Двенадцатая реинкарнация. Свердловск 1976

— В Зарницу играете? — улыбаюсь я, глядя на парней лет четырнадцати, мнущих в руках палки и клюшки для хоккея с мячом.

— Не, хачеков гоняем. Докопались недавно до гимнасток, мы два раза уже им ввалили. Лето. Народа у нас мало, вот и наглеют. Они все тут недалеко живут. Днём на Центральном рынке торгуют, вечером к девкам лезут, а там соплюхи одни остались, было бы к кому приставать, — сплёвывает он.

— Держи подгон, — пытаюсь вписаться я в местную "феню", — Брат с Севера приехал, — вытаскиваю сумки, в последний момент вспомнив своё обещание, достаю из пакета три конфеты. Мелкий разрушитель футбольных ворот выбегает из-за спин ребят, на ходу подхватывает угощение, и снова исчезает, ловко увернувшись от подзатыльника Стаса.

— Это что? — смотрит тот на новенькие сумки.

— Подарки. Дальше сами разберётесь, — махнув на прощание рукой, сажусь в машину. Николай понятливо трогает с места. Молчим. Слишком неожиданной стороной нам показала себя интернатовская жизнь. Той, о которой предпочитают не говорить вслух.

Глава 9

Попали на концерт "Песняров". Потрясающе! Необычно всё: сами песни, многоголосие, профессионализм и та лёгкость, с которой музыканты исполняют сложные партии, большое количество участников на сцене, аппаратура, исполнение а капелла, костюмы. А какие солисты — легенды! Борткевич, Кашепаров, Денисов, Мисевич, да и у нашего земляка — Мулявина с голосом полный порядок.

— Парни, надо нам с вокалом что-то делать. Я последнее время, как ни возьмусь более — менее приличную песню расписывать по партиям, так сразу упираюсь в многоголосие и подпевки, — Алексей поглядывает на нас с Колей. Мы вышли из "Космоса", киноконцертного зала, где выступали "Песняры", и всё ещё находимся под впечатлением от их музыки.

— Да, обязательно надо, — соглашается Николай, — А что у нас с репетициями?

— Кроме ударника все вернулись, завтра соберёмся. А ты, Паш, что думаешь?

— А мне Динакорд понравился, — улыбаюсь я, заранее предполагая реакцию друзей на свои слова.

— Ну вот, кто о чём, а он опять про аппаратуру..., — не подводит Коля мои ожидания.

— Да, звучат они сказочно. Никогда ничего подобного ещё не слышал. Звук могучий и кристально чистый. Электроорган у них какой-то странный. Фарфиса. Первый раз такое название вижу, но звучит очень даже неплохо, порой на Хаммонд похож, — поддерживает Лёха начатую мной тему.

— Я ещё вот что понял. Нам обязательно нужны свои песни, которые до нас никто не играл. Без них не будет собственного лица и имени. По городу в ресторанах играет много сильных коллективов, но они как перепевали чужие песни, так и будут их петь. Как бы хорошо они не играли, у их песен уже есть имя исполнителя — это Битлз или Абба, Дип Пёрпл или Бонни М. Мы тоже так делаем. Времена меняются и обрати внимание, как это меняет приоритеты. Мы знаем Скрябина, Мусоргского, но уже не помним, кто их музыку играл. Сегодня всё наоборот, мы идём слушать Песняров, а не музыку Лученка. Да ты сам, если бы не заполнял рапортички каждый месяц, много бы знал композиторов, а уж тем более авторов слов? Я вот не помню, чьи песни поют Весёлые ребята или Самоцветы. Приходит время групп и самостоятельных исполнителей. Композиторы, в своём большинстве, оказались не готовы писать музыку для ВИА, для эстрады. Их такому не учили. Они аранжировку для небольшого состава толком не могут сделать, потому что не понимают, что времена просто ритм — гитар, или соло-гитар, терзающих одну струну, закончились, — я показал на скамейку и мы там устроились, прямо на набережной, на берегу городского пруда.

— А Тухманов, Зацепин? — назвал Лёха композиторов, чьи фамилии были на слуху у всех музыкантов.

