Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Четвертый, тот самый, что пошутил на счет легких денег, даже не пытается бежать или защищаться. Он в полнейшей прострации, длинный нож в опущенной руке, рот открыт, а глаза побелели от страха.
Для Мерино это был момент истины. Для Бенедикта выбор из трех возможных путей: милосердие, жестокость или целесообразность. Очень, очень хотелось верить, что мальчик воспитан правильно. Самолюбие учителя, знаете ли. И ученик не подвел.
Коротким уколом прямо в сердце баронет уложил в грязь четвертого грабителя. Быстро огляделся по сторонам, присел над трупами и спустя миг поднялся с клочком ткани, которым протер клинок и бросил его в ножны. Еще раз огляделся, определил укрытие наставника и зашагал к нему.
Мерино порадовала скупая экономичность движений воспитанника, как минутой раньше порадовало его решение по последнему бандиту. Нацепив на лицо безразличное выражение, он кивнул Бенедикту. Гарота, которому было плевать на политесы между учеником и учителем, хлопнул его по плечу, а Бельк даже слегка улыбнулся.
Лицо баронета было бледным даже сквозь грязь и кровь. Его явно мутило (первые жизни, прерванные своей собственной рукой!), но он держался, сжимая челюсти так сильно, что поскрипывали зубы.
— Ты все правильно сделал. — проговорил Мерино. — Молодец. Давай уходить отсюда.
Баронет только кивнул, не разжимая челюстей, не представляя, что сдал экзамен именно своей бледностью и тошнотой, а вовсе не умелым убийством четверых грабителей.
Сцена восьмая
В которой Мерино навещает старого знакомого и вспоминает Догматы Веры. Также здесь много информации об истории Сольфик Хуна, которую очень щедро раздает отец-настоятель Гаспарэ
6 октября 783 года от п.п.
Мерино Лик, воспитанник
Город Сольфик Хун
Если кто и знал о катакомбах Сольфик Хуна больше, чем городские контрабандисты, то это был старый знакомый, можно сказать наставник Мерино — отец-настоятель обители Праведного знания45 Гаспарэ. Вот уже пару лет как его позвали читать лекции по богословию студиозусам городского университета. Туда Мерино, не теряя времени, и отправился.
Университет располагался совсем в другом конце города и пешком путь до него занял бы не меньше часа. Пришлось пройтись до герцогских конюшен и попросить скакуна у синьора Вэно, потеряв на дорогу и разговоры примерно пятнадцать минут, зато еще минут через двадцать он уже был возле университета. Серьезный выигрыш по времени, если учесть, что потом еще обратно добираться. В конюшнях Мерино заодно встретил Крысюка, про которого благополучно забыл во всей этой кутерьме. Обрадовав пропахшего конским потом и навозом пыльника тем, что время его вынужденной ссылки закончилось, он попросил его приглядеть за ближними людьми Серого Конни и немедленно сообщить, если они вдруг станут внезапно исчезать из виду.
Раньше замшелые от времени стены университета принадлежали монастырю святой Стефы, который опустел еще до рождения Мерино — у сторонников полной аскезы во Фрейвелинге оказалось совсем мало почитателей. Огромное и мрачное сооружение много лет то стояло бесхозным, то заселялось кем-то из многочисленных церковных орденов, пока, наконец, герцог Максимус не открыл тут первый во Фрейвелинге нецерковный университет. Как и большая часть старых сооружений церкви Единого, построенных еще до второй реформы46, монастырь создавался как крепость: толстые каменные стены, узкие окна-бойницы, запутанные коридоры внутри. Имелись даже башенки для лучников, окованные железом массивные ворота и ров, в нынешнее время уже украшенный изящным мостиком и выполняющий чисто декоративную функцию.
Мерино провел коня через мост, привязал к коновязи и вошел в массивные ворота храма знаний. И тут же, после солнечного, пусть и ветреного дня, оказался в полутьме и тишине. Видимо, большая часть студиозусов была на лекциях или чем там еще эти бездельники занимались? В холле университета было лишь пара человек, бродивших в задумчивости вдоль стен. Наверно повторяли уроки или готовились к экзамену. Мерино направился к одному из них.
При более близком рассмотрении, студиозус оказался тридцатилетним субъектом, заросший бородой по самые брови и явно страдавший с жесточайшего похмелья. Более он походил на лесного разбойника, чем на учащегося.
— Доброго дня! — учтиво поздоровался Мерино. — Не подскажите мне, где найти отца Гаспарэ? Он читает здесь лекции.
Мужчина зыркнул на вопрошающего мутными глазами и открыл рот, окатив Мерино волной перегара. Голосом, при этом ясным, с хорошо поставленной дикцией, он сообщил:
— Отец Гаспарэ сейчас в третьем лектории, принимает экзамены у второго курса. Бедняги, пожалуй, им даже хуже, чем мне.
— А где этот второй лекторий?
— Сверните в левое крыло из холла и ступайте прямо, до тех пор, пока не упретесь в статую Стефы. От нее — направо по узкому коридору. Вторая дверь.
