А впрочем... если Лембистор облюбовал себе молодого шляха, он не даст ему погибнуть — недаром демон сбежал от своих спутников!
Да, всё это было очень интересно, но что предпринять? Оставить здесь этих пятерых помирать от отравления? И времени нет совсем.
Яркий свет озарил изнутри ветхое строение, так что избушка стала похожа на фонарь.
— Вставайте, пропойцы! — грянул чей-то голос.
Люди заворочались, застонали, щурясь от сильного света. Посреди харчевни стоял человек, которого не было видно за сиянием странного факела в его руке.
— Ну что пристал... — забормотал молодой парень, который до этого едва постанывал. — Я только что жениться собирался...
— Уже женился! — крикнул тот же голос.
Остальные еле продирали опухшие глаза, дико оглядываясь и в ужасе ощупывая себя дрожащими руками.
— М...мой кошелёк. — заикаясь, сказал один, толстый, с лицом, по которому неровно растеклись нездоровые багровые пятна. — Т...ты взял м-мой к-кошелёк?..
— Быстро прочь отсюда! — крикнул человек. — На свежий воздух! Сейчас здесь всё сгорит!
— Моя одёжа!!! — в панике завопил дядя.
Огни загорелись на руках незнакомца и переметнулись на стены хибары — те вспыхнули так, словно были облиты маслом. И одновременно раздался страшный вой.
Люди уже пришли в себя — они сбились в кучу и начали в ужасе оглядываться, даже не пытаясь выбраться наружу.
— Прочь, я сказал!! — крикнул незнакомец, одетый в диковинные латы, которые сами по себе горели белым огнём. Словно в ответ на этот крик обвалилась стена с дверью. В проём так полыхнуло пламенем, что голые люди с воплями кинулись на волю. Они выскочили на ярко освещённый, пустынный двор и принялись в изумлении оглядываться.
В избушке нарастал рёв, который быстро перешёл в пронзительный визг. Лён не вышел из огня — его защищали дивоярские латы — он внимательно осматривал потолок — откуда и нёсся тот оглушительный крик. Потом дважды полоснул мечом по низкой балке.
Трухлявые на вид доски оказались достаточно крепки — они не обрушились, хоть матица и была перерублена пополам. Зато в образовавшуюся дыру свалилось нечто: в ослепительном свете пламени было видно, что это старая-престарая старуха, горбатая, кривая и хромая.
— Пожёг! Пожёг! — вопила она, размахивая костлявыми руками и бегая по проваливающемуся полу. Она вдруг обернулась и кинулась, раззявив рот так широко, что не понятно, как эта пасть умещалась на крохотном ссохшемся личике. Во рту старой ведьмы оказалось такое множество зубов — длинных и острых — что люди на улице в ужасе завопили. Теперь до них дошло, какому существу они были приготовлены в пищу.
Старуха бросилась на сияющего белым светом человека, но словно наткнулась на препятствие и отлетела прочь — её вопль перешёл в зубной скрежет. Крохотные глазки, утонувшие в сухих морщинистых щеках, горели бешеным огнём, словно стремились прожечь врага ненавистью.
— Гнездо порушил! — рычала чудовищная тварь. — Еды лишил!
— Иди сюда, мразь. — сдержанно отозвался человек. — Иди сюда, попробуй на вкус Каратель.
Старуха отпрыгнула назад, прижалась спиной к крохотному оконцу и стала просачиваться наружу, складываясь, как тряпка, и усыхая. Только глаза её не отрывались от меча.
В последний миг, когда казалось, что она уже сбежала, человек метнул своё оружие, и клинок вошёл в тело старушонки, как в факел в осиное гнездо. Раздался дикий вскрик, старуха рванулась, а в этот миг сверху, с горящего чердака, спрыгнул чёрный кот. Он молча кинулся к старухе и попытался вырвать из её тела горящее огнём оружие. Но тут лапы его вспыхнули, огонь пошёл по шерсти, и животное сгорело, как сухая бумага.
