Академия истины (Академия Веритас)

— Нет, обычно в шубке, — пробубнила я обиженно. Что я, дитя неразумное, что ли, чтоб мне хворостиной угрожать?

— Я смотрю, вам очень понравилась наша лечебница, вы прям всей душой туда стремитесь! — восхитился мой персональный кошмар. — Идите внутрь, там тепло, — уже жестче бросил он и подтолкнул меня к заброшенному зданию.

— Магистр Кальдерон, вы не понимаете, если сойка в сойкин день прилетела под окно, обязательно надо за ней пойти, она же судьбу указывает!

— В таком случае, у вашей пичуги отменное чувство юмора! — заявил мужчина, помогая мне справиться с покосившейся дверью. — Веселее было бы только привести вас в склеп на кладбище! И как вам такая судьба? — он обвел руками помещение.

Здесь и вправду было тепло. И даже светло. А в остальном... у нас на чердаке намного чище. Судя по всему, когда-то эта комната служила холлом: стены обшиты деревом, широкая красивая лестница ведет на второй этаж, только вот все кругом покрыто толстенным слоем пыли, а с потолка свисают комья паутины. Кое-где на полу в пылевом ковре видны следы ног. Не шибко много, но отчетливо. Пахнет затхлостью и каким-то удивительно знакомым еле уловимым ароматом.

— Прибраться бы, — буркнула я. В носу тут же зачесалось, я попыталась сдержаться, но все равно звонко чихнула.

— Ну, вот, ваши подвиги были не напрасны, вам придется посетить лечебницу! — насмешливо уведомил верит Филипп. — Пойдемте, тут есть камин. Рекомендую расстегнуть мантию, быстрее согреетесь. Лучше бы ее вообще снять, но тут плюнуть некуда — в грязь попадешь.

Магистр уверенно двинулся под лестницу, а я покорно побрела за ним. За невысокой дверцей скрывалось помещение, больше всего похожее на кухню. Посреди комнаты стоял большой стол, на котором были расставлены непонятные сосуды. Слева располагался внушительных размеров очаг, в котором даже котел висел. А над столом, подвешенные к потолочным балкам, висели пучки самых разнообразных растений. Большую часть из них я опознать не смогла, хотя липовый цвет и мать-мачеха несказанно радовали, словно старых знакомцев повстречала. Так вот что за аромат я почуяла: лиственная труха! Несчастные пучочки явно висели здесь очень давно, за это время они высохли до такой ломкости, что дунь — и осыпаются.

— Что это за место? — потрясенно спросила я, даже позабыв о робости.

— Это руины былой славы факультета истинного Чувства, — верит Кальдерон уже подошел к очагу и хотел что-то там сделать, но в последний момент повернулся ко мне. — Окажите любезность! Поверните вот этот рычажок. Мне, конечно, не сложно, но хотелось бы проверить одну теорию...

Я послушно выполнила требуемое. Под котелком немедленно загорелся огонь, что выглядело очень странно: дров-то там не было!

— Никаких неожиданностей. Жаль! — констатировал магистр, выждав несколько секунд. — Грейтесь, вам полезно. Кстати, не могли бы вы поделиться своими ощущениями?

— Какими? — не поняла я.

— А любыми! Вот что вы сейчас чувствуете?

Я чувствовала смущение, так как верит Филипп стоял слишком близко. Было в этом что-то неправильное, интимное, вроде как. Сразу вспомнилось, насколько близко был Семен, когда я решилась его соблазнить... Ой, а ведь магистр же все видел! Моментально нагрелись уши. Хоть бы он решил, что это жар от очага!

— Не знаю, ничего особенного не чувствую, тепло вот... и пахнет приятно, — промямлила я, мысленно уговаривая себя не зардеться окончательно. Тут мне в голову пришла спасительная мысль: — А мне рассказывали, что на факультете Чувства обучались только женщины!

— Так и есть!

— А что же вы тогда... в смысле, вы же... не совсем женщина... — о, богиня, мысль оказалась не такой уж и безобидной!