— Благодарю! — Мерино уже развернулся, чтобы следовать к этому второму лекторию, как был остановлен деликатным прикосновением к локтю.
— Синьор, можете ли вы немного помочь мне? Видите ли, вчера мы с моим курсом отмечали научную работу Юдиша Хвелика, вы ведь слышали о нем? Великий человек! Пропились до последнего рю! Сейчас я пребываю в состоянии жесточайшего абстинентного синдрома, что делает мои попытки вспомнить, где я оставил своих друзей, совершенно бессмысленными. Если бы вы…
Мерино молча протянул ему монету достоинством в четверть сюто — вполне достаточная сумма для опохмеления. Студиозус не стал продолжать свою речь, лишь с неуверенно, но с достоинством поклонился.
— Вы — благородный человек! — сообщил он и проворно направился к выходу. Мерино же отправился искать второй лекторий.
Разумеется, он заблудился, едва только свернув направо от статуи святой. Монастыри ведь строили не затем, чтобы в них было легко ориентироваться. Но к счастью, от долгого плутания по коридорам его спас громогласный голос искомого ученого. Пойдя на него, Мерино оказался у двери, на которой была прибита медная табличка с надписью «Лекторий №2».
— Много ты прочитал текстов священных, отрок, а понимания не обрел ни на гран! — раздавался из-за тяжелой двери лектория густой бас отца Гаспарэ. Мерино почему-то с внезапно возникшей ностальгией вспомнил, как раньше громы и молнии гнева отца-настоятеля обрушивались на него. — Что толку от твоей учености, если Веры в тебе нет, а чтение книг ты совершаешь с целью нахождения нестыковок и несоответствий! Зачем ты тратишь мое время? Убирайся долой с глаз моих и раньше, чем через две триды не появляйся — зашибу недоделка!
И нарочито усталым голосом:
— Прости мне Создатель всего сущего гневливость несообразную сану моему, но ежели есть на то воля твоя, не присылай мне больше недоумков, не способных понять Волю и Промысел Твой. И не готовящихся к экзамену, а намеревающиеся проскочить на удачу.
Дверь лектория приоткрылась и в образовавшуюся щель проскользнул студиозус — всклоченные светлые волосы, малый по размеру кафтан и штаны, обрезанные ниже колена и стянутые бечёвкой на середине икры47. Из безразмерной холщовой сумки, висящей на плече, торчало огромное количество свитков. Пареньку вряд ли исполнилось больше семнадцати лет. Затравлено глянув на стоящего неподалеку от дверей Мерино, он собрался было убраться подальше от злобного лектора, но был остановлен рыком отца-настоятеля:
— Есть там еще кто, Валенций?
— Господин один, не из кампуса…
— Ну и слава Единому, что не оттуда. Ступай себе, болезный. Грызи гранит науки. Пока зубы есть…
Напутствие прозвучало настолько двусмысленно, что малец припустил по погруженному в тень коридору со всех ног, чудом не теряя содержимого сумки на бегу.
— Ну и кого там принесло ещё, — послышалось ворчание совсем рядом с дверью. Тяжелая створка открылась, скрипнув на петлях, и в коридор выглянул маленький, но отнюдь не тщедушный, старичок, ростом чуть больше трех локтей. Серая сутана, подпоясанная простой веревкой с сургучными печатями на концах48, не скрывала, а подчеркивала его физическое уродство — лектор был горбуном.
— Мерино! — радостно воскликнул он, проведя рукой по лысому черепу. — Ты чего тут?
На морщинистом лице ярко горели черные, совсем молодые глаза. Отец Гаспарэ одновременно сильно изменился, постарев и в то же время остался таким же, каким его Мерино видел пару лет назад, навещая с оказией.
— Ну, если я скажу, что пришел проведать своего старого учителя, вы же мне не поверите, — усмехнулся Мерино и сделав пару шагов вперед наклонился и обнял старика: — Рад видеть вас здравствующим, отец Гаспарэ!
Тот легонько похлопал мужчину по плечу тяжелой рукой — плечевой пояс у ученого был как у борца.
— Здравствуй, мой мальчик. Ты совершенно прав, — я тебе не верю. Два года не вспоминал и вдруг вспомнил! Но не дело болтать в коридоре, как какие-то студиозусы. Пойдем ко мне, я тебя таким декоттом49 напою! Травы мне брат Игнатий привозит, у них при храме огородик, он и выращивает.
Не дожидаясь ответа, отец Гаспарэ бодро зашагал по коридору, в противоположную сторону от удравшего ученика.
— Что натворил бедняга? — спросил Мерино, пока они шли по петляющему без всякой логики коридору.
— Балбес, как все нынешнее поколение студиозусов, — старичок изрек вердикт, не оборачиваясь, и свернул в ответвление коридора, не освещенное даже факелами. Шагов десять двигаться пришлось почти в полной темноте, освещаемой лишь бледным пятном света впереди — арочным проемом выхода в открытую галерею. — Плывет в азах! Догматы веры и те по шпаргалке!
