Времена надежды: Наместник

* * *

Коней Шеффер Дальт запомнил очень хорошо. Он легко затерялся в толпе прохожих, вместе с ними легонько поворчал: когда-де проулок освободят? Ишь, домой вернулся, невидаль какая! Возы убери с прохода, а там обнимайся хоть заполночь! — и под то ворчание пробрался к самым воротам, сумев заглянуть в лицо кое-кому из домашних и приехавших.

А потом живо развернулся, словно ему в рожу плюнули, и припустил напрямую к Ратуше.

* * *

— ... Ратуше вашего славного города во всех поселках и местах Княжества Великого ТопТаунского везде будет почет и уважение, яко же боярам Великого Князя; а людям вашим торговым и служебным почет и место, яко войсковым четникам, сотникам и тысячникам, по разрядам их... А иные все уложения торговые и дорожные, и мостовое, и повозное "по старине", без перемены тех предбывших грамот; а Князю Великому в то не мешаться...

Корней Тиреннолл поднял руку и посол с готовностью замолчал.

— Стало быть, Великий Князь желает нашей дружбы и помощи; да и, прямо сказать, чтобы мы стали частью его земель по вольному хотению.

Собранные в парадном зале горожане возмущенно заревели. Послы стояли твердо; только капельки пота на загорелых лбах выдавали волнение.

— А на что ж тогда войско пришло?! — выкрикнул посадник, легко перекрывая гул. И поднял обе руки, подавая знак приставам утихомирить толпу.

Впрочем, тут, в зале Ратуши, собралась еще не толпа. Только выборные от четвертей да старшины гильдий. И тишина наступила быстро, потому как все хотели услышать ответ.

— Войско наше смирно под городом стоит, пакости и шкоды никакой не учинено! Такого вежества от войска никто не упомнит, каково наше! А на юг пойдем, на Тракт, с теми, кто его перекрыл, станем воевать! — в глаза соврал Михал-воевода.

— Это на желтоглазых что ли? На ЛаакХаар?! — закричали от дверей слева, куда на время совета сдвинули стол и лавки.

— Да нет, — мотнул головой воевода, — На южан, в лесу которые живут. Которые Тракт перекрыли, как о том запрошлыми летами в посольской грамоте к вашему вольному городу от Князя писано. Сам же я привозил ту грамоту.

Горожане на миг замолчали. А потом взорвались смехом:

— Это Волчий Ручей ты повоюешь, со всеми твоими тысячами? Да его наша ахтва городская десятью восьмерками когда еще жгла!

— Там какая жалкая сотняга за хворостяным плетнем, а ты притянул велику рать — стольный город станет брать!

— Ужо тебе, воевода, врать не умеешь! Прямо скажи: "Не пойдете под князя добром, примучу вас!" — так поверим!

— Тихо всем! Тихо, ну! Посадник говорить будет!

Корней стукнул ладонью по подлокотнику. Поднялся в кресле. Протянул руку к послам:

— Слыхали? Все одинаково думают!

Люди в зале притихли. Тяжелое дыхание волнами прокатывалось взад-вперед. Тиреннолл подумал: велю после все решетки открыть, воздух в зале поменять. День жаркий, а все в праздничном. Воевода посольский в шубе; и наши не отстают: что тех воротников меховых; что той золотой вышивки! Оплечья коробом стоят... И дух — топор вешай.

— Завтра общий совет соберем и ответ дадим; а с тем, господа послы, будьте здоровы! — приговорил посадник, опускаясь обратно в кресло.

Люди снова зашумели, заворчали, но расступились послушно, и позволили вывести гостей без ругани. Если б послы явились к посаднику вечером, без лишнего шума — глядишь, и договорились бы. Потому, если ГадГород в Княжество войдет, так и мытный сбор на границе с Княжеством — долой. И повозное вдвое меньше. И торговать железом — финтьенским ли, южным ли с ЛаакХаара — до самых северных пределов, до ледяных скал Юнграда... Ответ иной бы вышел! Бывает, город так и скупят на корню, жители его и не узнают, что втихомолку, за спиной, проданы. А на людях каждый боится сказать: продадим волю! Дорого предлагают, иного случая уже не будет!