— Тухманов сам постоянно учится, он неплохой аранжировщик. Кстати, если бы не Лещенко, который самовольно исполнил День Победы на одном из знаковых концертов, то не было бы у нас этой песни, её замшелые слоны из союза композиторов посчитали легкомысленным фокстротом. С Зацепиным всё ещё сложнее. Того жизнь помотала. По сути он такой же музыкант, как и мы, но на поколение старше, а то и на два. Этот и лабухом на аккордеоне поиграл, и ансамблем поруководил и радиодело освоил, наверно получше меня, чтобы свою студию домашнюю создать. А какой у него поэт тексты пишет? Дербенёв. Сила! Зато эта пара каждый год по несколько шикарных исполнителей стране даёт. Молодёжь вытаскивают, которая без них может и не пробилась бы, — я увидел, как в нашу сторону направился милицейский патруль, не доходя до скамейки, они остановились, послушали наши разговоры и пошли дальше.

— Нам бы тоже свой Дербенёв не помешал, музыку я напишу, не вопрос, есть у меня идеи..., — сказал Алексей, задумчиво разглядывая гладь воды, с убегающей вдаль лунной дорожкой.

Нарядно одетых прохожих, возвращающихся с концерта уже стало меньше.

— Я могу пару песен показать, только они совсем не рок. Одна такая, вроде регги, там ритмика больше танцевальная, а вторая — медляк в стиле Дассена, — смущаясь, сказал Николай, — Тексты особо не блещут, но Олеся поправила кое-что, так что теперь пусть и наивно немного, зато с размером и рифмой порядок. Только я аранжировку не потяну...

Я слушал ребят, говорил сам, и думал. Каждое поколение слушает свою музыку, на ней воспитывается и потом те знакомые песни, под которые зажигал молодым, проходят с тобой по всей жизни, находя тёплый отклик в душе, каждый раз, когда их слышишь. Мои родители до сих пор слушают джаз, тащатся от Утёсова и Элвиса Пресли. Моя музыка им непонятна, хорошо, хоть в штыки не воспринимают. Нет, Битлз им ещё доступен, а вот Блэк Саббат уже за гранью понимания. Потом так же уже моё поколение будет воспринимать Электроклуб или Ласковый май. Морщиться и спрашивать у своих детей — как это можно слушать?

Есть целый пласт официальной музыки, идеологически правильной, одобряемой руководством страны. В основном её слушают вынужденно, так как она целыми днями крутится по радио и телевидению. Пластинки с такими произведениями пылятся на полках магазинов, совсем, как многочисленная партийная литература, вместе с мемуарами великих деятелей коммунизма. Слушать её так же интересно, как читать учебник истории КПСС, или рассказы про Ленина в ссылке. Гром меди, хор, басовая партия — двоечка, неизменная уже не первую пятилетку... Любой разрыв шаблонов, набивших оскомину, воспринимается, как струя свежего воздуха.

Помню школьный опыт, когда кристалл уксуснонатриевой соли, попав в насыщенный раствор, вызывал мгновенную кристаллизацию из сотен таких же кристалликов. Наше общество сейчас — такой же раствор, да ещё кипящий под плотно закручённой крышкой.

— Алексей, ты же вроде бы чуть ли не все приличные коллективы в нашем городе знаешь. Вот скажи мне, кроме ресторанов у нас в области есть хоть один нормальный концертный комплект аппаратуры, чтобы не на зальчик мест на триста работать, а вот на такой "Космос"? — кивнул я на громаду комплекса, из которого мы недавно вышли.

— Да какой концертный, о чём ты говоришь. На областной смотр самодеятельности только смогли Регент 60 на голос найти, а инструментальные колонки все свои таскали. А зал во Дворце молодёжи ого-го, на тысячу с лишним мест. Все там по звуку провалились. Сплошной хрип да жужжанье. Голос прямой, даже без ревера. В результате победителями стали хор, танцевальный ансамбль и дуэт аккордеонистов. У нас только в филармонии, да в цирке есть Биг, полные комплекты, но те не дадут никогда.