— Верую в Единого, как в единственного Создателя всего сущего на тверди земной и под оной, в небесах и над ними. Верую в справедливость и непогрешимость Его. Верую в пророков Его, что посланы со словом Его в мир. Верую в ангелов Его, что проводят волю Его. — по памяти процитировал Мерино заученное еще в молодости.
Выйдя на свет открытой галереи, отец Гаспарэ на миг обернулся и бросил.
— Такой же недоучка, прости меня Создатель!
— Что не так? — возмутился Мерино и чуть ускорив шаг поравнялся с настоятелем.
— Пятый догмат забыл.
— Это который? — Мерино даже остановился. Он был уверен, что догмата четыре. Или пять?
— Это который «Верую в спасение души своей, исполняя законы мироздания, что есть суть законы Создателя нашего», — ухмыльнулся отец Гаспарэ. — Чего замер? За мной ступай.
И совсем тихо, но все-таки слышно, пробормотал:
— Учишь их, учишь… А толку? Пять догматов! Пять! Почему все забывают про пятый?
Отец Гаспарэ или, если уж быть точным, отец-настоятель церковного архива Сольфик Хуна под названием Обитель праведного знания, был не только лектором в университете, но и одним из лучших религиоведов бывшей империи. Обладатель острого ума и памяти, он был совершенно нетерпим к неучам, неспособным запомнить простейших, по его мнению, вещей. Например, таких, как Догматы веры. К счастью, Мерино пришел к человеку, который в детстве учил его науке хранения и поиска знаний прошлого, не для того, чтобы вступать в религиозные диспуты.
Кроме всего прочего, отец Гаспарэ был просто энциклопедией во всем, что касалось истории его родного города. В числе прочего — по катакомбам Сольфик Хуна.
Личная комната лектора, предназначенная для отдыха и хранения учебных материалов, была настолько крохотной, что каждый раз, когда отцу Гаспарэ требовалось взять что-то лежащее не на столе, Мерино приходилось вставать с колченого табурета и прижиматься к стене.
— Человеку с вашими знаниями и заслугами могли бы комнату и побольше выделить, — заметил он, когда наставник закончил приготовление декотта и протянул ему глиняную кружку, от которой поднимался благоухающий травами пар.
— Зачем? — удивился отец-настоятель. — Здесь вполне достаточно места для всего, что мне понадобится, а гости ко мне не ходят. Ну, раньше не ходили.
Он усмехнулся и осторожно отпил из своей кружки ароматного взвара.
— К тому же университет — это бывший монастырь, откуда здесь взяться просторным кельям? Выкладывай, уж, неучь, чего пришел к старику?
Мерино так же осторожно пригубил свой напиток и одобрительно кивнул.
— Вкусно. Очень. Передавайте мою похвалу брату Игнатию, кем бы он ни был — букет трав составлен удивительно тонко. А пришел я, отец Гаспарэ, за знаниями. Меня интересуют катакомбы под городом. С практической точки зрения. Можно ли там найти тех, кто прячется?
— А мне казалось ты говорил, что оставил службу в этом своем тайном приказе…
— Тайной страже. Да, оставил. Я трактирщик, а тут просто вышло так — помогаю своему воспитаннику и, надеюсь, герцогству.
— Ох, неспокойный дух у тебя. — посетовал отец-настоятель. — Чем же тебе помочь…
Он закрутил головой по полкам на стенах, что-то ища взглядом.
— Ага. Вот оно. Подай мне вон те свитки. Да, эти.
Старик стряхнул паутину с пожелтевшего пергамента, осторожно развернул его на столе.
— Это последняя карта сети подземных ходов, которая у меня есть. Ее обновляли последний раз лет тридцать назад, еще при Максимусе, так что, много могло измениться. Уже тогда фиксировались множественные случаи обвалов и затоплений. Вот, смотри, они отмечены красными и синими чернилами. Ремонта все это просит, но у меня ощущение, что наши власть предержащие этим совершенно не озабочены. А ведь это памятник архитектуры, если вдуматься! Хотя, чего удивляться. Герцог Максимум, да упокоит его мятежный дух Единый, тогда был озабочен войной со Скафилом50 и свободных денег для всяких глупостей, вроде ремонта подземелий, не имел.
Взор отца Гаспарэ слегка затуманился, обращаясь к прошлому.
— Ты знал, что первым создавать подземные ходы под городом начал герцог Атонио еще в 457 году? Планировал он их как помещения для хранения припасов на случай осады и путей отхода, разумеется. Начинались они как раз под замком Инверино, но уже сын Атонио, герцог Торнальто Строитель, превратил замковые катакомбы в городские. Правда, при нем и была допущена та фатальная ошибка в проектировании, которая сегодня и приводит к затоплению. Под Инверино, кстати, катакомбы во вполне приличном состоянии, даже, насколько мне известно, отгорожены кладкой и решетками от остальной сети.
— Демоны четвертой преисподней! — выдохнул Мерино, глядя на карту городских катакомб. На листе пергамента без всякой логики роились ходы и тоннели, многие из которых были закрашены синей и красной краской. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, — в этой мешанине ходов и лазов он ни за что не найдет людей Серого.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |