| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Протягиваю руку. Вовка неуверенно жмет. По-взрослому в таком возрасте пока еще не здороваются.
— Как дела у тебя, Вовчик? Чем занимаешься?
Чувствую себя идиотом. Ведь совершенно нечего сказать своему будущему другу.
Вовка пожимает плечами и молчит. Внимательно разглядывает незнакомого мальчишку.
— На велосипеде катаешься?
— Учусь только. А что?
— Слушай, Вовыч! Внимательно меня послушай и запомни. Скоро ты упадешь с велосипеда. На спуске к пляжу. Ты же на Учкуевку ходишь купаться? Ведь так же?
Кивает. Заметно, что он в легком замешательстве. Чего от него хотят?
— Так вот. Ты упадешь с велосипеда. Сильно упадешь. Повредишь руку. А когда захочешь научиться играть на гитаре, это тебе будет очень сильно мешать. Ты меня понимаешь?
Вовка отрицательно мотает головой. Это правильно, узнаю своего старого друга. Ни за что не соврет. Если не понятно — даже из деликатности не будет кривить душой.
— Ну, ладно. Ты просто запомни мои слова. Договорились? А сейчас, позови свою маму...
Вовка торопливо спрыгивает со скамейки и бежит к матери, которая неподалеку развешивает белье.
— Мам! Мальчик с тобой хочет поговорить!
Вытирая руки о передник, подходит Вовкина мама и садится напротив меня. Она несколько встревожена — странное что-то происходит. Вовка садится рядом с ней. Видно, что ему ужасно интересно.
Я вздыхаю и сцепляю пальцы в замок на столе перед собой. А вот сейчас выложу всю правду! Тогда, действительно, будет интересно...
— То, что Вы сейчас услышите, Надежда Васильевна, невероятно, и покажется Вам бредом. Тем не менее, выслушайте. Я легко смогу доказать, что психушка здесь не при чем. Посмотрите на меня внимательно.
— А что случилось?
Мать Вовчика начинает серьезно беспокоиться.
— Не надо волноваться. Просто посмотрите и скажите, сколько мне лет?
— Ну, наверное, семь или восемь...
— На самом деле мне сорок девять лет. В этом детском теле сознание, память и рассудок взрослого человека, отца двоих детей и счастливого деда, которым я стал в две тысячи одиннадцатом году. Да-да, Вы не ослышались. В этой самой голове — полная информация о том, как ребенок, который у Вас перед глазами, будет взрослеть, жить и стареть вплоть до две тысячи пятнадцатого года. Можно сказать, что я знаю будущее.
Я замолчал. Надежда Васильевна была в полном замешательстве. На лице промелькнула недоверчивая улыбка, потом — что-то похожее на понимание и, в конце концов, — явная тревога о моем психическом состоянии.
Мне показалось, что ей очень хочется потрогать мой лоб.
— Не нужно мне верить на слово, дорогая Надежда Васильевна. Через неделю на Ближнем Востоке начнется война между Израилем и Египтом. Ее назовут "Войной Судного дня". Запомните только дату — 6 октября. Я повторяю — 6 октября. Повторите.
— Ш-шестое октября...
— Советские информационные агентства сообщат об этом чуть позже. Но война начнется именно 6 октября. Именно тогда Вы и поймете, что сейчас я говорю Вам правду. В эту минуту об этой войне не знают даже ее будущие участники. А я уже знаю. Потому что для меня она в прошлом...
Надежда Васильевна слегка прикрыла глаза и легко встряхнула головой. Будто отгоняя наваждение.
— Но все это не важно. Я хочу сказать Вам... другое. Попросить кое о чем.
Запутавшаяся женщина с надеждой посмотрела на меня, рассчитывая снова обрести твердую почву под ногами.
— У Вас замечательный сын, Надежда Васильевна. После Московской Олимпиады в 1980 году мы станем с ним хорошими друзьями. И знаете, что ему будет очень не хватать в жизни? Музыкального образования! Отдайте его в музыкальную студию через пару лет. Такая у меня к Вам просьба. Только, обязательно на класс гитары. Шестиструнной. Поверьте, это будет правильный поступок. Для его будущего...