— Какая милая формулировка! — хмыкнул преподаватель. — 'Не совсем женщина'. Надо запомнить. Тем не менее, я понял вашу мысль. Я тут пытаюсь найти ответы на некоторые вопросы. Должен признать — безуспешно. Ведьмы умели хранить свои секреты.

— Ведьмы? — удивилась я. — Мне говорили, что здесь учились ведуньи!

— А это одно и то же, название зависит лишь от точки зрения. Ведьмы, ведуньи, благодетельницы, разрушительницы, любимицы богинь, лиходейки... Все это про них, про женщин, умудрившихся получить два дара вместо одного. Или же два проклятия, это, опять же, смотря с какой стороны подходить к вопросу... Но, все же, мне крайне любопытно узнать, что вы думаете об этом месте?

Я не успела ничего ответить, потому что случилось странное. И страшное. Мои ноги совершенно самостоятельно, против моей воли, сделали шажок, туловище само собой развернулось, и я оказалась лицом к лицу с магистром Кальдероном. Я пыталась отодвинуться, но тело меня не слушалось, как будто меня дергали за ниточки, словно ярмарочную куклу!

Руки сами потянулись к талии и решительно распустили опояску.

И вот тут я, скорее всего, побелела, потому что кровь в жилах буквально сковал леденящий ужас, и уже никакой жар в очаге не мог его разогнать. Если опояска несет в себе такой глубокий смысл, это ж получается, я сейчас... Мама! Больше всего на свете мне хотелось потерять сознание, но оно упорно не желало меня покидать. Я так и стояла неподвижно, мысли в панике метались в голове, а голос отказывался повиноваться.

Магистр Кальдерон выразительно изогнул бровь:

— Очень щедрое предложение! Боюсь только, что не ваше.

Мужчина неторопливо нагнулся, и мне каким-то чудом удалось слегка покачнуться, отстраняясь:

— Да не дергайтесь вы так, — он слегка поморщился. — Я младенцами питаюсь исключительно по вторникам и пятницам, а сегодня, как известно, среда.

С этими словами верит Филипп спокойно вернул оберег на его законное место и затянул концы заботливо сплетенной Сией тесьмы.

— Но намек я понял! — несколько громче и с легкой угрозой в голосе сообщил преподаватель, глядя куда-то поверх моей головы. — Идти можете? — уточнил он, уже всматриваясь в мои глаза.

Вместо ответа я сделала неуверенный шаг в сторону. Кажется, я снова могу распоряжаться собственным телом!

— Чудесно! — мужчина ожесточенно дернул рычаг, гася огонь, а потом несколько грубо схватил меня за плечо и поволок к выходу. — Полагаю, нам лучше поскорей покинуть это место.

— Но... что... я же... — голову словно кашей набили.

— Ничего, все хорошо, — безмятежно заметил магистр, ослабляя хватку. Он даже вполне любезно мне улыбнулся, отворяя входную дверь.

— Но вы же не думаете...

— Нет, и вам не советую! Расслабьтесь, все хорошо, вам просто показалось. Угорели с непривычки, — ехидно сообщил мой провожатый. — Сейчас мы выйдем со двора, и я поставлю вам портал в лечебницу. Попросите у верита Грэгори противопростудной микстуры, пожалуетесь ему на жизнь, он человек душевный, он вас пожалеет. А сейчас лучше ротик закройте, пока в него галка, простите, сойка не влетела!

Я задохнулась от возмущения, а магистр расхохотался мне в лицо. И это был тот самый смех, что преследовал меня в ночных кошмарах.

Глава 21. Рукодельник

Я не верила собственным глазам! Водила пальцем по строке, пытаясь ощупью помочь зрению, и все равно не могла до конца поверить! Мама, мамочка, этого не может быть! Я справилась! Спасибо тебе, Великая Веритассия! Я остаюсь в Академии!