Только в ХадХорде мимо общего собрания не пройдешь. Как ни верти. И, стало быть, надо тех скупать, которые на собрании вес имеют. Вот, к выборным наверняка ходили тайные гонцы. Ни Пол Ковник, ни Айр Бласт, ни Айр Болл — ни даже Матвей Ворон! — слова не сказали за весь совет. Корней знал, когда такое бывает. Когда деньги хапнул, и оправдать их надо. А предать в открытую, прилюдно против города встать — страшно...

Вот вышли последние; вот и слуги принялись мести пол, обрызгивать водой для свежести. Без подсказки растворили окна, вызвав на лице посадника вялую улыбку: стараются. Корней собрался с силами — пойти к себе и избавиться, наконец, от жаркой парадной одежды.

Гулко вбивая подкованные каблуки в пол, вошел тысяцкий городского войска. Тигр волок за шкирку давешнего доносчика из ахтвы. Доволок, брезгливо встряхнул, поставил перед посадником и приказал:

— Говори!

Малорослый Шеффер Дальт зачастил:

— Господин посадник, слово и дело! Первое, у одной из девок купца Ведама Тарана — тоже с юга воротился, точно как Этаван! Да они ж еще и соседи, дверь в дверь, кстати вот... У него новая девка, глаза нездешние. Как дуб мореный, чернь выгоревшая, или медведь бурый, такого вот цвета. И еще что вспомнил: девки те, с которыми в городе был парень с Волчьего Ручья, что я про него прошлым разом доносил — помните? Вот, они ж к Этавану ходили! Я коней резных как узнал, вспомнил, где видел их, в каком проулке! И девка та сейчас еще у Тарана, ежели взять прикажете, не сбежит, как волчий хозяин!

Корней лениво двинул пальцем — Тигр толкнул доносчика к двери, где его приняли и вывели двое стражников. Когда же за доносчиком закрылась дверь, посадник одним движением сорвал парадную шубу, а вторым, с неожиданно прорвавшейся яростью, швырнул одежку через всю комнату, в угол, где складывали ненужную мебель.

— Юг! — зарычал посадник, сходя по ступеням. — Опять юг! Каким же там намазано медом, а, Тигр? Ладно бы наши! От века на юг тот ездили; нешто где на лесной опушке или в овражке ключ живой воды отыскали? Папоротник-цвет, что желания исполняет?

Тиреннолл пошевелил руками: приложить их было не к чему.

— Доносчиков посылал. Ратин так и пропал, с концами. А ловок был; и как только раскусили его? Купцы мимо ездят, все в один голос: обычный-де городок строится, ничего особенного. Вольное владение — ну, понятно, дело молодое, когда и повеличаться, как не сейчас! Пусть называются, как хотят — а танцевать все равно будут то, что мы заиграем. Мы вон Косак в дугу согнули за четыре лета... Ну, деньги ктото сыскал на зодчество Волчьего Ручья. Так у нас одних медоваров доход и оборот — можно площадь перед Ратушей вымостить золотом! А есть же еще соляное братство, медовары им в подметки не годятся. Подумаешь, город!... У нас иной год на улице больше построят, чем всего того города!

Посадник бестолково кружил по залу. Слуги бочком подвигались к выходу, и понемногу исчезали в двери: меньше знаешь — крепче спишь. Тигр стоял неподвижно — точь-в-точь резное каменное украшение, наподобие малахитовых перевитых змей единственной в зале колонны.

— Так ведь князь пришел, понимаешь, Тигр? Великий Князь ТопТаунский! Его войско нечасто побеждали. И то еще сказать, войско победят раз, и другой — а войну все одно выигрывает князь... И вот на наш город наметился, а мы, милостью предков наших, пять веков никому дани не платили... — Корней смахнул пот с лица. Остановился. Фыркнул:

— Лавку там придвинь, какую ни есть!

Тигр, не чинясь, толкнул в середину дубовую скамью на скрещеных ножках. Посадник облегченно уселся. Стукнул в скамью кулаком:

— И вот князь нам такой орешек подкинул: мол, кусайте! Зубками его, зубками, детки! А вино я сам допью, вам оно ни к чему, так-то вот!