Вовка сидел возле матери с открытым ртом и смешно хлопал своими пушистыми ресницами.
Я улыбнулся. Вспомнилось, что когда нам было обоим по пятнадцать лет, Вовка точно так же хлопал своими огромными глазами, когда...
И вдруг я обомлел.
Улыбка медленно сползала с моего лица.
...когда...
Мелкая песчинка пустякового воспоминания вдруг легко пробила стены лабиринта в моей памяти и метавшаяся в глубине сознания недавняя мысль нашла выход наружу.
Я понял...
Ох, не зря я проделал весь этот путь, казавшийся в самом начале бестолковым капризом! Не прощаясь, я вскочил и помчался на выход к калитке. Наверное, люди подумали, что я спасаюсь бегством после замысловатого и дурацкого розыгрыша.
Не важно! Все не важно.
Важно, что я понял!
Я понял, что означают два последних снимка с раздавленной фотопленки.
И для чего они были сделаны.
Глава 24
По сути, делать мне на Северной стороне было уже нечего.
Самое правильное было бы лететь обратно к Ирине и делиться своими предположениями. Только Любимовка рядом — рукой подать. И для очистки совести я все же решил заглянуть на место службы Родькиного папаши.
Как и ожидалось — безрезультатно.
Меня только обескуражило вопиющая беспечность, с которой военный городок практически слился с гражданским поселком. Я даже не заметил, как оказался на его территории. Нет, ну, разумеется, сам аэродром, ангары и сопутствующие структуры охранялись, как положено. А вот штаб, казармы столовая и котельная вольготно раскинулись между кварталами частного сектора. Даже КПП не было. Просто маленькая площадь с памятником крохотному боевому самолетику МиГ 19, по которому ползали дети. Да что там! Я даже побывал в пятидесяти метрах от взлетной полосы, без всякой опаски срывая сочные ягоды на плантациях совхозного виноградника.
Теперь я не спеша прогуливался по очень уютной и живописной улочке, соседствующей с гарнизоном, и, буду откровенен, собирался искупаться в море. Улочка прямо упиралась в дикий песчаный пляж. Справа расположились приветливые частные домики, заросшие цветами и фруктовыми деревьями. Слева, тянулся невысокий вал дикого кустарника и маслины. Там шумно резвилась детвора, играя во что-то военное. И в самом конце улицы синело море, призывно маня размеренным рокотом и одуряющим запахом йода и морских водорослей.
Я не торопился. Удовольствие надо уметь смаковать. Сейчас я смаковал свое недавнее открытие.
А получилось вот как.
Будучи в возрасте беспокойных недорослей, мы с Вовкой Микояном один раз отправились на "Скалки". На тот самый пляж, куда нам первоклашкам — ни-ни! До одури нанырявшись в кристально чистой воде, нам вдруг приспичило обследовать пляж в самой дикой его части — в стороне открытого моря. В какой-то момент мы уперлись в скалы, которые сразу уходили в воду, не оставляя даже пятачка для пешеходных прогулок. Сверху над обрывом виднелось ржавое ограждение из металлических листов и колючей проволоки.
Нас это не остановило. Нащупывая в мокрых утесах трещинки и уступы, мы полезли по скалам дальше. Не скрою, это было яркое путешествие. Мы открыли для себя гроты, в которые посуху не попасть. Нам встречались крохотные пятачки галечного пляжа, изъеденные волнами ноздреватые каменные клыки, изобиловавшие крабами. Иногда, ломая ногти и сдирая кожу с ладоней, мы срывались в воду, и вплавь преодолевали особо трудные места. И в конце трудного пути получили главный приз — ровную, отшлифованную волнами каменную площадку на самом кончике миниатюрного мыса.
Наше место! Это будет только наше секретное место. Неведомый оазис дикого побережья почти в самом центре цивилизации. Мы уже строили планы веселых пикников и шумных ночевок на нетронутых ногой человека скалах.