Честно говоря, за время сессии я окончательно уверилась, что не знаю вообще ничего! Меня почти все время пробирала дрожь, я путала слова даже в обычных разговорах с Чеккиной, могла полчаса читать одну и ту же страницу, но в итоге все равно не уяснить ни слова из написанного. А уж стоило взглянуть на себя в зеркало, как перед глазами вставала сцена у очага в помещении факультета истинного Чувства: мои руки, распускающие опояску, и насмешливо изогнутая бровь магистра Кальдерона. Я так и не сумела понять, что тогда произошло, но одно знала точно: действовать мне пришлось не по своей воле. Наверное, только поэтому я не сгорела со стыда, но, все равно, испытывала неловкость, и это чувство лишь укрепило мое желание держаться от верита Филиппа как можно дальше.

Экзамены я запомнила очень смутно, в основном какими-то отрывками. Вот у меня так дрожат руки во время сервировки обеда на две персоны, что столовые приборы выбивают дробь по тарелкам и бокалам. Вот во время исполнения менуэта у меня начинает дергаться веко, даже не получается из-за этого смотреть прямо в лицо Питеру. Вот, накладывая макияж для светского раута, я чуть не перепутала меловой карандаш для маникюра с кайалом. Вот на экзамене по литературе я вывалила на преподавателя бесконечный поток слов о поэзии труверов, хотя мне надо было всего лишь кратко пояснить, чем рондо отличается от дескорта.

И, тем не менее, я как-то умудрилась все сдать! Более того, мне даже назначили повышенную стипендию!

— Да долго ты будешь мусолить этот несчастный список? — злобно прошипел кто-то у меня за спиной.

— Простите! — я очнулась и поспешила пробиться сквозь толпу студентов, обступивших вывешенные в холле административного здания списки сдавших сессию и отчисленных. Последних, к слову, было очень много. На первый взгляд, списки были почти одинаковой длины.

Вокруг бушевали страсти: кто-то из девочек громко рыдал, утешаемый подружками, некоторые парни изощренно ругались вполголоса или лупили кулаками по ни в чем не повинным колоннам, были и те, чей сияющий вид вызывал злобные и завистливые взгляды. Я была пока, скорее, ошарашена, нежели счастлива, но, все равно, поспешила убраться подальше от разочарованных, чтобы не портить себе настроение.

Выйдя на крыльцо, с наслаждением вдохнула морозный воздух с отчетливым ароматом яблоневого цвета. Никак не могу привыкнуть к этому запаху, нет-нет, а ловлю себя на мысли: откуда пахнет весной?

По дорожке размеренно шагал Питер. Радость наконец-то переполнила меня и даже выплеснулась наружу: я слетела с крылечка и бросилась юноше на шею, спеша поделиться восторгом.

— Ты представляешь, я сдала! — заверещала и засмеялась одновременно. Кажется, я его слегка удивила (хотя, учитывая его обычную невозмутимость, наверное, даже сильно удивила), по крайней мере, он в первый момент озадаченно на меня воззрился, впрочем, приобняв за талию. — Я произвожу впечатление настолько недалекой, что ты не ожидал подобного? — стало как-то обидно даже.

— Нет, я был абсолютно уверен, что ты справишься с экзаменами. Не ожидал я столь пылких объятий.

Я поспешно убрала руки с плеч парня, слегка смутившись:

— Извини, это от восторга.

— Я понял, хотя предпочел бы менее прозаичное объяснение, — он, однако, не торопился меня отпускать.

— А ты? Ты как? — забеспокоилась я.

— Как раз иду выяснять. Подождешь минутку?

— Конечно!

Питер, наконец-то, выпустил меня и уже поспешно взбежал по ступенькам.

— Я, конечно, отдаю себе отчет, что мое появление весьма несвоевременно, — произнесли у меня над ухом, — но не будете ли вы столь любезны часикам к семи прийти в мастерскую художников? Там можно будет спокойно поговорить о вашем будущем.

По-моему, впервые за прошедшие месяцы я не вздрогнула и не покраснела, услышав голос магистра Кальдерона. Видимо, сказывалась эйфория от успешной сдачи сессии.

— А почему нельзя сейчас поговорить?

— Потому что для этого нужны еще декан Дорэ и мастер Азеведо. А вот ваш молодой человек, к слову сказать, совершенно не нужен.