Тысячник криво усмехнулся и сказал, что думал:

— Непохож ты на белку, посадник.

— Какую белку?

— Да как говорил про зубки, лицо у тебя этак чудно вытянулось... а все непохож!

Тиреннолл махнул рукой:

— Тайницких на Волчий Ручей заслал, опять же: ну, город. Ну, стража. Ну, медведи в упряжке ходят... знать, лошадей в лесу не разведешь. Наши полесовщики вон лося приручили, а медведь чем хуже?

— Мясо жрет, — подумав, произнес тысячник, — Дорого кормить. Зато силища зверская, куда там лосю! А трусоват дикий-то медведь, в бою конь смелее, лось — и тот злее бывает. Олень или там бык степной — вот бойцы. Но всего лучше, если бы вепря приручить. Да в повозку. У него сала две ладони, никакой стрелой не проткнешь. И глазки маленькие, бегущего не выцелишь... Ты, господин посадник, полагаешь, юг нам подсунули для отвода глаз. И Берта думаешь взять. А кипятишься и руками размахиваешь, потому как друзей на дыбу ставить... если б ты легко это делал, я бы давно тебя зарубил. Вот.

Посадник наклонил голову и не сказал ничего. Тысячник тоже промолчал. Наконец, Тиреннолл выдохнул:

— Понаделали забот! Мало им князя!

* * *

— Княжеский знак видишь? Что головой киваешь? Ты староста?

— Да, господа хорошие.

— Мы не господа хорошие, а гонцы княжеские. Лошадей давай. Верховых нам. Три и заводных три. Быстро погоним, так не вздумай запаленых подсунуть или хромых каких: исполосуем жопу плетками, восемь дней не сядешь. Вон тех, что возле вербы, видишь? Смотри, не вздумай переменить! И подковы сами осмотрим. Ступай!

— Старшой, а чего гнать-то?

— Да волки эти мне не по нутру: много их для обычной стаи. И как-то идут странно, словно к указанному месту. От них уходить будем. Боюсь я, как бы не встретили нас на переправе или в узости какой, так смотрите, чтоб оружие легко вынималось... Все, тихо, староста идет. Морду понаглей!

— Пожалуйте коников смотреть... господа.

И в сторону:

— Не знак бы княжеский, нашли б вас тут... По весне, в овраге за околицей... Господа, еть! Каких лошадей выбрали, сволочь войсковая! Какие кони!

* * *

Кони остановились на единый миг. Дверцы возка распахнулись, выпустив десяток одоспешенных стражников с короткими мечами для драки в тесноте и с полупудовыми штурмовыми секирами: выбивать двери.

Вышел пристав в длинном черном балахоне, с медной чернильницей на поясе. Поправил узорное оплечье, положенное по чину и вышитое жемчугом. Стукнул колотушкой в дверь. Дверь открылась, пристав и стражники исчезли в глубине дома. Потом показались: вели за руки мощного крепкого мужчину в синем бархате и золотом поясе; головой вперед сунули в возок. Дверца хлопнула, кони рванули и возок покатился дальше. На Водовзводную, вспомнила Ирка. Там место пошире, а тут и не развернешься...

Кто-то прикоснулся к руке, и девушка отпрянула от узкого окошка-бойницы. За плечом стоял Ведам Таран; губы купца были плотно сжаты. Вот они разомкнулись, и гостью прошиб холодный пот:

— Сегодня твою сестру закатаем в ковер, я говорил с зятем. Вывезем через северные ворота. И ко мне в село. Завтра тебя. Послезавтра вторую сестру. Видишь, Берта забрали. Донес кто-то, что на юг часто ездит. А мы же только что оттуда. Если сейчас ко мне с обыском — у тебя глаза нездешние. Точно как у того парня, на Волчьем Ручье. Стало быть, ведьма. Ведьму — на костер. Меня — рядом, ибо укрыватель есмь. Так что пойдем. Объяснишь сестре, что надо делать.

5.Долгожданная.(Осень 3745. Год "Г")

Спарк ел мясо с ножа. Как настоящий мужчина. Легонько посмеивался над этим ощущением, немного язвил сам себе внутренним голосом... но в целом чувствовал себя хорошо. Как-никак, наступила долгожданная осень. Вот-вот явится посыльный от наблюдателей на холме, и сообщит, что Иринка, наконец-то, прибыла...

