эвдор. Критянин поймал себя на мысли, что не хотел бы сейчас оказаться в открытом море. Он клял себя за невнимательность, сделавшую его объектом насмешек всей команды.
Гроза бушевала всю ночь, а под утро стихла, и пираты вновь вышли в море. Кос они обогнули без происшествий, кораблей противника нигде не наблюдалось. Келеты вырвались далеко вперед, разойдясь в стороны, словно рыбачьи лодки, тянущие невод. Эвдор и все его люди прекрасно понимали, чем попутчики намерены заняться. Здешние воды, вблизи от Галикарнаса, не отличались малочисленностью купцов. Царь царем, а основной источник кормления пирата никто не отменял. Вскоре на горизонте замаячил парус. Он рос, через некоторое время начал двоиться. Двухмачтовик. Келеты едва различались впереди.
Аристид прошел с носа к Эвдору.
— Явно что-то немаленьких размеров. Высокобортный, на военный не похож.
Кормчий согласно кивнул, всматриваясь. Прошло еще немного времени. Встречное судно внезапно изменило курс, отклонившись к западу.
— Куда это он? Нас испугался?
— Это гаул[45]. Видишь?
[45] Гаул — крупный финикийский торговый парусник с вместительным трюмом, где, помимо пространства для товаров, располагались каюты для пассажиров.
— Да, вижу. Финикийцы. Похоже, причина его рысканья — наши "братья", — это слово Аристид произнес с нескрываемой иронией.
— Похоже. Совсем их потерял, не вижу.
— Вон один, ближе к берегу, видишь? На фоне того белого утеса.
— Вижу. Где второй?
— Гаул чего-то на прежний курс возвращается.
— Ага. Так, — Эвдор оторвался от созерцания горизонта и поглядел на своих товарищей, сидящих на веслах, — первые восемь от меня разобрать оружие и надеть доспехи, у кого есть. Остальные продолжать грести. Потом поменяться.
— Ты решил атаковать его, Эвдор? — спросил Аристид, — зачем?
— Не знаю. Ничего еще не решил. Но надо быть готовым к драке.
Гаул приближался.
— Что будем делать, Эвдор? — крикнул Койон.
— Как дубаешь, скока их таб? — спросил товарища Гундосый.
Койон не ответил, зато сириец Фраат, оглядываясь через плечо на встречный корабль, прошипел:
— Да уж не меньше, чем нас.
Кормчий пристально изучал приближающееся судно
— Мне вдруг что-то очень стал интересен этот корабль, — наконец сказал он и отдал приказ, — суши весла! Аристид, встань к рулям, я на нос.
До гаула оставалось не больше ста локтей.
— Радуйтесь, почтенные! — прокричал Эвдор, сложив ладони рупором, — куда путь держите?
— И тебе того же, коль не шутишь, — ответили с гаула, — радуйся, да иди своей дорогой!
— Не слишком вы приветливы к мирным путешественникам!
— Да неужели?! Я гляжу, у мирных путешественников, не шлемы ли блестят?
— Они самые, куда же без них в наше время! Пираты кругом, будь они прокляты! Вы и сами все при оружии!
— Так оно, все горе через поганцев!
Корабли поравнялись. Теперь можно было не слишком надрывать глотки.
— А скажи, уважаемый, — продолжал спрашивать Эвдор, — откуда идете и чего интересного на севере происходит?
— А я знаю? Идем с Хиоса, новостей особых вроде и нет.
— Да ну? Первый раз слышу, чтобы во всей Ойкумене, да пусть даже на одном Хиосе, совсем ничего не произошло. А не слышали вы, как там Митридат? Говорят, его римляне в Пергаме осадили?
— Всякое болтают. А вы с Коса?
— Нет, с Родоса идем.
— И как там на Родосе? Добрая ли торговля?
— Торговля нынче совсем плохая.
— Что так?
— Война, будь она неладна. Хотя говорят: "Кому война..."
— "...кому мать родна". Верно!
С Эвдором беседовал чернобородый, загорелый дочерна моряк в пестрой рубахе. Голову его покрывал синий платок, удерживаемый витым шнуром. Остальные финикийцы выглядели схожим образом, но рядом с переговорщиком стоял странный человек, одетый в темно-красную рубаху с короткими рукавами. Он был безбород, потому резко выделялся в толпе "пурпурных"[46].
[46] Финикийцы. Фойникес (греч.) — 'Страна пурпура'.
Безбородый что-то сказал кормчему гаула (или судовладельцу, пираты, конечно же, не знали, что за человек говорил с ними), тот переспросил. Безбородый кивнул.
— Уважаемый, а правда ли, что на Родосе сейчас римляне? — спросил финикиец, — болтают, у них флот появился?
— Чистая правда!
— Ну, теперь на острова полезут. Интересно, на кого в первую очередь?
— Самим бы знать!
— А на Косе нет их еще?
— Не слышали!
Корабли разошлись и Эвдор с собеседником, все время разговора перемещавшиеся каждый на корму своего судна, кричали теперь оттуда.
— Ну, прощайте, уважаемые! Удачной торговли!
— И вам доброго здоровья!
Эвдор, задумчиво провожавший гаул взглядом, отметил, что на его палубе появилось еще несколько человек в красных рубахах.
Он повернулся к Аристиду.
— Что ты обо всем этом думаешь?
Аристид лишь пожал плечами.
— Краснорубашечники... — пробормотал себе под нос Эвдор, — интересуются римлянами...
Он вдруг вскинул голову и приказал:
— Поставить акатион! Весла на воду! Левый борт табань, правый — навались!
Двое пиратов бросились на нос ставить маленький парус.
— Атакуем? — спросил Аристид.
— Да. Ты не понял? Это римляне. Этот корабль нужно взять, во что бы то ни стало!
Аристид сплюнул сквозь зубы на палубу.
— Пупок развяжется.
— Захватить не сможем, так хоть "языка" возьмем. Кого-нибудь из начальных лиц.
— Да чтоб провалился твой царек! Голыми руками в огонь лезем!
— Воздастся, Аристид, не ной. На купцах бы ты так не заработал.
— Ой-ли, — покачал головой Пьяница, но возражать не стал.
Акат споро развернулся и бросился в погоню за гаулом. Пираты гребли изо всех сил и, в немалой степени благодаря акатиону, быстро нагнали финикийское судно.
— Держись точно за кормой, — распорядился Эвдор, — вдоль борта не суйся, борт высокий, сверху дротиками забьют.
— Ты хочешь лезть на них с носа на корму? По двое?
— Да. В узком месте у нас больше шансов.
Аристиду не терпелось подраться, и на рули встал Дракил. Половина пиратов во главе с Эвдором сгрудилась на носу, прикрываясь щитами. Римляне и финикийцы, поняв, что на них все же решили напасть, собрались на узкой корме, но места там было мало, к тому же построить стену щитов мешал педалион с рулевыми. Пиратам трудности создавал акатион. Еще совсем недавно помогавший, теперь он затруднял обзор.