В последний миг кот обернулся и кинул на Лёна взгляд. Морда его преобразовалась и приняла вид трактирщика, каким его запомнил Лён. Старуха же превратилась в ту молодую служанку, которая подавала на столы еду. Секунду лицо девушки, искажённое ненавистью, виднелось в окошечке, как в следующий миг оно разлетелось на куски — те вспыхнули, оседая на пол и растворяясь в огне.
Тогда волшебник вышел наружу. Стены избушки тут же обрушились, а свет, которым сияли латы Лёна, угас. Меч тоже перестал полыхать, словно успокоился. Люди, в оцепенении наблюдавшие эту сцену, не заметили, куда девалось оружие — юноша, который спас их, снова превратился в не слишком богато одетого человека.
— Я больше ничего не могу сделать для вас. — сокрушённо сказал он. — Остались живы и радуйтесь. Уж как вы голые пойдёте к людям — не знаю.
Он, кажется, в самом деле был огорчён.
— Ты кто такой? Где мои лошади, где моя карета? У меня было много добра с собой. Ты всё мне возместишь! — сердито потребовал толстый дядька, уже приходя в себя на свежем воздухе. Выглядел он комично из-за своего большого живота и скудной одежонки, которая вся умещалась на его широких чреслах.
Лён вдруг понял, что видит его уже не в первый раз: это тот толстяк, который затеял свару на царском пиру.
— Не ко мне упрёки. — сердито сказал он неблагодарному человеку. — спроси у обдерихи и её кота. Ах, впрочем, я забыл: они же погорели!
Толстяк хотел сказать ещё что-то очень гневное, он явно был в настроении качать права, да и хмель с дурью из головы ещё не выветрился, но тут его прервал один из людей, что погибали в обдерихиной ловушке:
— Заглохни, Костыля! — гневно сказал он. — Ты нас завёл в это место. Мы к тебе не подыхать нанимались, а изображать твою княжескую свиту. Достаточно — наженихался, купчина! Всё ищещь где подешевле, да побольше! Тебе сбрехнули, что тут путь короче, да за постой берут дешевле, ты и поддался. Сам чуть не погиб, и нас с собой едва не уволок!
Эта речь вызвала ропот среди остальных троих — на Костылю бросали злые взгляды.
— Мне баушка одна сказала, что тут короче ехать. — забормотал купец Костыля.
— Всё, жених-дубовая голова. — сердито заявили ему люди. — Нам с тобой более не дороге.
Люди были подавлены и ошеломлены. Да, в самом деле, не самая большая удача оказаться посреди колдовского леса голышом, пешим и без единого гроша в кармане.
Лён поколебался — хотелось немедленно покинуть это место и лететь на выручку к товарищу — но долг приказывал позаботиться об этих людях. Всё же отпускать голых людей на посмешище нехорошо. Куда же девала эта страшная старушонка одежду путников? Если она промышляет тем, что похищает у путников одежду и прочее добро, то где-то должно храниться награбленное — до той поры, пока не прибудут подельники из людей. Такими в данном случае наверняка были те бойкие молодцы, которые обхаживали пана Квитункового.
Свет от догорающей избушки осветил заросшее всякой сорной дрянью пространство заднего двора. Там действительно обнаружилась яма, закиданная всяким барахлом — одеждой, обувью, выпотрошенными сумками и прочими вещами, которые нужны в дороге. Поверх слежавшейся кучи люди отыскали свои одежды — те валялись сверху, поскольку эти купцы были последними, кто угощался в колдовском трактире. Они были разочарованы, обнаружив полную пропажу денег и всех ценных вещей. Но, как говорится, жив — и радуйся. А далее и вовсе привалила удача — поодаль нашлись, привязанные к брусу кони — добыча дожидалась новых хозяев.
Костыля сразу ухватился за рыжего жеребца — тот был справней всех, прочие тоже нашли себе коней, а остальных отпустили на волю — как-нибудь да выберутся из заколдованного леса.
— Смотрите братцы... — ошеломлённо проговорил молодой парень, который был беднее всех и потому оделся скоро. Он отошёл в сторону и теперь звал туда остальных.
Широкие и жирные лопушиные крылья скрывали ещё одну яму, а в ней поверх жуткого месива из костей и гниющих внутренностей лежали тела тех самых ребят, которые потешались над паном Квитунковым. Все они лежали тут — бледные и неподвижные, а руки-ноги у них были обглоданы до костей. Ни живые и ни мёртвые, эти парни спали страшным сном, от которого им уже никогда не проснуться. Ромуальда среди них не было.
Впервые Лён встретил то, о чём дотоле слышал в лесной школе от Фифендры: кормушку страшной нечисти — обдерихи — монстра-людоеда из породы оборотней.
* * *
— Гранитэль, чего же мы с Долбером наелись?! — в ужасе спросил Лён у Перстня, удаляясь от страшной харчевни — он не хотел на глазах у людей, и без того испытавших потрясение, превращаться в птицу.
— О, Лён. — сказала она сочувственно. — Если бы в еде была отрава, я бы тебе сказала — это я могу. Нет, вы ели нормальную пищу, зелье было в вине, а вы пили сбитень. Мне кажется, ваш спутник — Кирбит — прекрасно знал, в какое место вас ведёт, поэтому сам и заказал еду. Ему же не выгодно терять тебя, иначе он останется ни с чем. Мне кажется, у этой нечисти были сообщники из людей — они поставляли обдерихе еду как раз за те деньги, которые она вычищала у постояльцев. Но я тоже обозналась! Не ожидала встретить такое изощрённое колдовство! Весь этот лес полон нечистью — никому нельзя верить. Только старик-сосна мне показался не злым.
— Как мне всё это надоело. — глухо ответил он. — Вся эта история буквально насыщена мерзостью и предательством.
— Конечно. — вздохнула Гранитэль. — Тебе предстоит отыскать сущего мерзавца.
— И это не Квитунковый. — твёрдо заключил Лён. — Пусть демон не надеется.
Он обернулся совой и взлетел над дорогой.
Глава 10. Происки Ромуальда
Лесной тракт делал крутой вираж вправо, а зеркальце вспыхивало лишь при повороте влево.
— О, если бы я мог зажать рукою глаз и сказать "лир-от"! — проклекотала белая сова, летая кругами над соснами.
— Не стоит, Лён. — отозвался с лапы птицы Перстень. — Я и без руки могу тебе сказать, что зеркальце не врёт — дорога идёт в другую сторону, а то, что ты видишь — мираж.
И сова решительно взяла влево от дороги.
Зеркальце действительно показывало правду — дорога уходила влево, но волшебная вещица продолжала уводить своего нового хозяина ещё левее — в сторону реки.
Заблестела под лунным светом вода, сквозь тонкий слой воды светили белые камни переправы. Сова полетела вдоль берега, отыскивая, где лошади могли взобраться по крутым каменистым склонам. И вот Лён обнаружил место стоянки: под горой светлела шёлковая палатка, а вокруг спали четверо егерей. Тут же паслись кони, среди которых был и долберов Каурка. Всё это было очень утешительно — это значит, что Лён поспел вовремя. Правда, благодаря тем волшебным вещам, которые перед бегством подбросил ему Кирбит. А, кстати, где он?
— Пожалуй, не буду обнаруживать себя. — шепнул Лён своей верной спутнице во всех походах и приключениях. — Посижу на дереве.
Он бесшумно спланировал на ветку ели и завозился там, устраиваясь поудобнее, чем спугнул пристроившуюся на ночлег лесную птицу. Ворона, а это была она, с недовольным карканьем сорвалась с ветки и взмыла в воздух, издавая пронзительные вопли, и унеслась прочь, ругаясь на незваного гостя.
— Ну вот, кого-то потревожил. — с усмешкой заметил Лён.
— Что-то не так. — тревожно сказала Гранитэль.
Прислушавшись к ночной тишине, Лён ничего не обнаружил. Всё было нормально. И он уже решил, что принцесса ошиблась, как вдруг раздался слабый шум — это покатились с горы камешки. Стражники проснулись, вскочили и стали оглядываться по сторонам, ища угрозу. Но, всё уже стихло.
— Слегка посыпались камушки. — сказал Лён. — Какая-нибудь птица потревожила. Может, как раз наша скандалистка.
— Лён, вороны ночью не летают! — воскликнула Гранитэль.
— Что?! — сова подпрыгнула на ветке и тут же сорвалась, уходя вверх в крутом вираже.