Опоясанный вдруг спохватился, что посыльный (в самом деле, вошел гонец! Надо же так замечтаться, чтобы не заметить...) тараторит вовсе не о появлении девушек. Спарк нахмурился:

— Да говори ты толком! Что там еще за свиньи?

* * *

Свиней было восьмерок шесть. Или даже семь. Поначалу. Пока Опоясанный получил известие, да пока примчался к нужному месту, пограничный конфликт разрешился сам собой. Пастухи ГадГорода на своем берегу уныло пересчитывали синяки и шишки. Десятка волков на противоположном, степном, берегу, облизывалась и считала свиные головы. Сколько бы восьмерок ни было в свином стаде поначалу, теперь их стало ровно на одну меньше. Головы съеденных хряков волки аккуратно разложили на откосе. Белобрысый Смирре азартно подпрыгивал, пинал мертвые морды, размахивал руками и звенел на оба берега:

— ...А еще раз стадо на нашу землю загоните, то и всех свиней порежем, не только малую долю!

Обычно молчаливые, Велед и Крен, на этот раз поддержали товарища гулкими басами:

— И штоб не вякали, што ваша земля! Мы тут ахтву рубили, еще когда ваш Волчий Ручей вовсе не стоял!

Опоздавшему Спарку оставалось только выругаться втихомолку. Этого еще не хватало!

Пастухи между тем поднялись на ноги, огласив берега порубежной мелкой речушки неразборчивой бранью. Полезли на спины своих лохматых выносливых лошадок. Потянулись руками поправить знаменитые пастушьи шапки — из волчьих шкур, с заломом на одно ухо — но шапок уже не было. Волки отобрали их у всей троицы, и, конечно же, порвали в клочья. Видно, укол позора оказался нестерпимым. Старший свинопас ощупал мерзнущую лысину, заорал через реку:

— Сволочь туманная зверожопая! С ГадГородом заедаться желаете? Будут вам пироги с гав... — поперхнулся и закашлялся. Выпрямился, завизжал снова:

— Так накормим, что моя свинина горлом выйдет!

Шлепнул коня ладонью — плетки-корбачи тоже повырывали из рук. С плеток все и началось. Когда Велед попробовал остановить конников, кто-то словно бы шутя перетянул лесовика поперек лица. Вплетенная свинчатка попала в висок. Велед рухнул, как подкошенный. Крен, побелев от обиды и злости, рванул из ножен меч, а десятник Тэмр взрывным прыжком поднялся в воздух... К счастью, Велед быстро очухался, так что до крови не дошло. Набили морды и прогнали пастухов вместе с поредевшим стадом на ту сторону реки.

Спарк уныло подсчитывал убытки. Во-первых, гонец с холма его теперь на месте не найдет. Что там с Иркой, неизвестно. Во-вторых, перехватить девчонок на Тракте — тоже нечего и думать. Больше дня дороги. А в-третьих, ссора-то пустячная, убитых ни с какой стороны нет. Значит, таких, чтобы насмерть обиделись, тоже нет. Деньгами и уговорами можно будет уладить. Да что там, октаго или две переговоров с посадником, и все утихнет.

Только вот в эти две октаго на земли ГадГорода не суйся. Как раз в то время, когда можно было бы срезать угол по Степне и перенять обоз с Иркой почти под воротами Косака.

"Ладно!" — подумал Спарк, разворачиваясь к дому — "Видать, придется опять с закрытым лицом в город идти, как уже делал... Там забрать девчонок и вернуться... А может, не поздно еще догнать пастухов, мир предложить?" Спохватился: он же еще и Опоясанный. Не Лес границу нарушил, не Лес и первым мириться должен.

* * *

— ...Должен давать! Видишь знак княжеский? Ты староста, вот и найди лошадей, откуда хошь, хоть роди.

— Господине, так ведь уже были тут ваши со знаком! Позачера только! И лучших лошадей всех забрали, сами смотрели, свол-л... Э-э-эта, говорю, своих оставили, те все запаленые, да хромые, да натертые спины... Нету коней!