— Он не молодой человек... не мой... в общем, неважно, я вас поняла. Конечно же, я приду.

— Как это приятно, когда тебя понимают, — мне показалось, что магистр издевается. — Вы, кстати, уже обдумали планы на каникулы?

— Нет, как-то времени не было.

— Вот до беседы и не стройте никаких планов, пожалуйста, если это вас не затруднит. Спешу поздравить вас с удачным завершением сессии, пусть и впредь Великая Веритассия будет к вам благосклонна! — мужчина церемонно откланялся и исчез.

— Чего он от тебя хотел? — насторожился подходящий Питер, видимо, успевший заметить преподавателя.

— Звал к Брианде. Так как твоя сессия?

— Прекрасно, я тоже продолжаю обучение.

— Чудесно! Ой, надо же и Чеккине сказать, что списки вывесили. Я, правда, не сообразила посмотреть ее результаты...

— Я посмотрел, она тоже остается в Академии.

Я забежала в общежитие обрадовать подругу, а потом мы с Питером пошли гулять в парк.

Здесь было очень хорошо, почти как дома! Только что дорожки протоптаны, а так — лес как лес. Вокруг суетилась всякая живность: мелькали беличьи хвостики, чивикали пичужки. Осенью тут было много ежиков, но сейчас колючие шарики уже видели десятые сны, дожидаясь прихода весны.

Питер, по обыкновению, держал меня за руку, хотя споткнуться на абсолютно ровной тропинке было сложно.

— Ты каникулы где собираешься провести? — спросил парень, когда мы уже до ручья добрались.

— Пока не знаю, хотелось бы домой отправиться, но не уверена, что получится. А ты?

— На новогодье точно к своим, а там — не знаю. Ты была когда-нибудь на севере?

— Конечно! Я живу на севере, если ты забыл!

— Нет, на самом севере, там, где заканчиваются земли богов, и начинается бесконечность холодного океана?

— А! Тогда ответ отрицательный — нет, не была. Я вообще почти нигде не бывала: только в Пеньковском уезде и в Веритерре.

— Хочешь побывать?

— Даже не знаю... Как-то не задумывалась никогда.

— А если я тебя приглашу туда съездить?

— Куда? — я, наконец-то, оторвалась от изучения заиндевелых травинок, склонившихся над ручьем, и изумленно уставилась на Питера. Мне показалось, что богатырь слишком напряжен, словно боится чего-то. Вон, как челюсти сжал.

— Ко мне в гости. Точнее, к моей семье.

— Да ну, что ты! Неудобно как-то, — я даже смутилась от такого предложения. Мне и к Чеккине-то неловко было ехать, хотя она меня уже месяц уговаривала, а тут — к Питеру. Он же мне не жених, чтобы вот так запросто к его родне отправляться.

— Не знаю, о чем ты подумала, но у меня есть мать, тетка и сестра, так что ничего непристойного я не предлагаю, — мне послышалось, или он правда зубами скрипнул?

— Нет, конечно, я и не думала, будто ты предлагаешь что-то недостойное, — поспешила успокоить парня. — Мне просто редко доводилось вот так бывать у кого-то в гостях, я боюсь что-то не то сделать и очень стесняюсь незнакомых людей, особенно когда их сразу много. Ты не представляешь, как я волновалась перед отправкой в Академию! Я и к Чеккине из-за этого все отказываюсь ехать. Извини, если обидела.

— Я тебя понял. Но, может быть, все же подумаешь над моим предложением? У нас очень красиво зимой: все небо переливается разноцветными огнями. А мои родные — гостеприимные люди, они будут рады тебе, обещаю.

— Питер, я в любом случае не могу пока дать тебе никакого ответа! Сегодня вечером мне должны передать кое-какие известия, только после этого я смогу решать, где проводить каникулы.

— Хорошо. Сегодня я, в любом случае, не уеду. Но, надеюсь, завтра ты сможешь сказать что-то определенное?

— Думаю, что да, — мой ответ прозвучал уверенно, хотя душу и грызли сомнения: вдруг декан Дорэ, все же, посадит меня под замок?