— Странно, у нашей области площадь, как у Белоруссии, народа больше пяти миллионов и такой провал по современной музыке, — я по-новому посмотрел на свой город. Кристаллик соли в насыщенный раствор... — будет вам кристаллик.

С утра мне позвонил Михаил Натанович. Есть у меня такой знакомый, целый профессор.

— Павел, тут ко мне коллега подошёл, не можешь к нам подъехать? Могу машину служебную за тобой послать, — услышал я его голос по телефону. Что-то волнуется проф, даже секретарше не поручил созвониться.

— Да мне тут рядом, минут через пятнадцать буду, — отказался я от предложения. Бабуси у подъезда не дремлют. Потом неделю будут меня обсуждать, в стиле "Наши люди в булочную на такси не ездят".

Импозантный дядька, толстенный портфель на столе, открытая папка с надписью КВН — 98. К Маслякову и его клубу это точно отношения не имеет. Котёл какой-то. Успеваю всё это охватить взглядом, пока Натанович меня знакомит.

— Павел, не удивляйтесь, Виктор Семёнович у нас по линии Академии наук занимается разработкой фильтров разного назначения под производственные мощности Химмаша. Вот он посоветоваться приехал, а мне и сказать нечего. Доработка нашего фильтра была целиком твоей заслугой.

— Так это вы предложили ультразвуковое распыление? Элегантное решение, — осматривает меня представитель академии, с плохо скрываемым скепсисом, — Ну, ладно. Сожалею, что зря отнял у вас время и вот молодого человека побеспокоил...

— А общая схема есть? В чертежах мне не разобраться сходу, — прерываю я его, видя, что он начал укладывать всё в портфель. Мелькнули папки с характерным чернильным штампиком и надписью Проект 956 " Сарыч", которые он тут же прячет обратно. Секунды хватает, чтобы вспомнить про проект целой серии эсминцев, где в последний момент заменили газотурбинные энергетические установки на котлы. Так себе идея. Специалистов водоподготовки на кораблях не было и моряки просто вырезали забившиеся трубки из котлов, с каждым ремонтом теряя мощность двигателей. Надеюсь, лет десять жизни мы теперь этим кораблям подарим, идею доведут до рабочих чертежей и наш Химмаш не подведёт. Может Перестройку переживут, трудяги эсминцы, вЫходят в этот раз положенный календарь, а не сгниют у причалов, дожидаясь средств на ремонт. Основную работу в ВМФ такие корабли и тащат.

— Найдётся и схема, да только зачем она вам?

— Вам пять минут ничего не решат, а вдруг меня да осенит что-нибудь. Получилось же один раз, — забираю листок, который он мнёт в руках. Не дожидаясь приглашения, усаживаюсь к столу. На что же это похоже? Поворачиваю листок боком. Упрощенная система водоснабжения космического корабля, вот что я вижу. Точнее, её кусок. И как быть? Нет ещё у человечества тех материалов и технологий, чтобы её повторить полностью. Собственно, а почему я должен голову ломать? Тут целый академик с профессором есть. Ставлю галочки, и перевернув лист обратно, рисую три прямоугольника на схеме. Учёные вздрагивают от столь варварского обращения с документом, но молчат. Я же карандашом нарисовал, сотрут, если что.

— Я бы вот такие врезки сделал, — говорю, отодвигая лист на средину стола.

— А что это за "Д", позвольте спросить? — неуверенно показывает на первый прямоугольник академик.

— Я так диспергатор обозначил. Тут любой подойдёт, хоть лопаточный, хоть на форсунках, — не знаю, как они выкручиваться будут. У меня те же блоки занимали минимум места. Диспергатор был с книгу размером, а тут... Куба в два — три впишутся наверно...

— Это ионообменник. Можно на бокситах изготовить, хоть с Каменского, хоть с Богословского алюминиевого заказать, а "М" — это мембраны. В США и Японии их из плёнки на лавсановой основе давно делают. Можно и у нас попробовать, если в УПИ или в Новосибирске с ускорителем договоритесь. Там смысл в том, что в перематываемой плёнке пробиваются наноотверстия, — наблюдаю, как дядька полез в портфель. Сам с листка глаз не сводит. Мне выдаётся подобие визитки. Он записывает мой телефон. На другом конце стола сияет улыбкой и лысиной Натанович.