Мокрые, исцарапанные, и совершенно вымотанные мы выбрались на площадку, и...вдруг я увидел, как Вовка глупо и разочарованно хлопает своими мохнатыми ресницами. За небольшим выступом к дальнему краю площадки с обрыва тянулась легкая и аккуратная алюминиевая лесенка. Оказывается, рай уже освоили до нас. Он оказался обитаем!
Сверху была закрытая территория либо ученых, либо военных. Мы даже туда не рискнули подняться. Уныло искупались пару раз, позагорали и поползли обратно. Но перед этим, с интересом разглядывали противоположный берег бухты, древние скалы Херсонеса, которые с этой неисхоженной точки выглядели непривычно и как-то по-особому.
Точно так, как это было запечатлено на засвеченной пленке. На одном из снимков. А на втором угадывалась та самая, так и не ставшая нашей, труднодоступная чудесная площадка.
И фотографии были сделаны с самого центра водной глади. С точки, которая находилась точно между двумя берегами Стрелецкой бухты. Там, где находится фарватер, ведущий к базе дислокации торпедных катеров. К месту, которое, по всей видимости, очень кого-то заинтересовало.
И где служил папаша поджигателя гаражей Трюхи, про бабушку которого я вспомнил, во время моего морского путешествия на катере в сторону Северной стороны. Тоже в самом центре, только другой, главной городской бухты. Что и зародило в моей голове трепетный огонек догадки...
Вот такими неисповедимыми бывают тропы ассоциаций и аналогий!
А ты говоришь, напрасно поехал.
М-да...
— Это наша улица!
Что? Возвращаюсь с небес на грешную Землю.
— Ты чего тут ходишь? Наша это улица!
Слева от меня стоит пятилетний бутуз с надутыми губами и сурово хмурится исподлобья. Надо же! От горшка два вершка, а туда же. Уже территорию столбим? Ну и ну! Даже не собираюсь снисходить для диалога, неспешно прохожу мимо.
Слева из зарослей кустарника по одному, по двое начинают высыпать такие же карапузы. Как горох из банки! Вон и погодки мои появились. А эти, кажись, даже на год-другой постарше...
— А ну, стой! Стой, говорю!
Ба! Какая встреча! Толстячок с катера! Капризный сынок скандальной курортницы. Уже без помпона на голове, но с прежним якорем на брюшке. Он, похоже, в этом лягушатнике самый старший. И по его мордашке замечаю, что он меня начинает узнавать.
— Это ты? Ребя! Я его знаю! Он с города сюда на катере плыл! Ты чего тут забыл?
Блин, да сколько их тут? С десяток, не меньше. Обходят вокруг, школота деревенская. Решили проучить чужака, забредшего в их райский уголок? Вот только с мелкотой я не дрался еще в этом мире. Что-то их многовато...
— Чего молчишь? Чёт-те надо, вообще тут? А?
Толстячок напирает. Нависает надо мной всей своей рыхлой тушкой, заслоняя вожделенный морской пейзаж
Делаю пару коротких шагов назад. По всем технологиям уличной мальчишеской драки мой третий шаг должен наткнуться на препятствие в виде злоумышленника, стоящего за моей спиной на четвереньках. Это гарантированно. Можно даже не оглядываться, только темп потеряешь. Поэтому вместо третьего шага я легонько, чтобы не покалечить, левой пяткой не глядя пинаю назад.
Естественно, пятка натыкается на что-то мягкое и слышится совиное "Ух!". Сразу же, не опуская ногу, делаю длинный шаг влево и вперед, потому что толстячок со словами "Чёт-те надо?" толкает меня в грудь. Только его рука врезается в воздух, а тело пробегает вперед, потому что я, зайдя сбоку, чуть-чуть ускоряю его легким толчком в спину. Возлюбленный сын курортницы и скандалистки спотыкается о злодея на четвереньках и, ласточкой вытянув руки вперед, хлюпается в пыль. Красивым якорем на футболке вниз.
Тут же меня обхватывают сзади, стараясь прижать мои руки к туловищу.
— Я держу его! Держу! Бей!
Да! Грустно будет огрести от карапузов. Какой позор!