Взлетев над горой, он сразу увидал начало катастрофы. Некий человек изо всех сил работал деревянным колом, как рычагом — он спихивал с края скалы огромный камень. Тот уже качался, готовясь обрушиться на царскую ночёвку, которая располагалась прямо под горой.
— Ты что делаешь, мерзавец? — раздался в тишине ночи нечеловеческий голос.
Пан Квитунковый подскочил, уронив кол, и в страхе огляделся. Выглядел он так, словно побывал на каторге — весь оборванный, чумазый, худой, с расцарапанными щеками и всклокоченными волосами.
— Кто, кто здесь? — оборачиваясь во все стороны и никого не видя, говорил он. Взгляд его походил на взгляд безумца.
— Оставь свою затею, Квитунковый. — сказал тот же голос, и пан уставился на большую белую сову, сидящую поодаль на камне — её изогнутый клюв приоткрывался, словно это она говорила с Ромуальдом.
— Чур меня! — вскрикнул молодой шляхтич, осеняя себя охранным жестом и бросаясь прочь с вершины.
Лён проследил, как соперник Долбера стремглав бежит с горы — спотыкаясь, падая и кувыркаясь. Перемена, произошедшая с щеголеватым паном казалась поразительной, но упорство его поражало ещё больше. Все остальные женихи не подумали ехать на поиски пропавшей царевны, а этот с упрямством сумасшедшего ввязался в историю настолько же дикую, насколько и опасную.
Лён превратился в человека и попытался обследовать большой камень на краю скалы — не упадёт ли тот с горы сам. В тылу, немного далее вершины, валялись расщепленные колья — этими орудиями Ромуальд двигал к краю тяжеленный каменный снаряд. Представить страшно, каких сил и упорства это ему стоило — в одиночку сдвинуть по неровной наклонной поверхности глыбу в четыре центнера весом!
Лён обнаружил множество камней, которыми Квитунковый подпирал камень, постепенно передвигая его к краю скалы. Это был титанический труд, и, если бы Лён вовремя не вмешался, у людей внизу не было бы шанса выжить.
— Я так устал. — вздохнул он. — Вторые сутки без сна. Летаю и летаю, даже поесть некогда.
И тут же представил, каково пришлось Ромуальду, если всё, что у него осталось — это тот сломанный нож, который валяется внизу — им пан срезал и обтёсывал берёзки.
— Я думаю, что Квитунковый теперь бежит без оглядки. — ответила Гранитэль. — Поешь и поспи. Я буду сторожить, ведь я-то не сплю.
Лён так и сделал — угостился от щедрот скатерти-самобранки и завалился спать подальше от камня — прямо на земле.
— Что такое? — спросил он, зябко потирая затёкшие во сне руки — ночка была не слишком тёплой.
— Собираются и уходят. — ответила принцесса. Снизу действительно доносились человеческие голоса и ржание коней.
Стоило ли оставлять Долбера в руках царя? Не лучше ли найти удобный момент и вызволить товарища из ловушки? Ведь в принципе всё ясно — царь собирается отдать сына Каменной Деве, но перстня-то у него нет! Как же он намеревается осуществить обмен?
Так, перстень, перстень. А ведь перстень-то у Кирбита, а это значит, что хитрый степной ворюга должен быть тоже здесь — Лембистор умеет мастерски просчитывать ходы. Все комбинации его сложные и непредсказуемые. Тут Лён вспомнил про ворону, которой ночью летать не полагается — вороны не видят в темноте.
Он сидел и смеялся: подлец Кирбит! Ведь это же его работа! Он воплем предупреждал Ромуальда! А тот не разобрался и продолжал толкать камень.
Чему он удивляется? Ведь сартан Кирбит — всего лишь образ, в который облачился старый враг — Лембистор. Он избегал демонстрировать перед Лёном свои магические возможности, так что Лён и по сию пору не знает, в какой мере личины демона владеют волшебством. За малым исключением хитрый демон избегает демонстрировать перед своим врагом магические силы — точно так же, как и Лён. Они словно играют шахматную партию, в которой пешками являются Долбер и Ромуальд. Кому-то из них не сносить головы.