— Дальше я вам не помощник. Кроме этой, общей идеи, ничего в голову не приходит, — говорю я чистую правду. При нынешних технологиях так оно и есть. Многое мне так же нереально сделать, как вертолёт запустить на сто лет раньше исторического срока. Не взлетит.

Помогаю, чем могу. Обидненько мне, как моя страна прокакает флот, в который столько вложила. Пусть хоть эсминцы останутся, а то и в этой жизни идти флагману "Кузнецову" в одиночку через океан. Без сопровождения эсминцев. Если не встанут они намертво у причальных стенок, с умершими двигателями, то может в строю останутся. Живые корабли моряки не отдадут. Менталитет не позволит. У самого продажного адмирала мозгов хватит, чтобы сообразить, какие из его приказов не будут выполнены. Были такие случаи в перестроечные времена. Моряки грудью вставали на защиту боеспособных кораблей, и побеждали. Вот и попробуем дать им шанс. Хотя бы что-то сохраним. Остальное мне пока не потянуть, молод я ещё, не имею ни веса, ни влияния. Поэтому и поправляю конструкторскую недоработку, пытаясь приспособить чужие, внеземные технологии под местные реалии. Да, приходится заменять некоторые решения их суррогатами, исходя из того, что есть в наличии. Зато связи нарабатываю и пользу понемногу приношу.

Обратил внимание, что запас энергии у меня уже неделю почти не меняется. Нет ни заметного расхода, ни роста. Такое впечатление, что организм подстроился под те нагрузки, а может и под мои хотелки, которые от него требовались и остановился, посчитав достаточным полученный результат. Зря я губы раскатал раньше времени, похоже, что дальнейшее развитие тела будет даваться мне немалыми трудами.

За ужином делюсь с родителями восторженными отзывами о концерте "Песняров". Вчера не успел, долго с ребятами просидел, а когда вернулся, родители уже спать легли. Когда мама начала уносить посуду, разговор с отцом плавно перешёл на аппаратуру. Когда мужики начинают беседовать о технике, спор неизбежен.

— Батя, ну вот объясни мне, что там сложного? Кроме мощных динамиков, немецких ламп EL-34 и качественного железа на выходной трансформатор и у нас всё есть. Сложности особой по схеме нет. Я соберу не напрягаясь. Ладно, даже мощность такая не нужна. Пусть послабее будут, но качественные и приличного вида. Да и у музыкантов можно спросить, какие им входа и регулировки нужны, а не слизывать с непонятно каких моделей десятилетней давности, — меня разозлило, что отец, подняв на лоб очки, смотрит на меня, улыбаясь с чувством собственного превосходства. Мудрый филин, блин.

— Расскажу тебе притчу. В городе, среди инженеров, её почти все знают. Три года назад наш завод имени Калинина разработал кухонный комбайн "Белка". В выставках победил, стал лауреатом ВДНХ. Полтора года назад сделали опытную партию. Её уже всю перевозили в Москву на подарки, да комиссиям всяким раздали. Только выпуск и в этом году не начнётся, хотя комбайн уже устарел, есть более совершенные модели. Цену на него Москва так и не утвердила и стандартизация не подписана. Зато выговоров у руководства, как блох на бобике. Даже за нецелевое использование металла для форм строгача троим влепили.

— Да ладно, чтобы на таком заводе, да не нашли, как списать сто килограмм железа, не верю, — засмеялся я, вспомнив размеры завода и многорядье железнодорожных путей перед ним, по которым завозят сырьё.

— Зря смеёшься, — батя покрутил в руках очки, — Не подходит наш металл под качественные формы для пластавтоматов. В Швеции покупаем, за валюту. В нашем пузырьков и вкраплений слишком много, не сделать у изделия глянцевую поверхность. Вот и получается, что дешевле там купить металл, чем шмурыгать форму из нашего два месяца, а потом в металлолом выкинуть, — слушаю отца, и охреневаю. У нас, на Урале, нет металла...