Резко сгибаю колени, одновременно поднимая обе руки вверх и скручивая корпус вправо. Ага! Вот и правая стопа коварного противника. Я хватаю ее рукой и сильно дергаю вперед-вверх.
Черт! Не переборщил, случайно?
Парень врезается спиной в землю и беспомощно хлопает ртом. Переборщил. Дыхание у него заклинило, так бывает. Я хватаю его за обе ноги и дергаю на себя. Его руки закидываются за голову, и он начинает дышать. Фу! Пронесло.
И тут же мне засвечивают в правое ухо. Не больно, но громко и ужасно обидно. И это — когда я оказывал первую помощь их поверженному бойцу!
Ах вы, черти! Резко подаю тело назад и бью головой не глядя. Хрясь! Попал в нос. Сзади начинают орать. Да что ж так громко то?
Крутя головой во все стороны, пячусь спиной к кустам. Не давать зайти за спину. Что ж вы кучей лезете-то? Молодняк! Элементарных понятий не разумеют. Нельзя толпой на одного. Не по-пацански. И бестолково. На опасную близость ко мне могут подойти не больше двух-трех агрессоров. Потому как мешают друг другу. Я раз за разом просто кидаюсь из стороны в сторону. Так, что первый оказывается на пути второго. Придерживаемый мною за локоток в неудобном для него изломе, он становится как-бы моим щитом. На время, пока я не отталкиваю его на ближайшую опасность.
Да что же он орет так громко? "А! Это он специально так выразительно горланит. Чтобы кто-то постарше услышал", — соображаю я, вертясь юлой и отводя в сторону тянущиеся ко мне в руки.
Ну, да! Неподалеку на шум и крики уже прыгает через забор паренек подросткового возраста. Кажется, одним вспухшим ухом я сегодня не отделаюсь.
— А ну, хорош! Хорошо, я сказал!
От меня отхлынули.
Высокий загорелый парень в одних семейных трусах хулиганского разлива неторопливо приближается к месту битвы.
Я усмехнулся. Потер горящее ухо. Можно расслабиться.
— Плохо свой молодняк воспитываешь, Олег!
— Витёк? Это ты?
— Да уж, я. Чуть не порвали меня карапузы ваши.
— Вы что, — Олег делает страшные глаза и выпячивает челюсть, — вы на кого поперли? Вы чего не спросили, с какого он района? Вы знаете, с какого Витёк района?
Малолетнее хулиганье дружно машет головами, потирая синяки.
— Да сейчас вся Матюха здесь будет! А ну брысь все отсюда!
— Это Генка все начал! Приезжий! Племяш тетки Зины! Мы не хотели вовсе!
— Брысь, я сказал!
Рассыпались в разные стороны. Большинство — по-партизански исчезает в кустах.
— Пойдем, Витёк, ко мне. Расскажешь, что, да как.
— А ты, значит, в Любимовке живешь.
— Ну, да. Из наших еще Оксана здесь...
— Ну, пойдем.
И Олег, и Оксана...
Правая и левая руки Галины Анатольевны. И в Любимовке. Где служит Родькин батя.
Любопытно...
* * *
— Вот моя берлога!
Берлога оказалась крохотной комнатенкой, умопомрачительно уютной и светлой. Через настежь открытое окно виднелось зеленое буйство домашнего сада. Пахло дынями, виноградом и... окрошкой.
Олег как-бы ненароком опустил рамку с фотографией, стоящую на письменном столе, изображением вниз. Я успел заметить характерно чернобровую дивчину на снимке и деликатно стал рассматривать стены.
От пола до потолка в комнате все было обклеено любительскими черно-белыми снимками. Основная тематика — горы и яхты. Людей почти нет, только в одном месте прямо над столом я увидел нашу туристическую группу, снятую возле памятного знака на Ангарском перевале.
— Увлекаешься фотографией? — спросил я, кивая на стенку.
— Так. Между делом.
— А что за аппарат?
— Да, вот он, — Олег двинул по столу в мою сторону старенький, весь исцарапанный "ФЭД-3".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
